Поплатившийся жизнью

      Холодный, липкий страх, что капельками пота стекает по спине. Боль во всем теле, начиная от раненной ноги, заканчивая сильной головной болью — последствия морфогенетического кондиционирования. Дрожащие пальцы и мысли, что уже превратились в какую-то кашу. Блокнот и кривые, неровные, едва читаемые строчки — обращение, скорее, к самому себе, чем к жене — только чтобы не потерять рассудок окончательно. Руки в крови, оставляют на белой бумаге пятна. Скоро блокнот закончится, закончится и его жалкая жизнь. В этом Вейлон почему-то не сомневался. ***       Он сидел под стеной в какой-то комнате, судя по всему, персонала, под едва-едва горящей и периодически мигающей лампой, которая отбрасывала пугающие тени, снова записывая что-то, перескакивая с мысли на мысль. Снаружи бушевала сильная гроза, ударяла косыми струями в грязное стекло, гнала сквозняки через и без того холодные помещения. А внутри — тишина. Рядом никого нет. Редкая остановка во время длинной гонки со смертью. Когда его найдут — вопрос лишь времени.       Надежды на спасение не было. Она просочилась куда-то между этих гнилых досок на полу и пожелтевших от времени стен. Сколько времени? Когда это кончится? Только небо знает. Но его он уже не увидит. Никогда.       Вдруг, в коридоре послышались шаги. Быстрые, но тихие одновременно, будто тот, кто бежал, делал это на цыпочках, с максимальной сосредоточенностью. Парк лишь успел по привычке нырнуть под стол, в спасительную тень, съежиться, затаить дыхание — всегда как в последний раз. Даже вдохнуть лишний раз было страшно — лишь бы шум непогоды снаружи заглушил звук громко бьющегося сердца.       Он едва-едва успел сунуть блокнот во внутренний карман, как дверь хлопнула. Шаги послышались гораздо ближе и через секунду Вейлон ахнул, увидев чье-то лицо прямо перед своим носом. Незнакомец резко отпрянул, выругался и мгновенно вскочил на ноги. Насколько позволяла шокирующая ситуация, Парк понял, что это совсем не пациент, кто-либо из персонала или ученых. Обычный человек в обычной одежде, который также попытался спрятаться под стол. Правда, ободранный, окровавленный… Стоп, у него что, отрезаны пальцы?       Оба, окончательно шокированные, рассматривали друг друга несколько мгновений, а потом вдруг как по команде заговорили:       — Что ты здесь делаешь?       — Кто ты? Где тут выход?       Снова повисло гнетущее молчание. Вейлон, все еще напряженный и недоверчивый, вылез из-под стола. Медленно распрямился, готовясь защищаться или побежать в любой момент. Незнакомец тоже разглядывал его. По его бледному, заляпанному кровью лицу пробегали болевые спазмы, он едва заметно морщился, с усилием стискивая зубы. В одной руке он держал маленькую камеру, а другую сжимал в кулаке и с обоих на пол капала кровь.       — Ты не отсюда… — наконец полушепотом выдохнул Парк.       — Нет. Где тут ближайший выход? Отвечай, если ты в адеквате.       — Да, я да… Я не пациент, если ты об этом… Но тоже хочу поскорее уйти. Вот только напрямик не выйдет. Поверь, я пытался. — Парк продолжал говорить по инерции, хотя видно было, что взгляд незнакомца постепенно сменяется с недоверчивого на равнодушный.       — Ты же тут работал? Значит должен знать запасные выходы. А еще мне очень нужны свидетели по этому делу, поэтому лучше тебе пойти со мной. Ты единственный живой в этой клоаке, кто еще… А-а-ргх… — он вдруг чуть согнулся, отчаянно сжимая и разжимая пальцы на левой руке. Видимо, боль все же поборола его.       До Парка вдруг стало доходить. Этот человек не мог появиться здесь случайно. Не мог, потому что «Маунт-Мэссив» уже давно закрыта для всех нормальных людей, вот только если…       — Майлз... Майлз Апшер? — Вейлон почти прошептал это имя, чуть отступая в тень, подволакивая раненую ногу. Если это не он, то кто? Единственный, чью биографию он знал достаточно хорошо, чтобы поверить в безумную отвагу этого человека. Только он один мог поверить быстрому, скомканному письму из сети и приехать ночью сюда, когда именно сегодня от этого места стоило бы держаться подальше.       Майлз с усилием разогнулся и непонимающе взглянул на Парка. На его лице отразились следы прежнего страдания, губы побелели сжались еще крепче. Он думал, анализировал и, кажется, догадывался. Быстро. Иначе Вейлон ошибся бы в нем.       Странно, но Апшер даже взглядом не дал понять, что все понял. Он просто выпрямился, оказавшись одного роста с Парком. Единственная горящая лампа отразилась в его зрачках, полыхнув белым.       — По странному стечению обстоятельств, я и есть тот самый «давний поклонник», я просто не знаю, бред это, или вы и правда настоящий… — Парк чуть тряхнул головой, прогоняя очередные пестро-кровавые видения, записанные ему в мозг. Мысли снова прыгали. Возможно, Апшер ему лишь мерещился… А еще болела нога. Страшно болела. Надо было закончить письмо… Он даже не заметил, что вдруг перешел на «вы».       