позволение

Намджун приезжает сюда каждый год в конце октября, потому что в этих округах сезон охоты начинается именно в эту пору. Альфа выбирает один и тот же постоялый двор и снимает одну и ту же комнату. Охотится до первого снега и снова уезжает на год. Комната его не бывает занята – хозяин двора всегда держит ее для охотника к началу сезона. Ждет. Комнаты излюбленного альфой постоялого двора располагались на втором этаже, а внизу был кабак. Людей здесь всегда хватало: двор был одним из самых популярных в округе, в большей степени благодаря хозяину. Он же был причиной, по которой Намджун никогда не менял место пребывания. Осень в этом году выдалась особенно мокрой: дождь лил днями напролет, не позволяя желтому диску выглянуть даже на пару минут. Но альфу это мало волновало: чутье опытного охотника редко подводило, и выследить добычу по следам и сломанным веткам обычно не составляло труда. Намджун, стряхивая воду с капюшона плаща, открывает дверь, и в нос тут же бьет аромат жареной курицы и дорогого спиртного. Джин никогда не скупился на свое детище, наверное, поэтому здесь выпивали не только гости округа, но и старожилы. На шумного альфу тут же озираются несколько пар пьяных и не очень глаз, но Намджун игнорирует. Ищет знакомые и находит. Джин из-за деревянной стойки смотрит распахнутыми глазами пару секунд, словно и не верит, а потом улыбается. Нагловато усмехается и кивает. О чувствах, переполняющих омегу, говорит лишь здоровый блеск, который альфа в силу обстоятельств не замечает. Намджун – великолепный охотник, и это удивляет и раздражает остальных. Не потому что альфа сильнее и опытнее, а потому что он сильнее и опытнее лишь с одним зрячим глазом. На левом Намджун носит черную повязку. Совсем как у пирата – его так и прозвали в этих округах. Его здесь не любили: шептались, смеялись за спиной, а кто-то ведьмаком кликал – потому что не может одноглазый быть так хорош в охоте. Тем более что Намджун без глаза не с рождения – он потерял его несколько лет назад. Никто не знает, как; самые сообразительные поговаривают, что альфа отдал свой глаз какому-то колдуну взамен способности к охоте. А спросить никто не осмеливается: альфу боятся. Ростом под два метра, с черной повязкой на одном глазу, вечно хмурый и смотрящий на всех с презрением, Намджун доверия у местных не вызывал. Ни у кого не вызывал. Кроме Джина. Впервые они встретились шесть лет назад. Охотник в эти места приехал тогда впервые и уже с закрытым глазом. Джину едва минуло двадцать, тогда как Намджун был двадцатишестилетним альфой. Высокий, неземной красоты омега приветливо улыбнулся, когда охотник сел за бар. Джин тогда еще не был полноправным хозяином двора, но его папа спокойно оставлял семейный бизнес на единственного сына. - Вы ведь не местный? – поинтересовался омега, подвигая альфе стакан. Намджун только головой покачал и залпом выпил виски. - Надолго к нам? - Как пойдет, - альфа отвечал тихо и с неохотой. - Не любите поговорить? – улыбнулся Джин как-то странно. Альфа поднял на него темные глаза, вынуждая румянец проступить на молочных щеках. - И болтливых не люблю. - Как жаль, потому что я очень болтлив. В следующий раз вам стоит сесть в дальнем углу. Вон в том, - и омега указал рукой за спину альфы. Намджун лениво обернулся и округлил глаз: мальчишка указал ему на стол около большого мусорного ящика. Вокруг было пусто: гости явно избегали этого угла. Альфа развернулся обратно, но омега только подмигнул, нагловато улыбнулся и отошел к другим, более разговорчивым гостям. Намджун продолжал приходить в бар, садился за стойку и прожигал взглядом Джина. Омега поначалу смущался, а потом перестал. Снова начал разговаривать с угрюмым альфой. - Хоть на один вопрос мне ответьте! – не выдержал омега одним вечером, когда охотник в очередной раз