Ты обещал мне небо

Мы шли к признанию наших чувств долго, я бы сказала, нудно. Неозвученные, они пылились на подкорках памяти, редко давая знать о себе. Пожалуй, лишь в критических ситуациях. Таких, как, наверное — уход Саске. Миновала четвертая мировая война шиноби: мы все могли спокойно выдохнуть, да вот только не я… Сильнее окончания войны я ждала Саске. Моего милого Саске, который, наконец, одумался. Он решил искупить грехи путешествием. Миссиями, выполнение которых пойдет на благо Конохи. А обо мне он подумал? Трудно сказать. Я всегда была для него раздражающей девчонкой, а ты… ты был рядом. Ах, прости, что не замечала твоей бескорыстной заботы! Так уж устроены люди: мы в упор не видим своего счастья, но когда оно ускользает, истина открывается перед нашими глазами. И мы плачем, виним себя во всех пороках человечества… Наверное, я такая же. В тот момент отчаяние охватило меня. Я улыбалась, когда провожала Саске, но улыбка та — один из сотни оттенков фальши. Ты сразу заподозрил неладное, с той самой улыбки. Ты проследил со мной — и не зря: я хотела броситься со скалы Хокаге. Мои мысли были затянуты мрачной дымкой. Семья, друзья и все-все-все дорогие мне люди — я не думала ни о ком. Сейчас я понимаю, в чем дело: мне было слишком страшно представить их реакцию на мою смерть. Ты перехватил мою руку, не дав мне упасть. Притянул к себе, сжал в объятиях крепких-крепких, таких надёжных, и покачал, словно ребенка. Я вцепилась в твою жилетку с такой силой, словно норовилась порвать ткань. — Я здесь, Сакура. Рядом с тобой. Всхлип сорвался с моих губ. В твоём тоне — ни намека на осуждение, обвинение или ругательство. Ты погладил меня по голове, новыми, нужными словами вынуждая меня проглотить слезы. — Никто не причинит тебе вреда, пока я рядом. Никто не узнает. Сладкие речи, но я почему-то верю. Так глупо верю словам опять. Но это же ты. Разве способен ты мне солгать? Такой надёжный, такой теплый… Ты всегда знаешь, что делаешь. И твоя вера переходит ко мне, приятной негой опаляет сердце и заставляет понять — все не так плохо. Уход Саске — не конце света… Даже если мой мир рухнул, я построю его вновь. Ты поможешь мне? — Плачь, Сакура, плачь. — Но… — слабо возражаю, язык заплетается. Нет, что ты делаешь? Больше не сдержать… А я так не хочу плакать. Одинокая слезинка покатилась по щеке, затем, вдогонку — вторая и третья… — Это не стыдно. Ты продолжаешь стискивать меня в объятиях, а я понимаю — когда ты обнимаешь меня так, умереть не страшно. Да и не хочется умирать мне больше. В ужасе отшатываюсь от тебя — ты предусмотрительно придерживаешь за локоть, чтобы не упала. Зарываюсь пальцами в волосы. Ками-сама, что я только что хотела натворить? — Мне так жаль… Простите меня, сенсей, я просто жалкая, мне ужасно стыдно, я и не думала, что я… способна на это. — Ты была не в себе, — лишь факт, не упрек. — Я ведь даже не выпила. Н-ни рюмочки, — смеюсь, но смех выходит с надломом. — Можешь шутить — уже хорошо. Иди ко мне. И я повинуюсь. Льну к тебе, пока ты, припуская маску, целуешь мои щеки, губы, шею. Я неожиданно для самой себя медленно расстегиваю твой жилет. Ты улыбаешься глазами — и в улыбке столько нежности, что я таю! Ведь это все мне, мне! Саске никогда не подарил бы мне столько своих эмоций, столько самого себя… животрепещущего, искреннего. Мы знакомы столько лет. Ты такой близкий для меня человек. Почему я не замечала это раньше? Как же можно быть такой слепой и не видеть твоих взглядов… Словно нарочито память подкидывает картинки — твои тонкие, едва заметные советы не идти мне за Саске, ведь это не сделает меня счастливой… Твои поцелуи глазами — у тебя ведь глаза самые что ни на есть говорящие, они выражают эмоций куда больше, чем твои губы или брови, ты знаешь? Какаши, ты… Зря молчал. Я же не столь проницательна, как ты. — Не здесь, — перехватываешь мою руку и, словно извиняясь, целуешь каждый палец, по очереди. Я сдавленно хихикаю. Глупый, нашел, за что извиняться… — Какаши, я правильно понимаю, ты… — Не ошибаешься, — понимаешь с полуслова. С полуслова, как всегда! А я снова чудом не плачу от осознания. Вроде с глазами, а всё равно слепая. В ту ночь я не ночевала у себя. И ещё много, много ночей я не объявлялась на пороге дома. Мама и папа были злы, когда я навестила их спустя три месяца. Да вот только повод был нерадостный. Моя одежда черная, и даже резинка для волос — черная. И круги под глазами. И все хорошее во мне тоже — черное. Ты обещал мне небо подарить, Какаши, помнишь? Подарить, а не уйти за ним навечно. Так глупо умереть, Какаши. Пережить войну и отбросить коньки на какой-то миссии ранга А… Ты разочаровал меня. И во мне больше нет сентиментальности, знаешь? Место ей уступила язвительность и горечь. Близкие мне люди любят покидать меня. В этом есть закономерность. Если бы не плод, что креп в моем чреве днём ото дня, я бы точно сдалась. Я надеюсь, он не повторит судьбу папаши, твою судьбу. Я не знаю, чего бы ты хотел для нашего ребенка, Какаши. Он не станет ниндзя, прости… Это единственное верное решение, к которому я пришла. Я думаю, ты меня понимаешь. Ты одобряешь. Потому что когда я вскидываю подбородок и смотрю на небо — на мой лоб дождем проливаются твои слезы. Я уверена, это слезы счастья. Все будет хорошо. Я взрослая девочка. Сама найду дорогу к небу, Какаши. Только подожди.