*******
Это занимает три часа, после чего Се Лянь оказывается свободным. Новая татуировка обвивается вокруг его лодыжки, как виноградная лоза, тонкие усики которой лежат вместе с массой листьев и цветов, растущих как живое существо от верхней части правой пятки до середины икры. Она полностью покрывает старые оковы. Се Лянь даже не видит их под новыми чернилами. Он наконец свободен.*******
— Ты готов выслушать инструкции по уходу, гэгэ, или мне записать их для тебя? Почерк у меня небрежный, но ради гэгэ я постараюсь. Се Лянь заверяет его, что да, он запомнит, как справляться с процессом заживления, и нет, ему не нужны подробности, записанные для этого. Хуа Чэн снова прислонился к стойке, положив щеку на ладонь. — Гэгэ, в таком случае у меня есть вопрос. В его глазах есть странный блеск, который Се Лянь не может расшифровать. — Хм? В чем дело, Сань Лан? — Конечно, ты можешь вернуться и навестить меня, если у тебя возникнут какие-то проблемы с татуировкой или если тебе нужно будет что-то подправить, но в остальном… на этом наши рабочие отношения заканчиваются, да? Сердце Се Ляня упало. Он чувствует себя немного под кайфом от всего этого опыта с татуировкой, как будто его тело всё ещё гудит от трех часов, которые он только что провел, откинувшись на стуле с руками Хуа Чэна, мягкими и уверенными на его ноге, лодыжке, и на его колене; крошечные иглы кололи его кожу снова и снова, пока легкая боль не стала успокаивающей. Се Лянь всегда отличался смехотворно высокой переносимостью боли, по крайней мере, так говорили ему друзья, но он не думает, что это объясняет, насколько приятной была его встреча с Хуа Чэном или насколько расслабленным он себя чувствовал, отходя от неё. Но Хуа Чэн… Хуа Чэну это не понравилось… ? «Что ж, это справедливо», — тупо думает Се Лянь, чувствуя, как холод просачивается сквозь его кожу, и колючий озноб сменяет приятное жужжание, задержавшееся в его теле. — Я имею в виду, — продолжает Хуа Чэн, поймав взгляд Се Ляня и многозначительно глядя на него, — я больше не хочу, чтобы ты был моим клиентом. Ты понимаешь? Се Лянь думает, что он на самом деле перестаёт дышать. —…Сань Лан, — это всё, что он смог выдавить, его улыбка застыла на лице. Слова! Ему нужно сказать больше слов! Хуа Чэн задал ему вопрос, и самое меньшее, что мог сделать Се Лянь — это просто ответить. — Гэгэ, — голос Хуа Чэна прерывает его борьбу, — что случилось?! — Се Лянь никогда раньше не слышал, чтобы он так волновался. Или вообще волновался. Хуа Чэн — такой спокойный человек… Теплые руки поднимаются, чтобы обхватить его запястья, и Се Лянь рефлекторно смотрит вверх, во встревоженный взгляд Хуа Чэна. Он хмурится. Се Лянь считает, что это неправильно. — Гэгэ, нет, — приказывает Хуа Чэн, — что бы ты сейчас ни думал, я не это имел в виду. Пожалуйста. Гэгэ, мне очень жаль, — он испускает разочарованный вздох, — можно… можно я тебя обниму? Се Ляню не нравится этот настойчивый, странно мучительный тон в голосе Хуа Чэна, поэтому он кивает и утыкается лицом в плечо Хуа Чэна, даже не дожидаясь его действий. Его руки поднимаются, чтобы обхватить чужую талию, и Хуа Чэну требуется всего секунда, чтобы заключить его в ответные объятия с тихим сдавленным звуком. — Гэгэ, гэгэ, — хнычет он, — выражение твоего лица только что… — он сдавленно застонал, — я этого не вынесу. Прости, прости. Гэгэ, я