Цветы любви

Зал в королевском дворце блистал золотом и бриллиантами, от чего аж болели глаза. Скотт Кёркланд слишком давно не был при дворе и отвык от увлечения королевской семьёй выпячивания своего богатства, но, признаться, ему было всё равно. Нисколько не цепляли ни вычурные украшения дворца, ни столь же вызывающе яркие и дорогие одеяния вельмож, приглашённых на бал. Сегодня можно. Сегодня совершенно особенный день для только-только оперившегося поколения аристократов этой страны, Бал дебютантов, где молодые люди должны показать себя во всей красе и увидеть блеск столичной аристократии. Для них этот вечер должен стать пышной сказкой, так почему нет? Скотт воспользовался своим военным званием и позволил себе не превратиться в манекен для многочисленных украшений и костюма стоимостью дороже нескольких деревень. Бордовое парадное облачение боевого мага, капитанская брошь, родовой перстень — вот и всё, минимум излишеств. Не собирается же он всерьёз искать себе супруга, как многие слетевшиеся на бал дворяне постарше, да и желавшие устроить себе комфортную жизнь поскорее дебютанты. Его пока вполне устраивала его работа да присмотр за младшим братом, чей бунтарский нрав родители просто не могли сдержать, а ему удавалось. И вот наконец ото входа в зал раздаются громкие объявления имён и статусов новоприбывших молодых аристократов. Кёркланд пропускал мимо ушей одни за другими, не имея особого интереса, но против его воли все чувства обострялись, стоило особо значимым фамилиям прозвучать. Дочь премьер-министра, сын генерала, с которым он лично виделся пару лет назад, когда был в гостях у него, сосед-барон... Разумеется, тогда Скотт обращал внимание и с толикой любопытства рассматривал входящих в зал юных господ. Франциск Бонфуа, ещё один дебютант, не должен был его заинтересовать, но слишком много различных слухов ходило об этой семье, и Кёркланд всё же глянул на молодого виконта и почти сразу потерял связь с миром, растворившись во взгляде голубых глаз, полном озорства и теплоты. Он был одет совсем не вычурно, но эта простота выгодно подчёркивала его естественную красоту и безупречный вкус, глаза Скотта могли отдохнуть от искрящегося излишней роскошью столичного стиля. Было на что посмотреть. Точёное породистое личико, бледно-розовые губки, чуть волнистые золотистые волосы, доходящие до плеч, длинная, изящная шея, да и фигура не хрупкая, что, казалось, ветром сдует, напротив, крепкая и устойчивая. Синий, расшитый золотыми нитями камзол, выгодно подчёркивающий цвет глаз, белая рубашка с жабо, коричневые обтягивающие брюки и высокие ботфорты чуть темнее оттенком — смотреть на него было и вправду приятно. Виконт не испытывал никакого трепета, свойственного многим вышедшим из провинции дебютантам, но в нём не было и хищной расчётливости, что была не редкостью среди столичного молодняка. Он не доходил ни до какой крайности, устроившись где-то посередине человеческого суждения и оценивания и чувствуя себя там комфортно. Он явно не хотел привлекать внимания, но Кёркланд уже подходил к нему. Юноша немного удивился, когда подошедший к нему мужчина учтиво поклонился: — Граф Скотт Кёркланд, к вашим услугам. Его взгляд не скользнул с головы до ног Скотта, оценивая его внешний вид и примеряясь к материальному состоянию, как часто делали при дворе. Голубые глаза с интересом вглядывались в искристые зелёные радужки его глаз. — Франциск Бонфуа, виконт. Рад знакомству. У них был один танец, за ним — второй. Юноша двигался плавно и текуче, словно ручеёк, будто был рождён, чтобы танцевать. У Кёркланда, не имевшего ничего такого, были опыт, владение телом и чувство ритма. Оба наслаждались, начиная разговор с ничего не значащих мелочей вроде обсуждения последних новостей королевства. Франциск говорил не тихо, заботясь о том, чтобы его слова дошли до собеседника, но и не громко, что было бы бестактным. Когда он спросил о вкусах Скотта в литературе, тот виновато улыбнулся: — Боюсь, о художественной не смогу сказать ничего. Я читаю в основном то, что мне необходимо в работе, книги о магии, тактике и стратегии, то, что касается военного дела. Юноша не скривился презрительно, посчитав Скотта солдафоном, далёким от творчества, а понятливо кивнул, не меняя весёлого и лёгкого настроя: — Тогда я могу поделиться тем, что нравится мне. — Был бы рад это узнать. То, что Бонфуа читал много, было и так понятно по его обширному словарному запасу и грамотно построенным фразам, но помимо этого он также мастерски умел вести повествование и увлекать своим страстным, вдохновлённым рассказом в те вещи, о которых говорил. Он не сыпал какими-то заумными фразами и терминами, чтобы казаться умнее на фоне собеседника, а говорил на языке простом и понятном для всех, делясь своими эмоциями и ощущениями от прочитанного. И такой разговор Скотт был в состоянии поддержать, выспрашивая особо впечатлившие его детали и нюансы. Юноша любил поэмы о любви и философские трактаты древности, разбирался в истории и психологии и приводил довольно простые, но глубокие аналогии. — Кажется, я влюбился в творчество Джойса благодаря вам, не прочитав и строчки. Франциск, прикрыв рот ладонью и опустив глаза, тихо и рассыпчато рассмеялся. Кёркланд же подумал, что влюбился не только в произведения вышеупомянутого писателя.