Майлз молча наблюдал всю эту картину. Если это и был осведомитель, то жизни он точно не заслуживал, ведь это именно из-за него он здесь. Логично, что за его страдания и скорую смерть поплатится этот человек, который, судя по идиотическому поведению, и сам был на грани безумия. Но, с другой стороны, вдвоем их шансы выбраться будто бы удваиваются, да и живой свидетель ему не помешает, Майлз понял это с самого начала. Более того, раз уж это автор письма (его Апшер помнил наизусть), он многое должен знать о Волрайдере и о том, как это работает на самом деле. Он вспомнил о той куче документов, что уже успел наснимать за это время. Этот человек сможет показать ему еще больше вещдока, если конечно их до этого не убьют… До конца.       Все эти мысли промелькнули лишь на пару секунд и снова растворились в сильной, нестерпимой боли на месте отрезанных пальцев и отчаянным желанием покинуть эту проклятую больницу как можно быстрее.       — Пошли. — бросил он в итоге. — Все равно долго на месте оставаться опасно. Если хотим выжить, надо двигаться. Я запутал следы этого гада, что гнался за мной несколько коридоров. Но не факт, что рано или поздно он сюда не зайдет.       И, не дожидаясь пока Вейлон хоть что-нибудь на это ответит, сам первый пошёл прочь, хлопнув дверью неожиданно громко, для человека, который хотел бы сохранять тишину. Парк пошел за ним чисто по инерции, понимая, что Майлз прав. Но нагнать быстро удаляющегося журналиста с больной ногой было непросто. Ему и так каждый шаг давался с трудом, в ногу будто впивалось тысячи осколков, похожих на тот, что пробил ему ногу.       Снова будто полоса препятствий. Правда, было на удивление тихо, никто их пока не преследовал. Вейлон с усилием перелез через упавший поперек коридора железный шкаф и полез в карман за батарейками — в кромешной тьме невозможно было рассмотреть не то что его внезапного спутника, но и собственных рук было не видно. Парк уже привык к выживанию на ощупь, в крови было столько адреналина, что уже не оставалось времени и сил обдумывать все кошмары, попадающиеся ему на пути. Видимо, Вейлон тоже сошел с ума, раз начинал привыкать к опасностям, которыми эта чертова психушка была забита под завязку.       Глускин был мертв, и это самая главная его победа.       Майлза Апшера он увидел совершенно неожиданно — тот осторожно выглядывал из-за угла, высматривая что-то. Стали слышны приглушенные крики, какие-то неразборчивые ругательства. Кажется, где-то поблизости была драка.       Молясь, чтобы пол лишний раз не скрипнул под его босыми ногами, Вейлон подошел к нему и замер, вслушиваясь.       — Там пациенты… — процедил Апшер, не оборачиваясь. — Устроили свалку. Наверное, мозг целый не поделили.       Откуда у него только были силы острить? Парк заскулил, привалился к стене. Нога напоминала о себе.       — Туда мы точно не пойдем. — Майлз обернулся. Он держал камеру включенной на ночное виденье. Навел ее на Вейлона, снова будто тщательно изучая. — Если ты что-то знаешь об этих коридорах — говори сейчас.       Парк вздохнул и постарался сосредоточиться. Теперь он в каком-то смысле обязан спасти, вывести отсюда этого человека, ведь он — его единственная надежда донести правду общественности. В свою жизнь он уже не верил — вряд ли парень с раненой ногой сможет далеко убежать. Рано или поздно для него это закончится. Вейлон поморщился, отгоняя навязчивые мысли, огляделся внимательнее. Многие коридоры в больнице были на одно лицо — схожие покрытия пола и стен, горы мусора, однообразные двери…       — Думаю, мы в правом крыле — тут много кабинетов персонала… Этаж четвертый, возможно…       — Возможно?       — Я запутался… — шепотом признался Парк и сглотнул подступивший к горлу ком сдержанного стона. — Давно уже…       Майлз опустил камеру. Лицо Вейлона исчезло из поля зрения и стало совсем темно. Нечего батарейки тратить почем зря. Удушливая темнота уже стала привычной.       — Лестницу завалило… По ней никак не спуститься. Можно попробовать на лифте, но на этом этаже он тоже заблокирован. — программист припоминал свой маршрут, осознавая, что и сам оказался в тупике. — Можно, конечно, попробовать добраться до лаборатории, там есть пожарный спуск на этаж ниже…       — Так и сделаем. Веди.       — Если бы я еще знал, где это…       Майлз снова включил камеру. Времени на долгие размышления у них не было, нужно было хоть куда-нибудь двигаться. Да, стоит отложить свои мысли о недоверии этому «незнакомцу» куда подальше, с ним он сможет разобраться и после того, как выберется. Зеленоватый свет упал на близлежащие объекты, высвечивая черты. Апшер уже давно действовал по инерции, не отдавая отчета в своих действиях — настолько сильным был адреналин.       