больше не хочу, чтобы ты был клиентом, потому что я действительно хочу поцеловать тебя. Я просто должен был это сказать, — он смеётся без искреннего счастья в смехе, — я такой глупый. Се Лянь крепко зажмуривается и еще глубже утыкается носом в рубашку Хуа Чэна. Он так обрадовался, что чуть не заплакал. — Сань Лан не глупый. Если кто и бестолковый, так это я, — бормочет он, — прости, что неправильно тебя понял. Хуа Чэн издает горловой звук и притягивает его ещё ближе. В основном ровным голосом, Се Лянь продолжает говорить. — Я думаю, что ты должен сделать это, — на вопросительный взгляд Хуа Чэна он уточняет, — поцелуй меня. Ответ звучит немного сдавленно, но Се Лянь не может винить Хуа Чэна в этом. — Ох. Это хорошо. — Только не сейчас, ладно? Давай сначала… побудем так ещё немного. Хуа Чэн кладет щеку на макушку Се Ляня. Теперь Се Лянь замечает, насколько тот высокий. — Ладно, гэгэ. Меня это вполне устраивает. Они долго стоят так, не разговаривая. Тихий ветер, приглушенные звуки с улицы, и стерильный запах студии смешивается в ноздрях Се Ляня с удивительно цветочным ароматом одежды Хуа Чэна, прижимающимся к его носу. В конце концов Се Лянь решает заговорить. — Сань Лан, у меня есть вопрос. — Мм? — Если я больше не могу быть твоим клиентом, значит ли это, что я должен пойти куда-то ещё, если захочу ещё одну татуировку? Хуа Чэн замирает, а затем его руки сжимаются, как тиски, вокруг плеч Се Ляня. — Нет, — практически рычит он. — Ты уверен? Я не хочу причинять тебе неудобства— — Нет, — повторяет Хуа Чэн, скрипя зубами, хотя это приглушается тем, что его лицо всё ещё скрыто в волосах Се Ляня, — ты можешь вернуться сюда. Я хочу, чтобы ты вернулся сюда. Се Лянь смеётся, чувствуя себя гораздо лучше, чем несколько минут назад. — Мне приятно это знать.*******
Стены в гостиной покрыты произведениями искусства, также как и в салоне; картины Се Лянь может распознать как собственные Хуа Чэна — несколько гравюр, несколько черно-белых изображений экзотических пейзажей. Это мешанина из вещей, которые не должны хорошо сочетаться друг с другом, но каким-то образом это выглядит безумно красиво. Се Лянь чувствует себя как дома. Се Лянь ёрзает на черном кожаном диване. — Сань Лан, щекотно, — скулит он. Со своего места на другом конце дивана Хуа Чэн мычит. Вибрация проходит по коже Се Ляня и заставляет его дрожать, заставляя губы Хуа Чэна скривиться в изгибе его ноги. — Сань Лан, — настаивает Се Лянь, пытаясь отодвинуть ногу от нападавшего. — Просто хочу убедиться, что татуировка заживает должным образом, — рассуждает он вполне разумным тоном, если не обращать внимания на блеск в его глазах и дерзкую ухмылку на лице. — Прошло уже два месяца! Она зажила уже больше, чем должна! — Правда? — задумчиво тянет Хуа Чэн, — лучше убедиться, на всякий случай. Он снова уткнулся носом в пятку Се Ляня, крепко зажатую в его руке. По крайней мере, на этот раз он не задерживается на щекотливых частях ноги Се Ляня, вместо этого прослеживая путь вверх по лодыжке, следуя рисунку, который он сам нарисовал на этой коже. Его дыхание тёплое, его губы мягкие, когда они двигаются в хитроумных узорах — это почти невыносимо. Его волосы, шелковистые и гладкие, распущены и касаются ног Се Ляня, и Се Лянь очень хочет коснуться их своими руками. — Сань Лан, — умоляет он, — иди сюда. Хуа Чэн в последний раз целует икру