проигнорировал его. Намджун вздохнул. - Какой? Омега тут же повеселел. - Как вас зовут? - Намджун. - Я Сокджин, но вы можете звать меня просто Джин. - Привилегия? - Нет, просто мне так больше нравится. И, кажется, тогда Намджун впервые после случившегося улыбнулся. И пусть это было больше похоже на усмешку, это случилось. Омега не переставал разговаривать, задавать вопросы, но теперь охотник давал ответы. Пусть с ленцой, тихим голосом и не на все, но он отвечал. Так Джин выяснил, что альфа в их округе на охоте до первого снега. - Ты потом уедешь? – тихо спросил омега, забывая о манерах. Намджун готов был поклясться, что в раскрытых глазах увидел нотку грусти. - Да. Потому что альфе не нужны были привязанности. Не нужны были чувства и ответственность. Но Джин быстро собрался и улыбнулся. - Будете скучать, - констатировал омега и отошел к другому концу стойки. Первый снег заставил себя долго ждать: припорошило только к концу декабря. Намджун собрал вещи, тотчас вернувшись с охоты, и сообщил папе Джина, что выезжает следующим утром. И альфа уехал, ни разу не обернувшись. Сделай он это – и увидел бы пару тоскующих глаз. Намджун вернулся в округ лишь через два года. Встречал его только Джин. Папа его умер годом раньше, и постоялый двор стал полностью заботой младшего омеги. Первое, что охотник услышал в тот год, это разговор двух альф. Они сидели сбоку и в открытую хвалили формы Джина, строили предположения о том, как хорош тот в постели. Омега за стойкой лишь улыбался раскованно. - Тебе этого не узнать, старина Ли. - Какой же я старина?! - возмущался охмелевший альфа, взмахивая руками. - Тебе уже тридцать пять! – весело парировал Джин. - Ну, вот и будет тебе опытный любовник и муж. Омега только расхохотался. - Ишь, каков. Муж. Ты сначала предложение сделай. - Так разве ж ты согласишься? Джин только головой помахал и тут же заметил Намджуна. Кивнул ему и, получив кивок в ответ, улыбнулся. Альфы на охотника старались не смотреть. Побаивались. Омега пришел к нему через несколько дней, укутавшись лишь в пуховое одеяло. На втором этаже ночью было спокойно, потому Джин не боялся выйти в таком виде в коридор. И хотя у омеги были ключи, он постучался, терпеливо выжидая, когда альфа откроет дверь. Намджун удивился, но впустил. И не было у альфы до того дня любовника чувственней и желанней, потому что Джин отдавался весь: принимал полностью, сводя с ума жаркой узостью, отзывался сладкими стонами и целовал так, будто без этого задохнется. Охотник навсегда запомнил этот запах. Свежий, сладкий, но с кислинкой. Омега пах ежевикой.

***

Намджун проходит к стойке, забирая протянутый ключ, и дольше обычного задерживает взгляд на Джине. Тот замечает, смотрит в ответ с легкой улыбкой на губах. Повзрослел. И хотя внешне омега почти не изменился – разве что похорошел – взгляд изменился. Глаза стали глубже, блеск – осмысленнее. Улыбка – увереннее и сдержаннее. Джин определенно знал себе цену. Намджун кивает слабо и поднимается под расслабленным взглядом омеги. Вернулся. Дождь не стихает и к ночи: легкой трелью стучит по металлическому подоконнику, убаюкивая. Но Намджун не поддается, несмотря на усталость после долгой дороги. Веки под силой тяжести так и норовят сомкнуться, когда в дверь тихо стучат. Альфа хмурится: Джин после первого раза больше не стучал. Поднимается, одергивая рубашку, и подходит к двери. Кладет руку на ручку и думает несколько секунд. Что-то изменилось? Между ними двумя. Что-то появилось? Нет, не могло. Намджун одергивает себя сразу же. Не могло что-то появится из ничего. Ведь между ними не было ничего. Лишь ночи, когда они утопали в жаре друг друга, глотая удовольствие за удовольствием, впитывая ароматы и принимая друг друга под кожу. Лишь ночи, когда, измученные друг другом, они разговаривали и отвечали на вопросы. И