Одуванчики

Саша надула щеки, выдохнула, сложив губы трубочкой, с резким «пффф», и белые приставучие пушинки одуванчиков полетели Конни в лицо. — Да ты чего творишь, полоумная?! — заорал он и на ощупь принялся выбирать одуванчики из волос. Пушинки, конечно, мигом запутались в завитках и теперь даже частым гребнем их за один раз не вычешешь. Вот не было проблем, когда брил голову, а потом взял и перестал, потому что понравилась одна, из отряда снабжения, а с волосами этими одна морока! Но Конни в какой-то момент решил, что лысым походить ещё успеет, и вспоминался ему почему-то инструктор Шадис. Может настать такое время, что волей-неволей будешь ходить с голой башкой, и ветер будет сдувать с неё не то что одуванчики, а даже дорожную пыль. Одуванчиков кругом было целое поле, уже перезрелых, совершенно седых, и нигде не виднелось желтых, похожих на солнце, головок. Саша подобралась, крадучись, нарвала целый букет, вон аж рука на стеблях еле-еле сходится, и поздоровалась с Конни по-свойски, обдав его душем из приставучих цветков. — Ну не дура! — вопил Конни, чувствуя удивительный прилив буйной радости. Метнулся, по-борцовски обхватил Сашу за пояс, как учили в кадетке, и они вместе рухнули в заросли травы и цветов, разросшихся от частых дождей и вымахавших чуть не до пояса. Рухнули и покатились, сцепившись, с горки, как двое увлеченных игрой волчат, пока на пути не попалась скрытая зеленью сухая коряга. Попалась, конечно же, именно Конни под поясницу, и сломалась с душераздирающим хрустом. Саша вскрикнула, словно что-то сломалось у неё в теле, и тут же уперлась ногой, чтобы остановиться. Конни перекатился на живот и не мог подняться из-за накатившего смеха. Как дурной пыльцы надышался. — Конни! — Саша схватила его за плечо и хотела, кажется, перевернуть, но забоялась, что сделает хуже. — Конни, что треснуло-то? — Она вслушалась, напряглась, как ищейка, и недобро свела брови: — Да ты ржешь, что ли? В наказание она всем весом навалилась Конни на спину, и тот забыл не то что смеяться, а дышать, и захрипел: — Слезь, кабаниха! Попытался выползти из-под неё, но Саша схватила его за запястья, уперлась коленями между колен и вцепилась зубами в затылок. Без шуток, крепко. Конни зашелся, захлебываясь смехом и криком: — Не… ненормальная! Ты чего творишь?! Саше в рот попали волосы вместе с пушинками одуванчика, и она отступила, отплевываясь, как дурная псина, куснувшая ежа. Конни кое-как взял воздух, не ртом, потому что уже резало в боку и в груди, а носом, и перевернулся на спину, а потом сел. — Дура. Пушинок в волосах застряли целые полчища. Саша крепко взяла Конни за башку, заставила наклониться и цепкими пальцами стала выбирать крепко зацепившиеся одуванчики. Скоро Конни услышал, что она напевает под нос. — Где шаталась весь день? — спросил он. — У Николо. Кто бы сомневался! — И что сегодня? — Говядина. У неё даже голос изменился, будто Саша мысленно облизывалась. И не только мысленно. — Ты одна, наверно, из девок, кого можно просто кормить. У самого Конни с какого-то времени полжалованья стало уходить на всякую чепуху: на прогулки, на заколки, на угощения, но то угощения, леденцы на палочке, конфеты, засахаренные яблоки, а не такая еда, чтобы прямо буквально — нажраться. А этой ногу куриную покажи — всё, лучший парень на свете. Саша совсем не обиделась. Она дунула Конни в волосы, оттолкнулась от его плеча и упала в траву. Закинула руки за голову. — Решили, что когда смотаемся на материк, всё там сделаем, и я вернусь, то поедем к папке, знакомиться. Конни окинул её залитую солнцем фигуру удивленным взглядом: угощения угощениями, а знакомить он пока что никого бы стал. Ему и не с кем, но если бы… Это, значит, не шутки? — Да подожди, — буркнул он, почувствовав, как вдруг загорелись уши, — вернемся сначала, а потом уже планы строй.