***

Скотт уже полгода ухаживал за юным виконтом. В двадцать шесть было самое время задуматься о браке, и родители облегчённо выдохнули, узнав, что у их старшего сына имеются планы. Магия позволяла многое, и брак ни между мужчинами, ни между женщинами проблемой не становился, и дворянство давно смирилось с этим. Франциск, на которого, собственно, планы и строились, против явно не был. Они со Скоттом вели переписку и ходили на свидания, и Бонфуа наслаждался этим не меньше, чем Кёркланд. Ему была по душе прямолинейность, эмоциональность и простота мужчины, он расслаблялся в его объятиях и позволял себя целовать, лукаво щурясь и изредка проявляя инициативу сам. На своё семнадцатилетие, вернувшись из храма Верховной Богини, Артур вдруг закатил истерику. Скотт, тоскливо вздохнув, ибо сам был не особо лучше в этом возрасте, выждал полчаса и постучался в комнату младшего брата. Мальчишка, весь красный и опухший от слёз, открыл дверь и, всхлипнув, обнял старшего. — Это кошмар... Скотт, всё плохо, — шмыгая носом, заговорил Артур. Скотт заботливо погладил его по взъерошенным светлым волосам. — Ну-ну, не может так быть. Что тебе сказали? — Я целитель... Я оббегал четыре храма, но... Целитель, Скотт! А мы потомственные боевики! Я просто позор семьи! — воскликнул подросток и снова заплакал, прижимаясь к брату. — Нет, неправда. Это хорошая сила. — Нет-нет-нет! Это ужасная, слабая магия, я ни на что не годен! Понять мальчика можно было, всё же у них в семье и правда царил некий культ. Кёркланды были широко известны тем, что среди них рождались исключительно боевые маги, и каждого из них растили с пониманием, что он должен стать военным. До семнадцати лет магию было невозможно распознать, и лишь в семнадцатый день рождения, посетив храм Верховной Богини, можно было узнать от жреца, какая магия тебе дарована. Можно было, конечно, и непосредственно в Академии при зачислении, но кто же будет ждать? — Артур, — мягко заговорил Скотт, — ты в корне неправ. Если бы не целители, мы, боевые маги, умирали бы на поле боя, как мухи, — Артур успокоился и поднял взгляд на брата, внимательно его слушая. — Только вы можете защитить и излечить нас. Целители ведут свою борьбу, борьбу за спасение чужих жизней, и, поверь мне, это бывают более ожесточённые битвы, нежели те, что ведём мы. Это тоже война, но не насмерть, а за главное, что есть у каждого человека, за его жизнь и здоровье. И я уверен, что ты будешь лучшим целителем в нашей стране. — Правда?.. Ты так думаешь? — тихо спросил подросток. Скотт кивнул: — Поверь мне. С твоими храбростью и упорством... Такие, как ты, очень нужны среди целителей. Там хватает сострадательных и сердобольных, но целителю нужны решимость, смелость и настойчивость, чтобы действовать в критических условиях. У тебя этого в избытке. Ты прославишься. Мальчишка ещё раз шмыгнул носом и вытер слёзы рукавом. Покрасневшее личико теперь было полно задумчивости. — Но что скажут родители? — Даже если тебя вдруг начало интересовать их мнение, глава рода уже я и только моё мнение играет роль. Артур кивнул и улыбнулся.