больше ничего. Альфа слышит шорох за дверью и только сейчас опускает ручку. Омега, укутанный в одеяло, стоит к нему спиной. Собрался уходить, но на звук открывающейся двери тут же обернулся. Намджун молча отходит и пускает Джина внутрь. Тот улыбается и проходит к постели. Она вся пропахла им. - Дай мне свою рубашку, - просит омега, приспуская одеяло с плеча. Альфа хмурится. - Мне хочется быть в ней сегодня. Намджун от двери не отходит и наблюдает. Одеяло скатывается до пояса, обнажая молочную кожу. Альфа сжимает челюсти, потому что запах становится сильнее. Словно одеяло было клеткой, и только сейчас она открылась. Джин выбирается из одеяла и совершенно голый и босой подходит к Намджуну, совсем немного покачивая бедрами. Омеге не нужно было красоваться – он знал, что хорош в любом виде. Особенно в нагом. - Хочешь это тело? – просто спрашивает Джин. Намджун брови приподнимает. Омега ведь не мясо. Не просто тело. Это огонь, заключенный в плотскую оболочку. Ураган, уживающийся в одних глазах, и гром, способный оглушить ласковым словом или сладким стоном. Джин видит, что альфа не собирается отвечать, поэтому просто действует. Расстегивает пуговицы, снимает, невесомо оглаживая плечи и (совершенно точно, он уверен) оставляя мурашки на крепком теле. Альфа поддается, руки из рукавов вытаскивает и наблюдает. Джин накидывает вещь на себя. Рубашка ему велика: рукава спадают ниже кистей, а длина прикрывает округлости. Омега не застегивает. Сгибает руку в локте и, немного задрав рукав, медленно ведет носом кверху, в локтевую ямку и к воротнику. Вдыхает и блаженно улыбается. Легкие медленно заполняются елью. Скучал. Выдыхает и открывает глаза. Альфа готов поклясться, что видел пламя в омежьих глазах. Джин, обнажив пальцы из рукавов, касается лица Намджуна, даже не подозревая, что оставляет под кожей незаживающие ожоги. Наклоняется и всасывает нижнюю губу, спуская одну руку на сгиб шеи. Чувствует, как мышцы под пальцами расслабляются. Омега немного мучает мягкость, а потом выпускает язык. Улыбается, улавливая краем уха приглушенный рык, и действует смелее. Намджун расслабляется окончательно, плавится под касаниями этого омеги, тянет руки к желаемому. Он желает Джина, но только всего целиком и только ночью. Преграда в виде рубашки раздражает, но омега не позволяет ее снять. Альфа, психанув, подхватывает Джина под бедра и несет к кровати, едва успевая отвечать на жаркие поцелуи. Как только омега оказывается на лопатках, тут же отползает, утягивая за собой охотника. Намджун поддается и скоро оказывается уложен на спину. Джин перекидывает ногу и усаживается на бедра, разрывая поцелуй и слизывая языком ниточку слюны. Закусывает губу и тяжело дышит. Намджун думает, что омега сверху выглядит совершенно. Раззадоренный, возбужденный. Альфа никогда не говорил ему об этом. Но Джину и не нужно было: ни один альфа не смотрел на него так, как смотрел охотник. Намджун знал, что омега спит не только с ним: Джин – взрослый и со своими потребностями. И мысль о том, что кто-то видел омегу таким – с вздымающейся грудью, распухшими губами и в… своей рубашке, мерзко сверлила в области груди. Младший руками тянется к лицу альфы, к повязке, но Намджун перехватывает запястья. - Позволь, - просит омега, но альфа только смотрит. «Нет». И тут же видит разочарование в глазах. Намджун никогда не позволял. Более того – он сам никогда не снимал повязку. Пусть лучше так. Пусть все видят сурового охотника, чем… одинокого урода. Альфа за руки тянет и целует, уводя мысли омеги в другую сторону. Тот, кажется, поддается: расслабляет руки, обнимая за шею, а затем чуть отодвигается. - Сядь, - командует, и Намджун упирает спину в стену. Джин усаживается сверху и продолжает целовать. - Намджун, - отрывается он вдруг и начинает покрывать лицо альфы легкими поцелуями. Раскат