Другие

      Просто смирись. Ты за стеной.       Здесь нет места никому, кроме чудовищ.       Бывают дни, когда желаешь, что бы всё, что происходило, случалось бы с кем угодно, только не с тобой. По одной причине: чертовски страшно, если всё так и останется правдой. В любом случае, можно отрицать, можно желать себе проснуться, даже торговаться с судьбой, но если ты за стеной, то не трать попусту время.       Чудеса тут не ждут.       В темноте быстро ползти получалось не так уж и легко: и без того тесный лаз весь зарос крепкими, спутанными между собою корнями. Протолкнув вперёд снаряжение, два человека выпали из норы в просторный подземный мрак. Под ладонями ощущалась поверхность из обработанного камня, ровно и плотно уложенного по стыкам. Выпрямились. Голова не упиралась в потолок. Обмотка для факела нашлась в вещевом мешке, на скорую руку накрученная на предусмотрительно захваченную крепкую палку, разогнала темень. Девушка со спутником бегло осмотрелись, подхватывая снаряжение подмышку.       Не так уж и плохо. Оранжевый свет мерцал и плясал на посеревшей каменной кладке, под неожиданно высокими для подземелья сводами. Тут вполне можно проехать даже конному. Эх, если бы только у них были лошади! Они бы задали стрекача. Для людей оказаться за стеной безлошадными как приговор, критичнее положения и не придумаешь.       Катакомбы смягчили их положение, но укрытие вот-вот превратится в западню. У них нет времени на передышку. По случайно найденному пути к отступлению люди понеслись, не жалея сапог. Подгоняемые со спины грохотом, размеренным, словно удары молота, каждый раз звучавшим будто всё ближе: поступью, от которой содрогались стены и дрожала земля под ногами, их настигала смерть.       Снаряжение, не по уставу несомое в руках, здесь в тесноте было просто балластом и не могло спасти им жизни. Хоть и временно спрятанные, люди осознавали свою совершенную беззащитность перед врагом: ведь единственное их оружие — приводы пространственного маневрирования, позволяющие покорять высоту и сражаться — по понятным причинам совершенно бесполезно при использовании в тесных помещениях. Пока они здесь, под землёй, у них нет причин даже прицепить УПМ. Тут он будет лишь помехой. При всей своей легкости, привод достаточно громоздок, чтобы не позволить залезать разведчику в любую нору, в которую он залезть захочет. А им в этом подземелье, похоже, это очень скоро может захотеться.       — Эй, постой! — парень задыхался. Первогодка-неумеха, которому «повезло» уцепится за ней. Еще одна досадная помеха. Таким она всегда говорила спасай себя сам. Толку больше.       Он тоже понимает: за стеной вдвоём не выжить, а уж по одному... Страшно. Страшно умирать. Так хочешь, не хочешь, наплюешь на все предрассудки и насквозь впитавшиеся в кости разведчиков суеверия, а увяжешься и за несчастливой.       Нет, она не сдастся, она выживет. Назло судьбе, от которой приучена ожидать ударов. Никогда не было иначе, и столько времени выживала лишь вопреки, всегда находила что-то, чем можно изменить расклад в свою пользу. Может быть, и парень-то оказался рядом только затем, чтобы ехидной злодейкой-судьбой предложить ей то, чем она может воспользоваться? Той заминкой, которая возникает, когда враг рвёт пойманных людей на куски...       Тьма разверзлась под ногами резко, даже чудеса реакции не спасли, она оступилась и упала в пропасть, выронив древко с пламенем.       Мальчишка схватил её за руку и затащил на уступ. Вот ведь уцепился, крепко, до боли.       — Успел. — с облегчением выдохнул он, вытирая лицо, — На что-то хоть сгодился.       Она выдернула руку с раздражением. Нет, она не проникнется к ловкачу симпатией, не пожелает ему спастись — дурная примета. Все, кого она хотела защитить, умирали долго и мучительно.       Со дна вторил стукоток, с характерным перестукиванием покатился факел по камню. Звонко же он брякнулся. Огня, впрочем, не загасил.       Грохот другого толка заставил обернуться. Там, где они прошли, в пыли и осколках мелькнула тьма; и нечто огромное, напоминающее непомерную человеческую стопу, завозилось в каменных обломках и поднялось, освобождая место полотну дневного света. Заиграла в лучах взвившаяся искрящая пыль, сотни лет не видевшая солнца, обрадованная, восторженная. И тут же свет заслонился огромными тенями живых существ.       Титаны. Людоеды. Враждебные монстры, преследующие и неустанно истребляющие род человеческий.       Всё-таки нашли их даже под землёй. Чёрт.       В образовавшийся проём проникла огромная рука и жадно и слепо зашарила по стенам. Исполинские пальцы обхватили края дыры и начали вырывать и отламывать камни. Чудовище чуяло добычу, чуяло, что люди где-то тут, и уже предвкушало, как затолкает их в своё неуёмное брюхо.       