Вейлон тоже открыл камеру. Без нее он не увидит абсолютно ничего, но крики, раздавшиеся уже совсем рядом, вывели его из короткого транса. Кажется, дерущиеся переместились куда-то ближе и теперь стремились отобрать друг у друга жизни, круша все подряд. Раздался резкий, дребезжащий звук бьющегося стекла. Сражающимся явно надоело избивать друг друга и они начали крушить все вокруг себя. Парк навел объектив в том направлении, но пока что сложно было различить хоть что-нибудь кроме бессмысленно нагромождения строительного мусора. Двигаться теперь можно было только в одном направлении — вглубь коридора, до поворота, где их возможно поджидали другие опасности.       Вейлон махнул рукой в направлении этого поворота, и Майлз тут же сорвался с места, не желая больше задерживаться. Парк не мог успеть за ним, но старался хотя бы не шуметь со своей ногой.       Где-то снаружи снова прогремел гром — коридор на мгновение осветила через крошечное окно яркая вспышка молнии. Буря бесновалась снаружи, а внутри царила смерть. Жуткая идиллия посреди хаоса. ***       Бег был спасением. Сейчас, когда их снова преследовал враг — но не живой «человек» а стихия — он был единственным шансом выжить. Пламя взмывалось выше их голов, жар стоял попросту невыносимый, пожирающий все на своем пути, живое и мертвое. Деревянные полы, двери, горючая краска на стенах, прочая рухлядь горели под этим адским пламенем как горстка спичек, не более. А две живые души рвались прочь, понимая про себя, что их шансы стремятся к нулю.       — Скорее! В вентиляцию!       Майлз первым подпрыгнул и ухватился руками за спасительный край вытяжной трубы. Руки обожгло болью, но он уже подтянулся, кое-как заволакивая свое тело внутрь. С Парком все было сложнее. За все время их совместного выживания, его нога стала совсем плоха, он уже почти не мог бегать, а уж тем более, прыгать. Поэтому Апшер почти не раздумывая протянул обе руки вниз, выхватывая Вейлона из лап огня. Кое-как втянул его в вентиляцию, опасаясь, как бы та не рухнула под их весом. Но — повезло. Труба опасно заскрипела, но не обвалилась, стоически выдерживая их обоих.       — С-спасибо… — Вейлон упал на бок, отчаянно стараясь не завопить от боли — кажется, он получил несколько ожогов, а одежда, и без того напоминающая лохмотья, теперь висела на нем лишь на честном слове. — Откуда этот пожар…       — Кафетерий горел… — Майлз пытался отдышаться и восстановить в голове цепь событий. — Какой-то безумец решил, что этому месту поможет очищающий огонь… Сука, я только одному рад — что эта тварь безмозглая сгорела там же.       Майлз в который раз громко выматерил «Маунт-Мэссив» и всех ее обитателей, а затем развернулся и пополз вперед, в сторону их единственного пути спасения. Вейлон — за ним. Он чувствовал, что уже не осознает, в какой части лечебницы они находятся — так много произошло за последнее время. Калейдоскоп мыслей и ощущений, которые пережить можно было благодаря оставшимся у него крупицам здравого рассудка. Остался ли он еще?       — Эй…       Вейлон прислушался к голосу Майлза впереди.       — М-м-м…?       — Как тебя зовут-то…       — А тебе зачем?       Вейлон насторожился — в этом кошмарном месте никому нельзя верить. Никому и даже себе самому. И хотя он прекрасно знал биографию Майлза, да и за последние несколько часов тот не раз помогал ему выжить, иногда почти тащил его на себе, когда им приходилось убегать от особенно прытких вариантов. Учитывая, что за ними попятам гнался Крис Уокер, Майлз держался вполне неплохо, ни словом ни звуком не выдавая сильнейшего страха или боли и это в каком-то смысле даже восхищало. А возможно, у этого человека просто отсутствовал инстинкт самосохранения.       — Блять, хороший вопрос… Мне надоело вечно окликать тебя «эй». Да и раз уж ты знаешь, как меня зовут, значит знаешь обо мне и многое другое.       На секунду замолк.       — Так оно и есть…       — Вейлон Парк. Какое счастье, что я хотя бы имени своего не забыл в этом аду…       Они как раз доползли до края вентиляции — впереди был только решетчатый «выход». Майлз ничего на это не ответил, припоминая, видел ли он эти имя и фамилию в каких-нибудь документах до этого. Вряд ли. Апшер прислушался к звенящей тишине, но тут снова донесся голос Парка:       — Я работал тут… Да, определенно… Программирование… Интересно, далеко ли Уокер… Блять, я не хочу умирать. Майлз, я не хочу умирать, слышишь… Я хочу домой…       — Что? Парк, ты что?       Собственное имя среди всей этой безумной исповеди шокировало и заставило сердце пропустить удар. Майлз быстро подполз к Вейлону, который умудрился скорчиться еще сильнее в этом узком пространстве, обхватил голову руками и без перерыва бормотал какой-то бессвязный бред, так мало напоминающий речь здорового человека. Апшер подергал его за плечи, но Вейлон не отреагировал, продолжая сходить с ума. Если уже не сошел.       — Волрайдер… Волрайде… Морфо… Морф… А-а-а!       