грома пугает омегу, заставляя дернуться, но Намджун тут же кладет ему руки на бедра. Поглаживает, успокаивает, пока Джин смотрит в сторону окна. - Боишься грозы? – спрашивает альфа, и тень улыбки проскакивает на его губах. - Не так, как ты снять повязку. Намджун сжимает мягкие бедра, но омега лишь улыбается и снова тянется к лицу. Целует лоб, скулу, невесомо касается виска, задерживаясь здесь, спускается к мочке уха и оттягивает, слегка кусая. Альфа под ласками голову склоняет. - Ты очень красивый, - шепчет Джин, заставляя старшего отстранится. Намджун смотрит в глаза растерянно, ищет усмешку, огонь, злость – что угодно, только не недоумение. Омега не понимает, что сделал не так. Или, может сказал? - Что? Намджуну никогда не говорили, что он красивый. Даже когда у него были целы оба глаза. Ни родители, ни друзья, ни омеги. Те, с кем он спал, не позволяли себе разговоры – лишь действия и стоны. Комплименты – вот уж никогда. Но другие омеги и не смотрели на него так. Джин взглядом затягивал в пропасть, заставлял гореть, желать. - Ты ведь… знаешь это? – неуверенно спрашивает омега и не понимает, потому что впервые видит напротив растерянность. Неужели не знает? Джин берет в ладони лицо альфы и, глядя в глаз, уверенно повторяет: - Ты очень красивый, Намджун, - и, не давая возразить, целует. Сначала в губы, затем над губой, нос, лоб, веко здорового глаза, снова скулу. И переходит на другую половину лица. Как только губы подбираются к повязке, Джин останавливается и глядит. Намджун перед ним впервые такой уязвимый. Альфа взглядом умоляет, цепляясь за тонкие запястья, словно за единственное спасение. Но омега упрям, всегда был упрям. Он тянет руки к затылку и развязывает повязку. Медленно отнимает ткань от глаза. Намджун по-прежнему красив. Даже с закрытым глазом. Зашитым хоть на тысячу швов – красивый. Потому что Джин видит через призму души. Он видит альфу изнутри. Словно всегда видел, только сейчас приоткрыл дверь в страхи. Намджун – такой большой и взрослый, но с такими детскими и глупыми страхами. Быть отвергнутым, быть не таким как все. Быть особенным. Такой глупый, глупый альфа! Джин с особенным трепетом целует зашитый глаз, заставляя давно уже не чувствующую кожу полыхать под теплыми и мягкими губами. И потом возвращает повязку, завязывая на затылке. Вздрагивает. Жар тела начинал остывать. - Я разве пришел бы к тебе, не будь ты… таким? Намджун хмурится. - Ты вообще видел, с какими альфами я спал? Альфа не уверен, что хочет знать. Он не хочет. - Они все были красавчиками. Но ты, - Джин закусывает нижнюю губу, - будь у меня выбор между всеми ними и тобой, я выбрал бы тебя. - Возможно, они были не так хороши. Омега улыбается. - Дай-ка мне вспомнить, насколько хорош ты, - и Джин снова прижимается, снова целует, но теперь в разы горячее, в разы жаднее. Намджун руки с бедер переносит на ягодицы и сжимает. Омега ерзает и руками тянется к чужой ширинке. Массирует, пока альфа метит шею, сбито дышит и стонет, когда руки Намджуна добираются до промежности. Охотник собирает смазку и обильно смазывает вход. Джин в его руках дрожит от нетерпения. Он ждал целый год. Когда ногтевая фаланга погружается в узость, омега кусает плечо старшего. Ему плевать, как больно будет. Джин скорее хочет заполнить себя альфой, почувствовать пульсацию собственным нутром. Намджун фалангой прокручивает и проталкивает палец глубже под тяжелым вздохом омеги. Отвлекает поцелуями-укусами на шее. Завтра весь кабак увидит, что хозяин двора теперь занят. Пусть и на недолгий срок, но никто не посмеет приблизиться, пока на Джине запах другого альфы. Когда один палец свободно проходит, альфа вытаскивает его и, смазав еще один, вводит оба. Омега за плечи цепляется, царапает, а охотник и рад: похоже, у Джина давно никого не было. Свободная рука