Итак, у них тут голодные пасти многометровых страхолюдин, а перед ними отвесная стена в несколько метров. Выбор очевиден.       — Прыгаем без УПМ, — осталось только зажмуриться и стиснуть зубы.       Факел всё ещё не погас, но, дожидаясь их, пламя предостерегающе заколыхалось, краснея и умирая. Они рухнули рядом, ловко погасив инерцию удара, переведя её в перекат навыком, выученным ещё в кадетской академии, а уж в разведке радетельно вбитым теми, кто выжил и учил выживать. И это же стремление выжить не позволило им выпустить из рук снаряжение.       Девушка быстрее оправилась. Она как будто и не ощутила отдачи от взятой высоты, схватила чадящий факел и потрясла его, приводя в чувство. Не замечая, как её спутник оцепенел. Она слишком была занята оценкой состояния оставшихся позади противников, успела сделать два шага пятясь, прежде, чем сослуживец опомнился и просипел: «с…стой!», и похолодела, упершись спиной в нечто… не такое твёрдое, как должна быть окружающая их земля и камень. Выхватывая из переноски лезвие, она обернулась, готовая сражаться.       Осознавая, что приводы всё ещё не прикреплены.       Превышающая её рост вдвое, в свете факела из тьмы выступала мощная человеческая стопа, пальцами к потолку. Застывшая, словно и весь окружающий камень.       Здоровый!       Девушка выдохнула и разжала стиснутые зубы, осторожно отступая. Стопа не шевелилась. Оставалась на месте смехотворным изваянием. Слой пыли, паутины и земляной крошки завоевал её точно так же, как окружающее пространство, породнив с тысячелетним запустением. Она казалась мёртвой, но этого не может быть, сотни раз девушка видела, как парили тела убитых монстров: словно в издёвку побежденные людоеды не оставляли от себя и куска мяса, только оголённые, будто обглоданные червями, исполинские скелеты.       Покосившись налево, там, где и ожидалось, она увидела в семи шагах вторую стопу чудища — правую. Такую же неподвижную и нелепую.       Сражаться не придётся, со всеохватывающим нутро едким облегчением вдруг подсказали ей чувства. Что-то было не так, но сражаться пока ещё не надо.       А вот прицепить УПМ очень даже пора. Здесь простора было достаточно. Делается это быстро, особенно когда есть помощник. Невольный напарник понял это и сам, без слов опускаясь на колено и стягивая заклёпки на пояснице. Щелчок, и привычная тяжесть снаряжения придала упоительной уверенности в собственных силах. Полная экипировка позволяет быть готовой. Она проверила всё ещё раз. Из шести пар сменных клинков у неё осталось каких-то четыре, а у парня и того полтора. Прискорбно. Мальчишка едва ли первый год как выпустился из учебки, но для разведки год прослужить и остаться в живых — это уже показатель. Особенно с такими посредственными боевыми навыками, какие он продемонстрировал. В бою он ей едва ли подсобит.       Надо отдать начинающему разведчику должное: всё ещё не оправившийся от шока, он быстро взял себя в руки и, пока она подгоняла ремни, осторожно коснулся грязной потрескавшейся кожи их находки. Оценил ситуацию и поманил вперед, в проём между чудищем и стеной.       Раз грохот разбушевавшихся и рушащих перекрытия людоедов, горящих энтузиазмом их найти, не смолкал, идея пройтись вдоль каменной стены и левой ноги прикидывающегося покойником гиганта не казалась такой уж и дикой.       — Холодный. Он мертвый?       Холодный? Такого тоже не бывает, все титаны настолько горячи на ощупь, что будь у них мамочка, даже самая паскудная на свете, давно бы насовала в глотки жаропонижающего и отправила под одеяльце.       — От мертвого титана остались бы только кости, — ответила она очевидный факт, и не удержалась добавить злобно: — притворяется.       Мальчишка покачал головой, что же, видимо, он об этом тоже задумывался:       — Кажется, эта страхолюдина давно тут лежит. Столько грязи и за неделю не накопилось бы.       — Забрался сюда и не смог выбраться? Отсутствие света истощило его силы, — пожав плечами, она запрыгнула на распростёртую у бедра ладонь гиганта, перекрывающую проход. Невольно задержала взгляд на огромных ногтях, венчающих поднятые кверху пальцы. Каждый ноготь величиной с её голову, а толщиной едва ли не с руку. А уж сами-то пальцы достигали размером рыбацкую лодку. Оживи и сомкнись они, и от двух маленьких человечков останется мокрое место.       Зараза, о чём ты думаешь, от подобных мрачных мыслей не прибавится проку, только нервы тратить.       Обнадёживало, что монстр до сих пор не проявил никаких признаков жизни, и за эти сутки, полные чудес, она пообещала себе быть готовой ко всему и ничему не удивляться. Ну кто бы мог подумать, что можно потеряться в чистом поле и выбраться прямо в окружение людоедов, и в этом же чистом поле, уже готовые дорого сдохнуть, на ровном месте провалиться в забытые старые катакомбы. Никто. Так не бывает.       Они за стеной. За стеной всё просто есть.       — Думаешь? — первогодка покачал белобрысой головой, не соглашаясь: — Скорее, он бы разнёс тут бы всё к чертям и вылез на свет. Туда. — мальчик протянул руку, показывая наверх. Там и правда что-то тускло мерцало. Парень сомкнул руки, и девушка понятливо хмыкнув, без споров с его подножки забираясь дремлющему монстру на грудь, тут же подавая руку. Щебёнка посыпалась с крутого гигантского бедра с глухим стуком, они замерли, прислушиваясь. Ничего. Даже те титаны, что загнали их сюда, угомонились. Либо надоело долбиться об камень, либо нашли себе цель поинтереснее.       — Как бы то ни было, не похоже, чтобы он куда-то торопился. Он нам здорово подсобит, если поможет добраться до выхода, поработав стремянкой. — Кто бы чего не говорил про первогодок, но сегодня в разведке ей попался отчаянный парень. Мало того, что дерзнул залезть на затаившегося титана, и её затащил, так ещё и факелом в зубастое рыло чуть ли не тычет. — Ух, только посмотри, что у нас тут за мамулин красавец, а ушки-то. Остренькие. Привет, зайчишка.       Вот сейчас переигрывает малец, храбрится.       — Волосы не подожги. Мало ли. — с каких пор об осторожности должна вспоминать она?       Морда у твари была жуткая. С удивительно пропорциональными чертами и острым прямым носом. Совершенно без губ и щёк, отсутствие которых непотребно выставляло на показ такой мерзкий оскал выстроенных в ломаный ряд одинаковых зубов, что разведчице, сразившей уже за два десятка его сородичей, до тошноты совершенно не хотелось бы встречаться с этим аномальным зайкой на лесной тропинке. В эту пасть пройдёт она целиком, а при желании и с лошадью в придачу. Кажущие седыми из-за осевшей пыли, покрытые килограммами паутины, с макушки свисали чёрные сосульки волос, рваным полотнищем закрывая верхнюю половину лица и не давая увидеть глаз, делая образ бездыханного тела ещё более мрачным и зловещим.       Ожидаемо, титан не дышал. Они — богомерзкие, противоестественные создания — пусть и имеют за ребрами легкие, не нуждаются в кислороде. Холодный, застывший, окоченевший, гигант был похож на мертвеца, никаким образом им не являясь. Единственное слабое место, которое окончательно и бесповоротно позволяло бы его прикончить — жилка чуть повыше холки — к разочарованию воительницы оказалось вне зоны досягаемости. Не то, чтобы действительно стоило рисковать и ломать эту неожиданную лесенку к свободе, но охотничий инстинкт, будто обманутый, испытывал злую тоску даже не по упущенному трофею — по не предоставленной возможности. Ведь сидящий монстр опирался спиной о стену, плотно прижавшись к ней плечами и затылком. Вытянув ноги и раскинув руки по обоим сторонам бедер, ладонями кверху, он заполнял собой почти всё пространство этой подземной ниши.       Оглянувшись на эту картину, она почему-то подумала об отчаявшемся жалком суициднике, от безнадежности и разочарования в жизни, а может страха и груза вины забившимся в самую глубокую нору и накрепко перерезавшем себе вены, заканчивая со всем разом. Её ум посетила нелепая больная мысль: здесь, в непроглядной темноте, как стало известно, тормозящей активность этих мерзких тварей — неужели этот титан хотел покончить со своим существованием?       Абсурд! Должна быть другая причина того, что тут валяется эта мерзость, и явно более веская, чем невозможность проломить потолок. Уж точно не с такими габаритами.       — Похоже, не меньше дюжины метров.       С этого места под подбородком не видно исчезающих во мраке ног великана даже до его колен, но окинув имеющееся наметанным взглядом, разведчица отвечает:       — Больше.       Первогодка вздыхает и говорит, показывая неожиданную пытливость ума:       — Мы ведь о них почти ничего не знаем. Если это какая-то болезнь? Или это состояние похоже на анабиоз у ящериц? Если бы только разведка могла добраться до него и изучить… или лучше нам всё-таки прикончить его? Оставлять в своём тылу подобную переменную рискованно.       Их битвы с гигантами… редко заканчиваются победами. Победа — это уничтожение монстра, но это не всегда и твой выигрыш. Ведь ты выиграл, если остался жив. Ты выиграл, если вовремя отступил. А это значит, что все те шансы, когда ты мог убить, но не мог выжить — все они прошли мимо тебя, в счёт титана, которого ты вынужден был упустить. Но упустить титана, который даже не способен сопротивляться тебе? Есть ли в этом смысл вообще?       Убить его, кажется, будет просто. Если он совсем не окостенел. Оттолкнуть голову от стены и вонзить мечи поглубже в шею. Вот тебе и победа. Только выигрыш ли?       — …но он так удобно лежит, головой прямо под выходом. Красавец, да я тебя уже люблю. Ээ?       Она не успевает ничего ответить, как мальчишка хватает её за талию, прыгая прочь. Хлопок выстрела, звук воткнувшегося гарпуна и шелест катушки, утягивающие их к стене. Всё это тонет за грохотом.       