Парк вдруг истошно заорал, как если бы ему отрезали руку. Майлз не придумал ничего лучше, как с силой ударить его ладонью по лицу, что голова несчастного аж дернулась в сторону и тут же покраснела от отставленных кровавых пятен и реакции на оплеуху. Но зато и крики прекратились. Вейлон замолчал, тяжело дыша, а Майлз напряженно наблюдал за ним, готовый «вырубить» при малейшем признаке нового крика.       — Ха-а-ах…       Парк обернулся к нему и посмотрел более осмысленно. В глазах постепенно проявлялось какое-то выражение.       — Извини… Я не помню, что произошло, но они подвергли меня морфогенетическому кондиционированию и теперь я теряю себя… Постоянно теряю…       — Нас не должны найти, слышишь? Если будешь орать, то тогда уж точно сдохнешь. И я не смогу тебе помочь. Пошли.       Парка в который раз поразила выдержка и спокойствие Апшера — даже в такой ситуации он умудрялся думать о деле. Майлз уже вылезал из вентиляции, и вскоре его ноги пропали где-то снаружи. Он сполз на животе и пропал, только каблуки ботинок стукнули о плитку.       — Вылезай. Нам повезло.       Только выглянув в дыру, Вейлон понял, что им действительно повезло. Они находились на лестничной клетке, куда выходила одинокая дверь наружной части лифта. Вторая ее часть была оторвана «с мясом» и сейчас валялась в стороне. Свет еле горел — в шахте лифта было темно. Но надежда, что кабинка еще рабочая, оставалась, хотя и довольно призрачная. Парк выбрался наружу и тут же нажал кнопку вызова, без особенной надежды. О чудо! Что-то громко заскрежетало в глубине зияющей чернотой шахты, Вейлон включил режим ночного видения и обнаружил внутри тросы, которые медленно натягивались, поднимая тяжелую кабинку.       — Работает… Только очень медленно. Наверное, что-то повлияло на центр управления…       — Ага… Подождем. Все равно лестницы завалены.       Майлз тяжело уселся под стеной напротив лифта, на грязную желто-зеленую плитку. Тут они были в безопасности — на крошечную площадку не выходило ни одной двери — только лестница (которая и так была перекрыта) и лифт. Странное во всех смыслах помещение, кажется, что бесполезное. Но Апшеру не было до этого дела. Это был их шанс на спасение.       — В этой дыре только один лифт?       — Один.       Вейлон тяжело уселся рядом, чуть поодаль, откинул голову на серый бетон стены. Видно было, что несмотря на совместное выживание и одну цель — он боится своего спутника. Опасается, видимо, собственной перед Майлзом вины и расплаты за нее. Это было вполне логично с его стороны, плюс ко всему — странная, для такого человека как Парк, попросту ненормальная отвага Майлза и его видимая терпимость к боли очевидно говорили Вейлону о некотором безумии журналиста, что тоже не добавляло «плюсов» в копилку доверия.       Апшер разглядывал программиста, улавливая какие-то подробности внешности и подвязывая это к образу личности, которая уже сложилась у него в голове. Этот человек явно был ведомым — лишился всех сил и остатков нервов, «Маунт-Мэссив» уже поглотила его, а тело и душа жили на чистой инерции. Он не выглядел слабым физически, но поза выдавала его крайнее измождение.       «И нахуй оно мне надо?»       — И чего ты так рвешься отсюда? Ты же явно сдался, Парк.       — Что?       Вейлон удивленно поднял голову, отвлекшись от чего-то, к чему он прислушивался внутри себя. Он явно не понял, что Майлз имел в виду, но на грязном лице постепенно проступали какие-то приглушенные усталостью и болью эмоции. Парк все еще был на них способен, не все потеряно. Тени от тусклой лампы на потолке странно упали на всю его фигуру, сделав будто старше, чем он есть на самом деле.       — Почему? — он спросил это осторожно, тихо, заглушенный в конце фразы лязгом движущегося медленно, словно черепаха, лифта.       — А сам не понимаешь?       Майлз развернулся к нему корпусом, хмуро глядя между глаз. Серо-зеленые. Вейлон тут же их отвел, уступил, опустив к полу. Он до сих пор думал, что глаза у Апшера абсолютно черные — безумные.       — Ты тяжело ранен, нога — точно претендент на гангрену и ампутацию, но не это главное. Ты слишком много думаешь. Здесь это вредно. Ты давно в своей голове себя похоронил и сейчас не живешь, а существуешь. Надеешься на случай… Что тебе вообще снаружи светит?       «Может, это я с ума сошел? Какого черта я все этого у него спрашиваю?»       Видимо, это было просто желание выплеснуть куда-то свой адреналин в эти редчайшие минуты покоя. Он и сам не ожидал от себя такой болтливости. Майлз привык молча делать выводы и придерживаться их — он редко ошибался насчет людей.       — Что светит… Семья. Она у меня все еще есть, хотя я и навлек на них страшную опасность. Единственное, ради чего не жалко и жизнь отдать. Жена, двое детей… Видимо, не так уж много я грешил за свое существование, раз уж заслужил такое счастье…       Взгляд его затуманился — видимо, он вспоминал прошлое. Апшер с некоторым болезненным любопытством наблюдал, как на изможденном лице появляется какое-то подобие счастливой и мечтательной улыбки.       «Он что, верующий? Мне повезло столкнуться с фанатиком?»*       — Они ждут меня дома. Они все еще ждут меня дома… И я обязательно выберусь отсюда, хотя бы ради них. — закончил он, неожиданно твердо. — А ты? Есть ли тебе к кому пойти?       — Да нет. Один я. Одному всегда по жизни легче.       Майлзу не хотелось впускать кого-то в свое личное пространство. Но с этим Вейлоном они друг другу никто и за стенами проклятой «Маунт-Мэссив» потеряются друг для друга навсегда. Парк отправится искать утешения в объятиях жены, а он, Апшер, постарается привыкнуть жить с восьмью пальцами и разъебаной в край психикой.       — Не сказал бы… Каждому нужен кто-то, кто станет мотивацией жить в трудную минуту. — Вейлон поджал колени, опуская на них голову и как бы показывая этим, что разговор окончен.       Майлз только неопределенно пожал плечами. Пока что его главной мотивацией выжить являлось теперь уже практически маниакальное желание донести эту правду, за которую он страдал последние несколько часов. И плевать, что его ждет. Как только об этом кошмаре узнает общественность — ему уже и умереть будет не жаль. Апшер понимал, что вряд ли сможет жить спокойно после всего этого. «Дополнительной мотивации», как сказал Парк, у него не было.       — Лифт приехал…       Майлз оглянулся на черный проем в стене. Действительно. Старомодная по меркам их года кабинка со скрежетом распахнула перед ними свои решетчатые створки, кое-как загорелся подрагивающий свет.       — Он не выглядит безопасным. — Вейлон вошел первым. — Но выбора у нас нет.       — Верно.       Трудно было поверить в возможное спасение. Очень трудно. И Майлз не верил, когда нажимал почти стершуюся от частого использования цифру «один» на панели с кнопками. И снова сработало. Лифт все так же медленно пополз вниз, жалобно и пугающе затрещали тросы, будто стараясь высказать миру свое недовольство сложившимися обстоятельствами. И чем ниже они спускались, тем сильнее мигал свет в лампе, заполненной дохлыми мухами.       — Кажется, что…       Но Вейлон не успел договорить, что ему там кажется. Никто не понял, что случилось потом, потому что в момент произошла целая череда событий, запомнить последовательность которых не представлялось возможным. Сначала, свет замигал особенно быстро а потом и вовсе погас. Сильно тряхнуло, раздался просто нечеловеческий лязг — Майлз и Вейлон по инерции схватились друг за друга лишь на секунду успев осознать, что они падают. Короткий вопль ужаса затерялся в глубинах черной шахты. И наступила тьма. ***       Вейлон почувствовал, как сильно ему болит голова. Просто нечеловечески ныли виски, а еще жутко ломило тело — теперь на нем точно ни одного живого места не осталось. Но мысль о том, что он жив, заставила застонать и приподняться на руках и попробовать встать. Зрение медленно но верно возвращалось, хотя глаза нещадно резало от белизны уходящего вдаль коридора.       Нет.       Парк обессиленно прислонился к стенке лифта, который уже явно был ни для чего не годен. Осознание положения было похоже на осознание смертельного приговора — он вернулся туда, откуда начинал. Проклятые лаборатории. Проклятое место. Проклятый Вейлон Парк. Прав был Блэр — проще ему было сдохнуть еще в самом начале. Кулаки стиснулись сами собой от боли и отчаяния и Вейлон с силой ударил в стену, чувствуя, как по щекам сбегает влага. Вдруг, где-то в стороне раздался тихий стон и Парк притих. Майлз! Он тоже был еще жив!       Забыв даже про собственное отчаяние, Вейлон бросился к телу, что все еще лежало во тьме лифта и выволок его на свет. Если бы Майлз не стонал при этом, можно было бы почти со стопроцентной уверенностью сказать, что он мертв. затаив дыхание, Парк коснулся пальцами артерии на шее — легкое биение и тепло. Почему-то стоны не смогли убедить Вейлона в том, что Апшер жив, и только касание принесло какую-никакую уверенность.       Сквозь сильный звон в ушах Майлз ощутил это прикосновение, легкое, почти невесомое, но именно оно заставило разлепить мутные глаза и застонать еще громче. Сломал ли он что-нибудь при падении? Проверить это можно было только одним способом.       — Вейлон… По… Помоги мне встать… — хотя мечталось только об одном — лежать на этой прохладной поверхности до конца времен, а лучше уснуть или умереть в идеале, чтобы больше не чувствовать этой жуткой, нечеловеческой боли.       — Ты уверен, что…       — Блять, да! Давай же.       