***

— Я бы хотел познакомиться наконец с твоим младшим братом. Скотт рассмеялся: — Не лучшая идея. Во-первых, он сейчас учится. Артур с трудом смирился, что будет не громящим всё и вся боевиком, а мирным целителем, так что учёба, должно быть, его очень нервирует. Во-вторых, он на тебя злится. Помимо того, что он сам по себе очень эмоциональный и грубый. Общение с ним тебе, мягко говоря, не понравится. — Подумаешь, я всего лишь похитил твоё сердце. Не такое уж тяжкое преступление, — кокетливо тряхнул волосами Франциск. — Не-е-е-ет, мы с тобой собираемся помолвиться. Это уже совершенно другой уровень опасности, ты войдёшь в семью. — Ах, точно. — Но, увы, если помолвка произойдёт раньше вашего с ним знакомства, он изведёт нас обоих. — Тогда решено: он заканчивает этот семестр, и я еду знакомиться с ним и твоими родителями. Родители самого Франциска, увы, были мертвы уже давно, и воспитывал мальчика двоюродный дядя, а, достигнув совершеннолетия, Бонфуа стал полноправным главой рода и владельцем имущества семьи. Спрашивать его руки было не у кого. — Но тебе лучше приготовить успокоительное заранее. — О, не волнуйся, я выдержу этого мелкого хулигана. Разумеется, Артур закатил знатный скандал.

***

Скотт и Франциск заключили помолвку, Артур побывал на своём Балу дебютантов и успел отучиться лишь первый год, когда соседнее королевство пошло войной. Бонфуа провожал его тревожным взглядом и тихими просьбами вернуться. Вернуться к нему. — И вот это возьми, — юноша надел Скотту на шею серебряную цепочку с зелёным камнем. — На удачу. Не снимай, что бы ни случилось. — Спасибо, — Кёркланд поцеловал своего жениха в лоб и обнял. — Всё будет хорошо. Я обязательно вернусь, и мы сыграем свадьбу. — Да... Артур тоже поедет? — Конечно. Хотя первый и второй курс туда не гонят, так как смысла особо нет, но Артур очень силён и знает кое-что сверх программы. Я не решился попросить его остаться, не хочу ссориться в такое время. — А он определённо не промолчит, — слабо улыбнулся Франциск. — Надеюсь, он примет подарок от меня. Или лучше передать через тебя? — Думаю, ему будет важно знать, что ты тоже переживаешь за него, — уверенно ответил Скотт. Бонфуа кивнул и прижался к нему. Артур был удивлён, но браслет от Франциска всё же принял. И долго его рассматривал в пути.

***

Скотт был прав в своих прогнозах: его младший брат был прекрасным целителем. Его талант был просто невероятным — он мог исцелять на расстоянии до полутора метра и даже вешал пусть слабенькие, но щиты, что для мага его направления было невероятной удачей. Он исцелял и магов, и простых солдат, зачастую бросаясь в самую гущу сражения, чтобы успеть хоть немного залечить раны истекающим кровью или наложить стазис на тех, кто был задет проклятьем, а затем вытащить их с поля боя и донести до лазарета. Он не терялся, не плакал, не истерил; будто капризного подростка заменили взрослым, который всегда знает, что делать, и делает это. И, конечно, особо следил он за Скоттом. Но даже без его поддержки старший Кёркланд чувствовал себя защищённым, а потому бесстрашно рисковал собой и непременно выигрывал: Артур всегда успевал до того, как его состояние станет критичным. Однажды после боя Скотт заглянул в лазарет, чтобы проведать младшенького. Он нашёл его у койки какого-то мужчины, солдата, перепачканного грязью и кровью. Среброволосый незнакомец был очень сильно ранен, а ещё, судя по форме, был их врагом. Чин был невысокий — всего лишь лейтенант, но парню было не больше двадцати, так что это было объяснимо. — Ни слова, Скотт, — хмуро предупредил брата Артур, напряжённо вглядываясь в лицо мужчины, на которого безостановочно накладывались одного за другим исцеляющие заклинания. И не работали. — Он тоже человек. Я не позволю ему умереть. — Именно поэтому я и говорил, что ты прекрасный целитель. Я... могу тебе помочь? — Присмотри за ним, пока я схожу за зельями. Не дай никому узнать, кто он. Артур быстро убежал за нужными микстурами, а Скотт укрыл парня получше. Вряд ли, конечно, в этой безумной суматохе кто-то что-то заметит, но лучше перестраховаться. С незаживающими ранами удалось справиться, хоть и пришлось влить очень много мощных зелий, в том числе энергетиков, чтобы восстанавливающийся организм не опустошил свои резервы. Но когда незнакомец наконец очнулся, Артура ждала новая проблема: он не разговаривал. Яркие аметистовые глаза смотрели с удивлением и непониманием. — Меня зовут Артур, — неловко представился молодой лекарь, враз растеряв хвалёную храбрость. Он провёл долгие часы, рассматривая это лицо с крупными, простоватыми чертами, сильное, натренированное тело, которые было истощено. Он долго думал, что же случилось с ним, почему его не спасли свои (Артур чудом заметил его после отступления остатков разбитого вражеского отряда), какая была жизнь у этого человека, какой он вообще? И сейчас, когда он наконец мог прояснить ситуацию, он... молчал. — Как зовут тебя? Что с тобой случилось? Парень увидел нашивку на целительской форме Артура, герб его страны, прикрыл глаза и мотнул головой. — Не скажешь? Эй? Тебе трудно говорить? Ты можешь вообще говорить? Незнакомец выдохнул, раскрывая глаза, полные мученической тоски. — Я... Я тебя вылечу, ясно? — осмелев, с вызовом спросил Артур. — Ты тут не подохнешь. Я со всем разберусь!