Потолок рушится.       Полуденное солнце прорезает пространство, словно ножом мясника. От яркого света она слепнет. До боли ударяется об нечто, и падает дальше, в окружении обломков, и начинает кашлять и сплёвывать забившуюся в рот крошку. Разгром стихает, а в огромную дыру в потолке заглядывают две не менее огромные красные рожи титанов.       Свет раздражающе режет глаза, едва что-то видно, но хорошо чувствуется, как подземная прохлада стремительно отступает. Свежий воздух, придя снаружи, единым порывом уносит в разлом искрящую пыль. И восхитительный запах людей. Жадные до человеческого мяса титаны тянут руки. Ещё обрушивается часть свода. С ним чудища сами проваливаются внутрь, начинают глупо барахтаться, запутавшись в обломках и собственных конечностях.       Это на руку. Девчонка поднимается. Встряхивает черными волосами. Обнажает мечи, запускает УПМ. Пришла пора сражаться. Это она умеет. Противники совсем мелкие, где-то под три и пять метров. Один даже сломал себе руки: обломки костей торчат из разодранных суставов.       Нет, нельзя умалять их достоинств. Сколь бы не была она ловка и опытна, редко когда что идёт по плану, даже самый мелкий из врагов может стать последним твоим выигрышем. Будь внимательна, будь холодна, и тогда всё сделаешь правильно. Рази и отступай. За стенами нет места никому, кроме чудовищ, и ты, Микаса Аккерман, будь чудовищем, будь одной из них.       Мысли не мешают действовать. Раз, два, шея первого, что поменьше, просто располовинена, и голова, словно мячик, летит наземь, и первая горячая кровь на послушном клинке так знакомо и приятно обращается паром. Отлично. Будь холоднее, будь твёрже.       Второй решает, что сможет достать её даже не залечив рук, одними зубами. Шаг, зацеп, прыжок, это так просто, и чудовищные пальцы в фонтане кровавых брызг разлетаются в стороны, вот она на его плече, отталкивается и, разворачиваясь всем корпусом, наносит рубящий удар позади шеи, отсекая здоровый шмат плоти и смертельную точку. Победа. Битва, начавшаяся и окончившаяся за мгновение. Отлично. Пар поднимается от поверженных тел, и через каких-то несколько минут плоть сойдёт, обнажая кости. Хорошо, перерыв.       Нет, не то! Не то!       — Первогодка! — кричит она, оборачиваясь, и с облегчением слышит ответ. Он не ранен, он в порядке, и даже способен поворчать. Про своё настоящее имя. Значит, его Армин зовут. Арлерт. А вот будешь первогодкой, и всё. Кто ещё рискнет заставить о себе нянчиться саму Микасу Аккерман, если не наглый до глупости желторотый первогодка. Удачливый чертяка.       Она хочет, чтобы он выжил. Она хочет его спасти. Это горько признавать. Маленький взъерошенный воробушек, случайно оказавшийся бок о бок с ней за стеной. Будет ли теперь удача и дальше беречь парнишку от её проклятья?       Она гонит прочь от себя пагубные мысли, возвращаясь к работе. Надо действовать, действие прогонит-отодвинет страх, затопит ум другими проблемами.       Вытаскивая его из-за балки, она проверяет, появились ли новые пути к отступлению, и видит два зелёных отблеска. Сначала она даже не понимает.       А потом понимать уже некогда. Небесную синеву перечеркивают тени. По краям обрыва вырастают силуэты, заслоняющие солнце. Не разбирая очереди, монстры лезут в расколотую нишу, окончательно обрушивая своды и грозя похоронить людей под обломками.       — Тише, сюда! — смекалистый мальчишка хватает её за руку и затаскивает в маленькую щель между поясницей титана-мертвяка и стеной. Укрытие из упругой плоти оказывается неожиданно эффективным против летящих с высоты кусков камня и земли. Есть ли надежда, что на этом его полезность не закончится?       Было бы замечательно, если бы пар от убитых тварей вовремя скрыл их перемещение.       Было бы замечательно, если бы людоеды не догадались искать их за своим собратом.       Было бы замечательно, если бы они не смогли их учуять.       А ещё было бы совсем замечательно, если бы тут нашёлся чёрный выход.       Только вот замечательно не было. Ничего. Тупик и полный разгром.       Три тени. Нет, пять, не хочешь? Ладненько, это не смешно! Здесь совсем нет для всех ваших задниц места.       Конечно, хотя бы один должен был их заметить. Мерзкая рожа кривится в блаженной ухмылке, загораживая выход.       — Кажется, всё, — торопливо шепчет Армин. — Идеи закончились. Будем умирать?       «Непременно!», с мрачной уверенностью думает Микаса. Однажды.       — Это не всё, что мы можем. Пока я отвлекаю их на себя, заберись на стену, наружу, и давай стрекача.       И выходит смерти навстречу, судьбе назло. Сколько раз ей говорили: чтобы победить чудовищ не нужно быть человеком, достаточно быть чудовищем. Чудовища не испытывают страха. Она согласна, на что он вообще годен, этот страх?       Если только охладить немного горячую несогласную с приговором кровь.       