Парк больше не спорил, а подал ему руку. Но этого оказалось мало. У Майлза сильно кружилась голова, он не мог сам стоять. Поэтому Вейлон обхватил его за спину, а сам Апшер положил руку к нему на плечи. Странно, но стоя было гораздо легче — по крайней мере, теперь вес тела был разделен между ими обоими, давление на ушибленные ноги было куда меньшим. Стиснув зубы, Майлз огляделся, насколько позволяло мутное зрение — белые, абсолютно серые коридоры, странной, будто изогнутой формы, тяжелые, металлические двери вдалеке и ярчайшие индустриальные светильники на потолке — совсем не то, что ему довелось увидеть в этой проклятой лечебнице до этого.       — Где это мы?       Парк невнятно всхлипнул и зажмурился, а затем почти шепотом выдавил:       — В Аду, Майлз. Теперь-то мы точно в Аду.       Они, не сговариваясь, медленно двинулись вперед, все еще держась друг за друга, чтобы дать Майлзу возможность как следует прочувствовать собственные ноги. Вейлон нескладно и рвано пересказал, с чего начинался его кошмарный «забег» по «Маунт-Мэссив», упомянув при этом Волрайдера, который, скорее всего, был уже «готов» к своей активной фазе.       — Я много об этом читал в документах… — Майлз скрипнул зубами. Он только сейчас вспомнил о камере, дрожащей рукой полез в карман, боясь, как бы его единственный шанс донести правду не разбился вдребезги после падения. Но ему повезло. Им обоим повезло — обе камеры все еще функционировали, пусть и были изрядно потрепаны. — Насколько я понял, именно из-за него тут творится вся эта хуйня…       Парк не ответил. Он дрожал, как осиновый лист, зная, в какой страшной опасности они сейчас находятся. Если обслуживающий персонал все еще здесь, если подкрепление еще не подошло — то им конец, ведь находиться рядом с Волрайдером крайне опасно, особенно сейчас. Он ведь был здесь очень давно — почти сутки тому назад, и сейчас коридоры пугают своей пустотой.       Вскоре, Майлз смог идти самостоятельно, пусть и немного неровно — он сильно приложился головой. Они оба продолжали съемку, хотя пока что в ней не было никакого смысла — абсолютно ничего не происходило, только тихо жужжали лампы, да хромовые двери с легким скрежетом разъезжались в стороны, когда Майлз и Вейлон к ним подходили. По обеим сторонам потянулись офисные помещения и лаборатории, двери в которых были либо выломаны, либо наглухо запечатаны паролями. Ни намека на жизнь, зато везде — признаки разрухи, которую устроили в панике убегающие люди. Где-то еще не высох пролитый кофе, где-то валялись брошенные бумаги, перевернутая мебель, невыключенные компьютеры, которые, впрочем, выдавали такие сильные помехи, что разобрать хоть что-нибудь было невозможно.       — Черте-что…       — Смотри…       Вейлон оторвал Майлза от изучения очередной брошенной второпях папки, указывая куда-то в сторону, мимо прозрачных дверей и груды офисной мебели. Там, на кресле, обернутом к столу, явно кто-то сидел. Причем, судя по едва различимому движению рук — живой. Быть не может.       — Это же… Постой, Майлз, я кажется знаю, кто это…       Апшер оглянулся на Вейлона — тот был еще более бледным, чем обычно. В глазах читался ужас и какое-то подобие благоговения.       — Это Рудольф Вернике… Тот самый Вернике, из-за которого все это и началось.       — Откуда ты…       — Видел его однажды. Мельком. Ты, вероятнее всего, знаешь уже, что именно он является создателем морфогенетического кондиционирования и Волрайдера, он здесь главный кукловод, паук, который повсюду протянул свою паутину…* Мы должны его уничтожить.       Апшер был поражен до глубины души. Мало того, что Вейлон сейчас заговорил уж очень пространными метафорами, так еще и намеревается убить человека, хотя до этого ни малейших признаков агрессии не проявлял. Сейчас же его глаза полыхали сильной жаждой мести, а кулаки сжались сами собой.       — Он очень болен, Майлз. Его жизнь поддерживает это чертово кресло, что нам стоит его сломать! — Парк вдруг повел себя совершенно неочевидным образом — быстро направился к своей цели, бормоча себе под нос какие-то угрозы и ругательства, уже не обращая внимания на попытки Майлза его остановить.       Но тут из-за ближайшего поворота показался Крис Уокер. Собственной, мать его, персоной. Как-то это чудовище нашло способ пробраться вслед за ними — неизвестно. Но Майлз уже чисто интуитивно сжался, готовясь прятаться и убегать, хотя ушибленные суставы болели попросту нещадно. А вот Вейлон не успел. Он слишком поздно заметил толстяка чтобы хоть что-нибудь предпринять, а в следующую секунду его уже поднимали над землей за горло.       — Парк!       Майлз бросился к ним, забыв про осторожность. Еще миг — и Вейлон лишится половины своего тела — Уокер просто порвет его пополам. В нос тут же ударил зловонный смрад запекшейся крови, канализации и органов, а нечеловеческий рык, который издал гигант, заставил и без того дрожащие колени трястись пуще прежнего.       — Нет!       Вейлон задыхался. Он все не мог взять в толк, как Крис нашел их, но сейчас это было не главное. Еще какое-то мгновение, и Уокер порвет его как куклу — на этом все и закончится.       — Сдохни… Сдохни, тварь… — просипел верзила, насколько позволяли скобы на щеках.       