Се Ляня и, наконец, наконец, поднимает голову, выглядя таким самодовольным, что это почти непристойно. Се Лянь смеется. — Сань Лан выглядит таким своевольным, как кошка. Восхищаться своей собственной работой — не слишком ли это самовлюбленно? Хуа Чэн совершенно не раскаивается. — Кого волнуют эти дурацкие рисунки? Думаю, с ними всё в порядке. Всё, что меня волнует — это мои отметины на теле гэгэ, — он ползет по всей длине тела Се Ляня, пока они не оказываются лицом к лицу; он опирается локтями по обе стороны от головы Се Ляня и прижимается своим носом к его, — потому что он сам попросил меня сделать это. Се Лянь не может перестать улыбаться. Его руки, наконец, удовлетворяют свою жажду, проскальзывая в блестящую завесу волос Хуа Чэна и царапая кожу его головы. Глаза Хуа Чэна полуприкрыты, и он издает низкое урчание, почти как мурлыканье. Се Лянь хихикает. — Большая кошка, — произносит он, обхватывая рукой тёмные пряди и слегка дёргает. Мурчание резко обрывается, и зубастая улыбка Хуа Чэна внезапно становится резкой. У него до смешного привлекательный вид. Се Лянь думает, что это немного несправедливо, как одна ухмылка этого человека может быть настолько разрушительной для его сосредоточенности. — Гэгэ, гэгэ, — шепчет Хуа Чэн, — тебе никто никогда не говорил, что хватать кошку за хвост опасно? Се Лянь улыбается ему. — Но я думаю, что этой кошке это нравится, — он сжимает руку ещё немного крепче. Урчание снова усиливается, и Хуа Чэн опускается на чужое тело, как стервятник. Немного трудно целоваться, когда Се Лянь так много улыбается, поэтому Хуа Чэн вместо этого с рычанием припадает к уголку его рта. Он долго и настойчиво целует Се Ляня в щёку, подбородок, шею, пока мужчина под ним не становится достаточно податливым, чтобы он мог вернуться обратно для настоящего поцелуя. Се Лянь всё это время держал его за волосы, а другая его рука скользнула к спине Хуа Чэна и прижала того ещё ближе. Хуа Чэн издаёт одобрительный гул, приглушённый их губами. Се Лянь чувствует себя таким тёплым и расслабленным, как он представляет себе людей, когда те опьянены. — Сань Лан, Сань Лан, Сань Лан, — стонет он между поцелуями. Хуа Чэн отодвигается на малейшую долю дюйма, прижимаясь носом к носу Се Ляня, как будто он действительно кот, помечающий своего хозяина собственным запахом. — Гэгэ? Се Лянь хихикает, затаив дыхание. — Ничего, мне просто нравится произносить твое имя. Сань Лан. Сань Лан. Хуа Чэн скулит и утыкается лицом в шею Се Ляня. Се Лянь прижимает его к себе; одна его рука всё ещё в волосах Хуа Чэна, другая гладит того вверх и вниз по его спине. Он переплетает их ноги так сильно, как только возможно. Хуа Чэн делает долгий выдох и становится совершенно бескостным, позволяя обнимать и ласкать себя. — Это прекрасно, — невнятно проговаривает он, — гэгэ просто… просто… прекрасен, — заканчивает он, видимо, отказываясь от слов в пользу того, чтобы закрыть глаза с тихим вздохом. Се Лянь чувствует его на своей шее, и это трепещет на его коже, как поцелуй бабочки. Его сердце набухает, всё больше и больше, пока он не думает, что может взорваться от любви. — Мой драгоценный Сань Лан, — шепчет он с такой нежностью, что едва сам может это вынести. Он проводит пальцами по шелковистым волосам мужчины и впитывает тепло его тела, вдавливая того в подушки, — мой дорогой. Спи. И Хуа Чэн засыпает.