Гарпун поёт, пройдя в промежутке между растопыренными пальцами, пробивает обнаружившему их убежище титану зуб, сработавшие катушки рывком утягивают её прямо к оскаленной пасти. Стремительный рывок позволяет избежать захвата в кулак, а секундная подача газа на турбины утягивает в сторону и по головокружительной дуге зашвыривает твари за спину, прямо к смертельной жилке. С такими перегрузками не каждый разведчик остался бы в сознании, но не она, смертница из клана Аккерман. Удар посильнее, чтобы не запороть затраченных усилий, и за спиной лишь парящие останки. Взмывая ввысь, она собирает всё внимание собравшихся людоедов на себя.       Отсюда выстреливает крюками в висок крупнейшего гиганта. Единственное преимущество человека в схватке с титанами — маневренность, даваемая приводом пространственного маневрирования — обеспечивается высотой. И самая высокая точка здесь — этот великан. Если он продержится достаточно долго, она успеет покромсать его меньших собратьев, оставаясь для них недосягаема: но сперва отрежем ему пальцы и забьем лезвия по рукоять в глазницы. На регенерацию уйдёт время, и каждая секунда — секунда их с Армином жизни.       Обжигающая кровь жалит кожу, забрызгивает одежду и тут же охлаждает, уходя с паром. Не замечая отхваченных пальцев протянутой руки, делая грузный шаг, её цель — самый уродливый из дюжины титан, с маленькой головой на смехотворно широких плечах, вздутым пузом и длинными лягушачьими конечностями — остается стоять, вмиг дезориентированный. Мир для него померк. Повезло, что у этого настолько притуплено чувство боли, он даже не вопит. Чем больше тварь, тем хуже у него реакция. Она приземляется громадине прямо на темечко, фиксирует себя тросом и спокойно в одно отточенное движение присоединяет к гарде новые клинки. Отметив с холодной ясностью, что это последние в комплекте.       Ну, если ей очень понадобится, она всегда может попытаться вернуть себе те, что застряли у этого громилы в глазницах.       Вопреки плану, оседланный гигант опускается на колено прямо на спящего собрата и продолжает тянуться по направлению к убежищу напарника. По памяти! Гадина! Ну-ну, пошарь теперь ручками: белобрысая макушка мелькнула между развалин. Арлерт-то не лыком шит, скользя меж обломков, передислоцировался, давая ей время заняться делом, не отвлекаясь его спасением. Что-то он мешкает со своей частью плана. Впрочем, ясно, даже с гарпуном и лебедкой, встроенной в УПМ, подняться по разгромленной стене подземелья та ещё задачка, неизвестно, выдержат твой вес обломки, или полетят навстречу. Микаса надеялась, что новичок не допустит ошибок со страху. Обидно будет. Гораздо более, чем обидно. Все-таки приглянулся он ей, а значит, обмануть судьбу будет вдвое тяжелей.       Пока на парнишку не ведётся охота, у него есть шанс. Значит, она должна быть звездой этой вечеринки.       — Эй, я здесь, твари!       Титаны глупы, титаны тупы, но нет ничего страшнее их внимательно следящих за тобой псевдоразумных человеческих глаз.       Гигант, на чей рост она рассчитывала, распластался, и перечеркнул весь план атаки. Эти сейчас сообразят и кинутся на неё скопом, и у неё всего два меча, и полуразрушенные хрупкие стенки, которые не обещают надежной опоры, и всё просто выйдет из-под контроля.       Очнись. Все уже вышло из-под контроля.       Просто смирись. Ты за стеной. Тут никогда ничто не идёт так, как ты хочешь.       Понимание безвыходности положения вызывает даже не страх, а какую-то совершенно детскую обиду! Она пинает гада каблуком.       — Подымайся, чучело! Или я тебя прямо сейчас прирежу.       И он действительно взмывает вверх, словно подтолкнутый в ребра святой силой, отшатывается назад на шаг, с трудом сохраняя равновесие. Выпрямляется.       Ей больших усилий самой удается остаться на месте, не свалившись, и будто мало напасти, в этот же момент закладывает уши: от зверского, потрясающего до нутра рева. Кажется, каждый уцелевший камушек в округе дрожит от заключённой в нём ярости, и вторит этому чувству каждая ниточка её души. Затылком чуя неладное, девушка оборачивается к голове спящего титана.       Уже нет.       Из чёрных провалов два бездонных зелёных глаза — она вспоминает, это те самые отблески — смотрят прямо на неё, и тело пронзает небывалым ужасом.       Столько живой первородной злобы она не видела на лице ещё ни у одного гиганта на земле.       «Чтобы это не было, разбудили его мы. Нам конец!»       Проснувшийся титан вздыхает. Пар поднимается от его челюсти, Треща, точно несмазанная, позабывшая, как работать, оживает его грудная клетка, набирая воздуха. Микаса, словно завороженная пробуждением чудовища, не может оторвать зачарованный взгляд.       Что-то преступное видится девушке в этом.       Зачем? Зачем он дышит? Как человек?!       