Намджуна опускается на омежий член, сочащийся предэякулятом. Альфа гладит его по кругу, а затем резко двигает рукой, оттягивая крайнюю плоть. Джин ноготками впивается в плечи, едва не до крови раздражая смуглую кожу. Рука на члене отвлекает от пальцев внутри, и теперь дыхание омеги тяжелеет не от дискомфорта, а от удовольствия. Невозможный. Джин невозможно чувствительный, податливый, а еще… - Хватит, - нетерпеливый. Намджун вынужденно вытаскивает пальцы. Омега стягивает с альфы штаны (не без помощи старшего) и уверенно берет в руки член. Проводит по длине несколько раз и, удостоверившись в полном возбуждении, привстает. - Ты еще не… - Намджун прерывается на гортанный стон, потому что его член погружают в узкое, горячее и влажное нутро. Мышцы так правильно охватывают орган, что альфа готов кончить лишь от этого. Джин брови сводит от неприятных ощущений. Намджун всегда был для него слишком. Слишком красивый, слишком хороший. В постели – слишком большой. Джин продолжает садится и выдыхает, только когда оказывается полностью заполнен. Лбом упирается в плечо альфы и дышит. Привыкает. Охотник поглаживает одной рукой его бедро. Успокаивает. Омега привстает и снова садится. Член скользит, подстраивая мышцы ануса под себя, и Джин продолжает медленно двигаться. Когда скольжение оказывается достаточным, омега облегченно выдыхает и улыбается. Намджун сигнал понимает и толкается. - Нет, я… я сам. И омега плавно двигает тазом. Толчки сначала медленные – Джину все еще недостаточно заполненности. Недостаточно Намджуна. А потом толчки становятся резче, чаще, быстрее. В забытье омега тянет руки к своему члену, но охотник не дает. Сам охватывает подрагивающий член и медленно мучает младшего. Джин стоны больше не сдерживает - ублажает слух охотника. И когда оргазм почти накрывает, рука зажимает член в кольце у основания. Омега туманным взглядом смотрит на альфу и стонет в нетерпении. - Прошу, - хнычет, ерзая на альфьем члене, царапаясь. – Позволь мне… И Джин недоговаривает, потому что альфа резко толкается, одновременно отпуская член. Сперма ударяет в торс охотника, а Джин теряется в ощущениях. Каждая клеточка отзывается на космическое удовольствие, подбрасывая тело в оргазменных судорогах. Младший чувствует, как хвоя заполняет его всего. Намджун заполняет его всего. Уже в который раз. Альфа продолжает толкаться в почти обмякшее в руках тело и изливается внутрь. Омега не позволяет отстраниться, прижимается и прижимает к себе крепкое тело. Намджун замирает, потому что… его только что повязали. Но ведь это всего лишь узел. Сцепка – лишь физическая связь. Охотник уверен в этом. Джин по-прежнему ночи проводит с альфой, но больше не стучится и к повязке не прикасается. Намджуну кажется, что что-то изменилось, но все осталось по-прежнему: омега отдает всего себя и берет не меньше. И цена всегда одна: вымученный, разморенный партнер. Ни больше, ни меньше: ни один из них не эгоист. Разве что Джин, но совсем чуть-чуть. Ровно настолько, насколько позволяет альфа. Они засыпают вместе, но просыпается Намджун всегда один. Омеге ведь нужно работать. Обслуживать остальных постояльцев и просто гостей кабака. Альфа каждую ночь молится. Просит, чтобы первый снег не выпадал как можно дольше. А лучше – чтобы зима больше никогда не наступала. Тогда ведь придется уезжать и проводить ночи в одиночестве и холоде. Намджун не выносит холод. Но первый снег приходит вместе с первыми заморозками. В этот день альфа старается смотреть в глаза Джину как можно меньше. Но тот и не стремится. Как будто сам избегает. Обслуживает гостей с растерянной улыбкой, словно все в порядке. Но все не в порядке. Он не готов снова отпустить. Еще год в разлуке с Намджуном – и Джин повесится. Омега привязался, слишком привязался, хотя альфа не позволял. Даже как-то предупреждал не