***

Прошло два месяца. Соседу-агрессору пришлось отступить. За родным королевством Кёркландов осталась пара занятых армией областей, и пока военных не торопились отзывать. Артур продолжал свою борьбу за жизнь вражеского солдата. Его, правда, он выдал за беженца из соседней страны, но его коллеги были заняты намного более важными делами, чем проверка информации о больных и подозрения в их сторону. Молодой целитель полностью справился с незаживающими ранами своего подопечного, когда диагностировал, с огромным трудом, проклятие. Проклятие на незнакомце было странным, но ужасающим, истязающим тело и душу, рвущим ауру в клочья. Артур потратил немало сил и нервов на то, чтобы выжечь из ауры яд проклятия, поил пациента мощной священной водой и накладывал огромное количество очищающих заклинаний. Но тот всё ещё был нем. Вначале он смотрел на Артура совсем безнадёжно, словно живой мертвец, но постепенно из его взгляда ушли боль и глухая тоска. Иногда он робко брал своего юного врача за руку, пытаясь выразить то ли благодарность, то ли ещё что, и Кёркланд, краснея, опускал глаза. Сердце его учащённо билось в груди, то ли от боли, то ли от счастья, то ли от тревоги. — Он уедет с нами, — сказал он Скотту, когда тот сообщил, что дан приказ возвращаться. — Он мой пациент. Старший брат тяжело вздохнул. Когда Артур повзрослел, с ним стало совершенно невозможно спорить. — Хорошо. Как его зовут хотя бы, ты узнал? — Он, — юноша чуть смутился, — написал имя на листке, когда я попросил... Иван. — Ладно. Но помни, что тебе ещё заканчивать учёбу. — Успеется. Кстати, о Франциске. — А что о нём? Артур нахмурился. — Магия на моём браслете и твоём кулоне... Она очень странная. Ты не заметил? — Я вообще не заметил, что на нём есть магия, — Скотт покачал головой. — Франц говорил, что у него слабый дар, почти не заслуживающий внимания. — Тогда говорю тебе, что магия на этих вещах есть. И, скорее всего, она спасала тебя, когда ты подставлял свою тупую голову. Дома Франц, неловко смеясь, признался, что является некромантом. Дар его действительно был слабый, а вот направление... Ему запретили пользоваться магией, но он решил, что может ею воспользоваться, когда за его возлюбленным и его младшим братом по пятам в буквальном смысле будет следовать Смерть. Обереги делали небольшой барьер, за которым человека она не достанет. Конечно, он не мог продержаться долго, да и такую штучку можно использовать лишь один раз.

***

Артур разобрался с проклятьем спустя неделю после того, как они вернулись домой. — Спасибо, — сразу же произнёс Иван, выдыхая с удивлением. Он медленно приподнялся, затем встал с кровати. — Эй, не так же быстро! — всполошился Артур. — Ты ещё не... Иван заключил его в объятия, и юный целитель тут же смолк, краснея. — Я так долго мечтал обнять тебя. Ты невероятный. — Кто тебя так? — тихо спросил Кёркланд, сгорая от смущения. Иван же вздохнул. — Начать, наверное, следует с того, что... — голос парня притих, сочась тоской и болью, — меня не захотели спасать свои. Так торопились унести ноги, что не желали рисковать, вытаскивая ещё и меня, раненного, на своём горбу. И я так разозлился на них в тот момент, на свою страну, на жизнь, на себя... Я сам наслал на себя проклятие, желая быстрой смерти. А потом появился ты и наложил на меня стазис, а после начал вытаскивать с того света. При том, что шансов было ничтожно мало. Спасибо тебе. — Не за что, — фыркнул Артур. — Это мой долг. Я же целитель. И тут Иван нагло украл его поцелуй. Артур совсем не сопротивлялся.