И наверное, Вейлон точно закончил бы разделенным на две половины, если бы не еще одно «но», которое было явно против, чтобы о нем забывали. Подбежавший на помощь Майлз вдруг рухнул, как подкошенный — он ощутил сильное давление — воздух будто раскалился добела. Перед глазами замелькали какие-то пятна, в ушах зашумело, будто Апшер нырнул на огромную глубину. Нечто черное, неплотное, но явно имеющее очертания человека, ринулось на Криса, окутало смертельным облаком. Гигант зарычал, но уже не мог ничего сделать — против этого монстра у него не было ничего.       Вейлон тоже завопил нечеловеческим голосом, ощутив на себе разом весь спектр последствий морфогенетического кондиционирования да и попросту сильного человеческого страха. На их глазах развернулась удивительная, но одновременно с этим самая жуткая картина из увиденных сегодня — Волрайдер (в том, что это был именно он, сомнений не возникало), приподняв орущего Уокера над полом, резко бросил того в стену, но не просто так, а в быстро вращающиеся лопасти вентиляционной вытяжки.       Апшер и Парк едва успели прикрыть головы — на них обрушился целый кровавый водопад, вперемешку с органами и кусками скелета. Криса порвало на ошметки — Волрайдер «завершил» работу острых лопастей, сдавливая и превращая жертву в ничто, просто в груду мяса и гнилья, живописно забрызгавшую все вокруг. На кипельно-белых стенах, полу и потолке хорошо просматривалась каждая капелька крови, составляя невероятную картину.       Волрайдер пропал, однако ни Майлз ни Вейлон не смогли поначалу даже встать — так сильно шумело в ушах. Кажется, у Парка пошла кровь из носа от напряжения, но он и так был весь бурый с ног до головы — такая мелочь была совсем неразличима.       — Господи… — только и смог он пробормотать, когда первый шок постепенно прошел. — Господи, помоги…       — Мы должны…       — Да… Да…       Теперь они точно знали, что не выберутся отсюда. И не выживут. Смерть нависла над ними Черным Дамокловым мечом, который опустится через время, чтобы не пощадить никого. Единственное, что им сейчас остается, это искать самую главную лабораторию и попытаться сломать адскую машину. Последние минуты их жизни не должны утечь понапрасну.       Теперь Майлз и Вейлон действовали не сговариваясь. Все и так было очевидно. Пути назад не было, было только лишь будущее, в котором маячила смерть. И им нужно было к ней идти, пусть даже все еще живое сознание пыталось сопротивляться. ***       Вейлон не стал убивать Вернике. Просто молча выслушал его исповедь*, снятую Майлзом от начала и до конца. Последнее, что они здесь снимут. Камеры можно будет спрятать, и тогда однажды их возможно найдут. Возможно посмотрят, возможно примут меры. Возможно, вспомнят двух бессловесных операторов, что добывали этот материал ценой собственных жизней.       Рудольф Вернике заявил, что Волрайдер не тронул его потому, что считает его кем-то вроде «отца», да и то временно. Наниты не могут испытывать никаких чувств, а уж тем более привязываться — это просто оружие, которое вышло из-под контроля и теперь мстит своим же создателям. Билли Хоуп страдает, и его страдания воплощаются в ярости этого существа. Вернике скоро и так умрет — слишком уж старо и нездорово его тело, поэтому оба, как по команде, отправились прочь, туда, где их ждал финал. Молча, но плечом к плечу, будто боясь потерять друг друга в последнем пути.       Майлз думал о том, куда ему лучше спрятать камеру, когда настанет нужный момент. Он уже почти не обращал внимания на боль — тело теперь не играло никакой роли, все равно ему скоро придется уйти. Но мозг все еще не желал окончательно смириться и искал какие-то лазейки, пути отхода, возможности… Почему-то начал подкидывать ему мысли о мирной жизни, там, на поверхности, и эти идеи было не так-то просто отогнать. Краем глаза он наблюдал за Вейлоном, на лице которого было написано столько страха, что и выразить сложно. Да, ему было что терять. Майлзу, на удивление, стало его действительно жаль — он прошел слишком долгий путь, чтобы умереть, вернувшись на старт.       — Вейлон… — тихо позвал он, когда они остановились у массивной двери — вход в главную лабораторию.       — М-м-м? — невнятно отозвался тот. Недавно они проходили мимо «черного хода» — огромных дверей из оргстекла, которые были наглухо опечатаны — снаружи виднелись машины спецназа, а еще — свет солнца. Кусочек их возможного спасения. Теперь Парк только и думал, что о возможности сбежать, попросту мечтал о глотке свежего воздуха — ну и плевать, если это будет последнее, что он сделает в своей жизни.       — Давай, когда выберемся, ну, когда разберемся с нашими болячками, сходим как-нибудь выпить вдвоем… Я знаю кучу отличных местечек, угощу тебя виски… — Апшеру хотелось поддержать Вейлона. При мысли о том, что и ему придется умереть, в сердце что-то защемило. Вот что значит — совместное выживание.       