привязываться: Намджун ведь никогда не сможет быть рядом. Он ведь охотник. А охотники живут там, где есть дичь. В их округе дичь бывает лишь поздней осенью. Они проводят последнюю ночь раздельно, потому что Джин не приходит, а Намджун и не зовет. Каждый ведь уверен, что привязался только омега. А альфа… слишком привык. Для охотника это непозволительная роскошь, поэтому Намджун уезжает ранним утром, так и не узнав, причиной скольких слез он стал. В следующем году Намджуну страшно возвращаться. Кажется, огонь, разожженный омегой, все еще не успокоился, и альфа не едет. Терпит, пока сердце выворачивается наизнанку от нестерпимой боли. А чего болит? Привязанность ведь односторонняя и точно не со стороны Намджуна. Он решается поехать еще через год. За два года пожар внутри поутих, оживая лишь иногда и подпаляя без того израненное сердце. Постоялый двор за это время почти не изменился, только вот при входе внутрь нет больше аромата выпивки и кучи пьяных людей. Нет столов, бара. Лишь камин и несколько темных соф. - Добрый день. Чем… - Намджун оборачивается и замирает вместе со знакомым голосом. Приветливая улыбка застывает на красивом лице, а конъюктива стремительно наполняется жидкостью. Джин готов был глаза вырвать, лишь бы избавиться от настойчивого образа, что появлялся в голове каждый день все два года. Но теперь, когда перед ним стоял такой реальный Намджун, омега боялся моргнуть, потому что альфа все ещё мог исчезнуть. - Ты… Но Джину не дает договорить странный звук за спиной. Омега оборачивается и берет на руки ребенка. Около года на вид, хорошенького до невозможности. С темными шоколадными глазками и беззубой пока что улыбкой. Намджун смотрит завороженно, пытается посчитать, но мозг отклоняет любые попытки заставить его работать. - Па! – изрекает ребенок, и альфа округляет глаза. Астероидом проносится догадка, и охотник немного склоняется. Вдыхает, тут же ощущая въевшийся под кожу и под корку ежевику и следом тонкий, едва уловимый шлейф облепихи. Облепиха… Это значит… - Это мой ребенок? Джин всхлипывает, позволяя нескольким каплям скатиться по щеке. - Что ты хочешь услышать? Что это твой ребенок, а я ждал тебя все это время, потому что полюбил настолько, что захотел частичку тебя после того, как ты уйдешь навсегда? Омега тараторит, и к концу голос его срывается на хрип, а слезы бесконтрольно капают на одежду. А Намджун задумывается. Хочет ли? И ответ приходит быстрее, чем когда-либо. Хочет. Альфа хочет, чтобы пухлощекий ребенок оказался его сыном. Хочет смотреть, как он растет и становится все больше похожим на Джина. А еще он хочет быть с Джином, потому что как бы он не пытался обмануть себя, сердце все еще кровоточило. - Позволь мне остаться? – тихо просит альфа. - В качестве кого? Мужа? Гостя? – и Джин не дает старшему и рта открыть, продолжая: - Я столько лет пытался узнать тебя, но ты не рассказал даже, откуда у тебя этот идиотский шрам! И ты хочешь, чтобы я позволил тебе остаться? На губах Намджуна проскальзывает едва заметная улыбка. - С первой самостоятельной охоты, - просто говорит альфа, словно не он восемь лет молчал о самом своем большом позоре. Так убежден охотник. Джин глупо хлопает глазами и смотрит. Шмыгает носом. Намджун делает шаг ближе и вытягивает руки к ребенку. Прежде, чем коснуться, смотрит на омегу. - Можно? Джин молча передает сына старшему. Намджун бережно берет ребенка и прижимает к себе. - Чонгук, - произносит омега. – Его имя. Альфа кивает и переводит глаз на ребенка. Чонгук рассматривает несколько секунд, а потом с широкой улыбкой и звонким хлопком кладет маленькие ладошки на щеки Намджуна. Охотник выдыхает, потому что в груди что-то дергается. Как будто кусочки разорванного сердца медленно примагничиваются. - Позволь мне ? – снова просит Намджун. И разве может Джин не позволить?