Схватка

Их схватка была похожа на танго. Только Кайя каждую секунду боролся с тем, что происходит, то возвращая контроль над своим телом. Он, кажется, не произнес ни слова, отвечая только чужим мыслям, прокравшимся в его голову. Ему говорили убивать, побеждать. За себя, за родину, за своего отца. А он не мог замахнуться на брата, да и вовсе не хотел сражаться. Поэтому он то наступал, заставляя Дилюка обороняться, то опускал руки, защищаясь от атак и наблюдая полнейшее непонимание в глазах… Соперника? Стоило ему расслабиться и начать думать о чем-то кроме контроля, как он тут же сбил оппонента с ног, занеся над ним меч. Да, в двуручном бою Рагнвиндр был лучше, но Альберих имел превосходство в маневренности. Но как только голубоглазый осознал свое положение, улыбка сползла с его лица (откуда она вообще взялась) и превратилась в ужас. В момент мужчина увидел только один выход, единственный способ сохранить жизнь брата. Но был он не менее ужасный, чем отнять ее. Он не успевал взвешивать решение, все его силы уходили на борьбу. Решительно занесенный клинок вдруг дрогнул, и белое лицо поверженного стало вместо смелости и отчаяния вражать другие противоречия — интерес и ужас. Кайя нахмурился, и, сжав челюсти, перенаправил ледяное острие меча в другую сторону. Из его глаза потекла слеза. Это было последним, что он мог сделать. — Прости меня, братишка. — лезвие со скоростью света оказалось под ребрами Альбериха, и из раны хлынула кровь. Мужчина упал, держась за живот рукой, как будто пытаясь удержать кровь,сначала на колени, а затем и на спину, не прекращая моляще смотреть в полные отчаяния и страха гранатовые глаза. Дилюк, казалось, даже и не понял, что произошло. Не хотел понимать. В последних судорогах изо рта и живота струилась кровь, отливавшая гематитовым черным, а в голове проносилась вся жизнь. Интересно, что дальше? Кайя не знал. Умирать совсем не хотелось. Но убивать хотелось гораздо меньше. — Ты же знаешь, это не я, Люк. Я бы никогда… — глаза широко раскрылись, но после хриплого вздоха опустели, продолжая бессмысленно смотреть вверх. Последние силы покинули тело, но вместе с ними вышла и порча. Рука соскользнула с живота, позволяя последним струйкам крови истечь на зеленую траву, отравляя ее.  — Кайя… Нет… — Рагнвиндр опустился на колени и завороженно провел по статичному животу пальцами, не ощущая обычно сильного в таких ситуациях стука сердца. Голова отказывалась верить в то, что это правда. Ну же, Кайя, поднимайся, я тебе помогу! Это ведь не может так закончиться, правда? Нет. Может. И другой частью себя он это прекрасно понимал. Только вдруг его грудь сейчас подымется, а взгляд станет осмысленным? Они смогут помириться, они смогут поговорить, помочь друг другу! Нет, бездыханное тело не может быть настоящим. — нет, демон возьми, нет, нет, нет! — Рыжеволосый тряс за плечи брата, но только голова его болталась, как у тряпичной куклы. Реальность слишком жестока, но она существует. Кайя Альберих мертв. Он не вернется, не вздохнет, не подымется. И мертв он только потому, что посчитал жизнь своего брата важнее своей. Правда, теперь Дилюк совсем один, и даже утешить его некому. Сначала отец, затем брат… Почему именно он? Почему именно его жизнь обернулась именно так? —  – Эй, небеса!!! Архонты, адепты, да кто-нибудь! Скажите, почему все так?! За что это все?! — мужчина буквально вопил, чтобы хоть немного высвободить гуталиновый сгусток боли, пожирающий все органы и мышцы, пробирающий до кончиков ногтей нестерпимым ожогом. — Неужели я настолько грешен?! Неужели я это заслужил, а?! — монолог прерывался громкими всхлипами, не дающими продохнуть. Каким же ничтожным чувствовал себя Дилюк. И насколько же его боль была сильнее его самого. Над телом стоял маленький мальчик; настолько беспомощный, насколько может быть. Он действительно не представлял как жить дальше, когда само существование становится невыносимо ранящим и пожирает тебя каждое мгновение.  — За что?! — он прокричал, срывая связки, раздирая всего себя на мелкие кусочки и упал на колени, снова прижав к себе совершенно безжизненное, но еще теплое тело брата. На смену воплям пришли рыдания. Мужчина расцеловывал все смуглое лицо и выл, понимая, что Кайя этого не уже не чувствует и не почувствует уже никогда. И никогда не зайдет в таверну, и никогда не раскроет дело, и никогда не защитит Монд. Больше никогда… Он прижимал руку, лишенную какого-либо тонуса к своей щеке, проводил рукой по волосам. Из него лилось столько слез, сколько не было за всю жизнь. Ужасней себя он не чувствовал никогда. Когда погиб Крепус, то рядом всегда был Кайя. А прямо сейчас он потерял единственного, хоть сколь-нибудь близкого человека. Он понимал, что забрав свою жизнь, Альберих сохранил жизнь Дилюку, но… Теперь его не смогут радовать даже птицы. В такой момент вся сдержанность и мужественность Дилюка покинула его вместе с жизнью брата. — Кайя… Братец, родной. Лучше бы ты меня убил. Как же ты… Ах… — мужчина прижался к груди и тихо захныкал. Он правда не понимал, почему все так, почему его жизнь постепенно превращается в муки. Только этого не знали даже Архонты.