Напрягается каждая мышца огромного тела. Её спасают только рефлексы — это невозможно назвать ничем, кроме как добротным пинком от всей великаньей души. Лягушколапый получает пяткой прямо по печени и с треском врезается в дальнюю стену, проламывая и измазывая её собственной кровью, обвисшее надутое пузо лопается, а рот открывается в немом крике — и лишь за долю секунды до этого сокрушающего пинка она успевает отцепиться от его башки.       Гигант поднимается на колени, попутно вдавливая попавшегося под руку четырехметрового титана в камень, размозжив его вздутую голову, словно спелую ягоду. Он очень красноречиво показывает, насколько не в духе этим утром. Просто чудовищно.       Похоже, монстр достаточно зол, чтобы пока не замечать среди окружающего бардака таких мелких букашек, как люди. Единственное, куда он смотрит — это его незадачливый сородич, неосторожно посмевший поставить на него ногу. На своё несчастье.       Озлобленный титан знакомит недруга с кулаком. С удивительным звуком костяшки погружаются в висок, снося верхнюю половину маленького ненужного черепа напрочь. «Это его не убьёт» — механически думает Микаса, как вдруг видит: огромные ладони проталкиваются в дыру до глотки и одним рывком выдирают часть хребта со спины. Окровавленные пальцы сразу же покрываются паром. Упоительно-сладкое удовлетворение накрывает Микасу. Да!       Титан опять вдыхает, и Микаса готовится — но оказывается не готова — к его оглушающему реву, мощному, пронзающему необъятной ненавистью ко всему живому.       Монстр сжимает дымящиеся кулаки, хрустят костяшки, и оборачивается на будто в изумлении оцепеневших собратьев. Не может этого быть, эти существа не знают ничего, кроме голода, и ни на что не реагируют, кроме людей. Застыть от шока, от страха — это не в их природе. Только они отшатываются от пробуждённого, словно люди от злобной собаки, и Микаса видит, видит и не верит, как те, что штурмуют копья, надеваясь на них, словно листья, как те, что горят и продолжают идти прямо через пламя, не обращая внимания на боль и кипящую плоть, как те, что лишенные рук и ног, и даже головы, всё равно поднимаются-поднимаются-подымаются, ради всего святого, и продолжают двигаться… она видит, как те, кто НИКОГДА НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ — отступают.       Ты за стеной. Не важно, веришь ты в происходящее, или нет, за стеной бывает всё что угодно. И однажды происходит то, во что ты не веришь и никогда бы не поверила.       Всё что угодно. Да. Когда-то ты наблюдала, бессчетное множество раз, как обезумевшие дорвавшиеся до человеческого мяса гиганты толкались, кусались и дрались за пойманную добычу. Да, было. Но никогда такого не было, даже в пошлых армейских байках, чтобы один из них убивал бы своих. Целенаправленно. Злонамеренно. Упоительно. И что же? Будто в насмешку над всем миропорядком, игнорируя все законы, сворачивая землю с оси вращения, нелепый и странный монстр сознательно преследует и хватает своих нерасторопных собратьев, не разбирая по величине, и лихо, в несколько зверски эффективных ударов, превращает их в тлеющий прах, в буйстве и бешенстве под собственный вой растрачивая свою непомерную злобу.       Ты ведь обещала себе ничему сегодня больше не удивляться, но, согласись, это превыше твоих сил. Можно позволить себе сдаться, признать провал затраченных зазря усилий. За свою переполненную болью и борьбой жизнь, это будет самое восхитительное, самое потрясающее, что могло бы случиться у тебя на глазах. Эти ублюдки сами бьют и убивают друг друга.       Ты должна это видеть. Ты должна это запомнить.       «Ты не в безопасности, — больно ударяет по сознанию отрезвляющая мысль. Микаса заставляет себя оторвать взгляд от этого прекрасного действа. Первогодка находится рядом, и тоже, забыв обо всем на свете, глядит на предъявленное вселенной чудо, разинув рот. — Нет. Мы! Мы не в безопасности».       Место, в котором они очутились, теперь вовсе не узнать: подземелье после всего пережитого превратилось в огромный котлован, наполненный крошевом из земли и камня. Просто чудо, что люди остались целы и невредимы. Очередное чудо.       — Первогодка, — зовёт она, — приди в себя. Нам. Надо. Сбежать.       — Микаса, посмотри на его лицо. Он… этого же не может быть. Мне ведь кажется? — что заметил Армин и упустила из виду она? — Он… плачет?       В погоне за собратьями гигант уже выбрался из каменоломни, в которую превратилось разгромленное до основания подземелье. Сейчас, как бы ей не хотелось проверить, способны ли палачи плакать, увидеть уже не представляется возможным.       — Может быть, это конденсат от пара, ну, знаешь, он же был таким холодным. Жидкость из воздуха просто... — неубедительно предположил малец, стискивая кулаки. — Тц! Хватит, насиделись. Ползём наружу, тихо и споро. Не хочу знать, что будет, когда у него закончатся противники пожирнее. Или встанут мозги на место. Интересно, они спросонья все такие буйные? Можно ли будет… Ааа! Я с ума сойду, если буду об этом думать!       — Уймись, интересно тебе или нет. Уходим поскорее, пока и правда всё не закончилось. Тут не безопасно.       Он смотрит на неё, всего секунду, но она замечает: как на недоумка. Ну, конечно. Они за стеной. Тут нигде не безопасно. Тц.       И всё-таки, когда они выбрались из провала на холм — противоположная от бушевавшего титана стена оказалась весьма неприветлива к штурмующим её людям — со всем уже было покончено. С десяток костяных скелетов различного калибра дымилось на солнце белым густым паром, исстрачивая плоть. Ещё парочка только начинала тлеть. Упертый, не оставил ни одного. Победитель стоял неподалёку, задрав голову к синему небу, не шевелился и не дышал. Бесчисленные раны, свидетельство того, что собратья всё же не давали безропотно рвать себя, дымили и медленно затягивались, покрываясь прозрачной блестящей кожей, сквозь которую было видно и превосходные литые мышцы, и звёздочки вен. Ветер бил в сторону людей, потому они могли не бояться противоестественной чуйки монстра, позволив себе слегка перевести дух после непростого даже с УПМ подъёма. Как бы то ни было, пока они достигли последнего пункта своего плана. Дальше, без лошадей, без снаряжения, на голом месте, что им оставалось, кроме как затаиться и выжидать?       — Он другой.       Тут, в свете и неподвижности, Микаса наконец смогла оценить по достоинству их находку, что была так похожа на всех гигантов, которых она видела, и не похожа ни на одного. Обычно титаны от своей поганой природы награждены дряблыми мышцами и непропорциональными частями тела: огромные головы с маленькими ножками и ручками, этакими нелепыми эрзацами человеческого подобия, сошедшими с небрежной карикатуры циничного художника. Конечно, случались и среди них нарисованные будто без ошибки, но всё равно остающимися лишь легкими набросками человекообразности. В данном случае результат превзошёл все ожидания, обладал пропорциональным телом атлета, руки, ноги, туловище и голова — ничего вопиющего в своей аномальности, кроме разве что исполинских размеров. Не бывает человека под семнадцать метров. Нет, не злой насмешник-художник рисовал его, а словно из огромной скалы кропотливо ваял мастер мастеров скульптуры, заботливо вытачивая широкие плечи и развитую грудную клетку, отчётливо прочерчивал линии мышц и такие кубики пресса, за которые любой кадет продал бы душу и до смерти не пожалел.       Впрочем, девицам тоже есть за что кусать себе локти, глядя на это чудо. Будь он проклят, бессчётное количество времени провалявшийся бездушной куклой в темноте без единого движения, и ничего ему за это не было!       Ну, будем честны, в том числе он и не жрал.       Титан повёл плечами и чёрная прядь волос сместилась со лба.       — Ик! — вздрогнул Армин, ведь блестящий зелёный глаз монстра смотрел прямо в их сторону. Видимо, они зря обманывались, что гигант повёрнут лицом от них, тот прекрасно знал, где они прячутся. Огромная пропасть-провал в земле между ними вдруг показалась такой незначительной помехой. Когда чудовище, пошатнувшись, повернулось к ним.       — Не подходи! — рассержено ощетинилась Микаса остатками меча, а Армин залихватски свистнул. «Что?» обернулась она на долю секунды и сердце ёкнуло: продираясь среди высокой травы, к ним спешила навьюченная кобыла. Девочка! Ты нас нашла!       Одно за другим, чудеса! Хватит ли им этого? Хватит ли ей того обрубка лезвия, что осталось?       Успеет ли кобыла принести снаряжение. Даже если успеет…       Земля взбрыкнула и подкинула людей кверху, под дикий треск и грохот.       Их обдало горячим дыханием.       Когда, черт возьми, он успел оказаться так близко!       Кто вообще мог подумать, что этот бешеный титан просто к ним прыгнет?!       — Стой! — обезумевший Арлерт толкает её, и вытягивает ладони в сторону гиганта. И тут же оказывается стиснут огромными пальцами. Ногтями, толщиной с её руку — вспоминает она. Ногтями, что больше её головы. Оживи они — и от людей не останется и мокрого места.       Это не совпадение. Проклятие! Всё из-за неё, это из-за неё Армин сейчас... Умрёт?       Это не она в капкане, но именно её грудь сдавливают холодные тиски, до красной пелены перед глазами. Судьба опять настигла её. Микаса задыхается. Нет, только не снова! Какой дурак!       С воплем она взмывает в небо, цепляясь за кулак гарпуном, но титан резким взмахом отшвыривает её в землю. Кубарем. УПМ с лязгом отцепляется, возвращая воительницу к состоянию маленькой беспомощной девочки. Насколько же она вымотана, что ей не хватило сил уйти от такого простого замаха? Она силится подняться, но что-то идёт не так. Руки и ноги будто становятся не её, предают.       — Мы не хотели тебя будить! Нам очень жаль!       Арлерт, что за ерунда! Чушь! Титаны не понимают человеческой речи! Титаны не говорят и не испытывают ни жалости ни сострадания! Без проку извиняться!       И всё-таки она знает этот вид безумия. Она часто видела, как оно охватывает отчаявшихся солдат, загнанных титанами в западню. Стиснутые пальцами, с проломленными ребрами и хлынувшей изо рта кровью, они визгливо молят о пощаде и прощении, до последнего вздоха, пока человеческая речь не превратится в хрипы и влажное бульканье. И никогда, никогда не бывают услышанными.       Эти крики ранят её более, чем всё остальное на свете. Эти крики часто снятся ей во сне.       Кто мог бы подумать, что и с Армином, показавшим себя таким умницей, таким смышлёным и находчивым в их безнадёжной ситуации, будет также?       Всегда знакомые лица, столько знакомых лиц и все они кричат и корчатся, и ей так стыдно, что она, не потратившая и усилия, чтобы запомнить их имена, малодушно стоит и смотрит, как они умирают, в одиночестве и страхе, в крови и своих потрохах, раздавленные сломанные и перетёртые, бесконечно повторяющиеся, и никогда ничего не может сделать. И сегодня плюс ещё одно лицо. Разве! Не! Достаточно!       Ей снова не остается ничего на свете, кроме как смотреть в очередной раз. Ведь она только-только поверила в чудеса.       Великан замирает вместе с ней.       — Прости, нам очень жаль! Правда очень жаль! Ведь мы ничего не сделали! Всё это какая-то ошибка! — Армин упирается ладонями в большой палец и почти хихикает от нервного напряжения. Он не может не понимать всей глупости, всей провальности и бессмысленности… и всё равно извиняется, снова, снова и снова, в лицо этой зубастой пасти, с редчайшим для гиганта полным недоумением на чудовищной физиономии.       Титан вытягивает кулак, простирая его над Микасой, и девушка думает, что он сейчас просто расплющит её, как муху, а она, сколько бы одобрений в её сторону не было отсыпано со стороны придирчивых инструкторов, сколько бы людоедских холок не было ею сражено, каких бы высот она не достигла, как бы далеко не спряталась от всего человечества, от самой себя, в охватившем её ужасе ничего не сможет сделать, так паршиво и просидит в оцепенении до последнего удара сердца.       Армин шлёпается в траву напротив неё, тяжело дышит. Зрачки у него непомерно расширены, щеки серые, и не похоже, что он хоть что-то сейчас может соображать. Только всё это не мешает ему вскочить, и, на волне успеха и адреналина, с совершенно ошалевшим видом поднять её на себя и усадить в седло к уже подоспевшей кобыле, невозмутимости которой позавидовало бы полчище титанов. Микаса в недоумении оборачивается на монстра. Его злые зелёные глазки смотрят на них безотрывно, но помимо этого чудище ничего не предпринимает. Не разевает свою кривую пасть, усеянную зубами, не тянет руки. Лишь стоит, как истукан, развесив дурацкие уши.       С этого расстояния на грязных скулах отчётливо видны едва подсохшие дорожки.       — А ты мне сразу понравился, правда понравился, — всё ещё без запинки заговаривает зубы Армин, впаривая титану чистую безумную чушь, про то, какой он молодец, человечище и дружище, братишка, дружбан и молодчинка, и опять по кругу, только лишь бы говорить… И слепо без остановки ударяет по крупу белой кобылы дрожащей рукой, словно намереваясь пустить её вскачь. С одним седоком. Вот уж нет!       Достаточно чудес, решает Микаса, хватает Армина за шкирку, затаскивает в седло, поддает кобыле под рёбра и мчится прочь из этого странного места.       Гигант остается стоять, где и был. Как прикованный.       Всё ещё не понимая, что можно прекращать, Армин лопочет, лопочет, всё громче, чтобы этот ушастый мог его слышать, будто едва мальчишка замолчит — и весь навеянный им морок исчезнет, разобьётся осколками, и зачарованная ядовитая змея очнётся и вцепится дудочнику в шею.       — Хватит, Армин! Хватит, — так неприятно на лице, она вытирает его рукой и чувствует мерзкую сырость. У неё, что, текут слёзы? Когда она вообще в последний раз плакала?! Уже и не вспомнить. Как же её мутит. — Обещай. Никогда! Никогда! Так больше не поступать!       На пальцах не слезы, конечно нет. Теплая, липкая, ярко красная кровь. Последний удар. Зря пропустила. Неважно. Что получилось.       Но, все-таки, спасла. Как-то умудрилась. Пожадничать. Схватить и забрать парнишку с собой. Не ценою ли пролитой крови? Почему только в этот раз?       — А. Да. Ясно. Ты тоже. Обещай. — судя по голосу, он оборачивается и смотрит несколько мгновений за спину, — Ведь это никогда больше не сработает. Ну, что. Пока, что ли! — и машет чудищу рукой.       Сумасшедшие! Все они сумасшедшие!       Что, ради всего святого, здесь сегодня произошло?       — Если я расскажу, мне ведь никто не поверит, да, Микаса? END