Парк немало удивился такому предложению. Он обернулся на Майлза — тот улыбался ему немного болезненной, но вполне искренней улыбкой. Уголки губ дернулись сами собой.       — Я не против, Майлз… — тихо проговорил он, глядя ему в лицо. — Я с удовольствием.       — Ну вот и отлично. А то мне наскучило выпивать в одиночестве. Как ты там говорил? Дополнительная мотивация жить? — Майлз вдруг усмехнулся, а затем резко толкнул дверь в лабораторию. ***       Вейлон здесь уже был, но как будто в другой жизни. Будто не он сидел там, за стеклом, не он помогал в процессе морфогенетического кондиционирования, не он бежал оттуда, надеясь на спасение. Злая судьба распорядилась им на свое усмотрение.       Центральную часть лаборатории занимал аппарат жизнеобеспечения, объединённый бесконечным количеством трубок и проводов с единственны еще «живым» шаром, в котором находился он — Билли. Майлз и Вейлон хоть и боялись сейчас больше, чем когда-либо, не смогли не остановиться на несколько секунд, рассматривая это удивительное в своей чудовищности зрелище — несчастный, все еще живой, Хоуп был похож на ребенка-переростка в утробе матери, которого неведомая сила вывернула наоборот, и у которого пуповина присоединялась не только к животу, но и к спине, к сердцу, легким, рту и носу. Можно было только представить, какие муки приходится испытывать этому существу каждую секунду его «жизни».       Надежда умирает последней.*       Майлз и Вейлон переглянулись. Оба понимали, что произойдет, если они решатся отключить жуткую машину. Вся мощь Волрайдера обрушится на них в тот же миг, попытается защитить носителя любыми способами.       — Я отключу верхний… — почти беззвучно выдавил Майлз и почти побежал наверх, по решетчатой лестнице, туда, где находился один из предохранителей. Парку оставалось только одно. Самый главный клапан, который находился на центральной системе управления. Глубоко вздохнув, он взялся за него обеими руками, но стоило начать крутить, как в голове снова замаячили навязчивые, сводящие с ума образы. Где-то наверху раздался вопль Майлза. Началось.       Как в бреду Вейлон выкручивал клапан, молясь, чтобы успеть. Билли в шаре ожил. Он забился, шар заискрил и тут же прозрачная жидкость внутри заполнилась красным. Оглушительно завыли тревожные кнопки, воздух раскалился добела. Словно в замедленной съемке, краем глаза Парк наблюдал, как падает с огромной высоты тело Апшера, ускоренное мощью Волрайдера. Все кончено. Система отключена. Чудовище на свободе.       — Майлз… — Вейлон бросился к нему, позабыв даже про то, что из ушей течет кровь. — Майлз, прошу…       Он рухнул на колени рядом с телом и коснулся его шеи кончиками пальцев. Майлз приподнял голову и затуманенным кровавой пеленой взглядом уставился на Парка. Прикосновение напомнило ему что-то, что он так боялся забыть.       — Вей… Лон… — выговорил он упираясь на руки. — Я… Я жив, черт… Помоги…       Вейлон мгновенно подхватил его под руку. У Апшера явно была сломана нога, и не известно сколько еще костей, но очевидно было одно — они идут домой. Где-то внутри Парк осознавал это, все крепче и крепче прижимал к себе Майлза, боясь потерять. Теперь он его ни за что не отпустит, никогда. Двинулся вперед, снова ощущая слезы на щеках. Он обязан Майлзу этой возможностью — снова увидеть семью. И между ними теперь связь, куда большая, чем кровные узы.       Очередные тяжелые створки дверей разъехались перед ними и десяток автоматов уставилось обоим в живот. Спецназ ждал их в конце пути. За их спинами можно было различить Вернике, наблюдавшего за всем этим со своего кресла.       Никто не проронил ни слова. Волрайдер налетел на вооруженных людей быстрее, чем они успели сделать хотя бы выстрел. Но Вейлон и Майлз слабо осознавали, что происходит. Они только крепче прижимались друг к другу под этим кровавым дождем, боясь, что кто-то может умереть раньше. Только вместе. Это было негласное, но общее решение.       Это был, наверное, сон, но они все еще шли. Мимо трупов, которые оставил после себя нано-рой, мимо целого моря крови, мимо проклятых дверей и замков. Оргстекло было снесено. Впереди их ждала свобода.       Солнце. Первый его луч только-только коснулся лица Вейлона — они стояли на краю бетонной платформы с военными машинами. Молча. Наслаждаясь утренней осенней свежестью, запахами листвы и теплом, которое не сравнить ни с чем.       — Мы… Выбрались? — будто не веря сам себе, пробормотал Парк.       Майлз выбрался из его хватки. Он стоял рядом, опираясь на одну ногу, и глубоко дышал, прикрыв глаза. Ухо уловило позади движение.       А в следующую секунду он уже заслонил собой спину Вейлона, принимая всю мощь Волрайдера. Страшная, черная взвесь нанитов окутала его, проникая в каждую венку, каждую артерию и ткань. Парк только начал поворачиваться, а Апшер уже впитал все, слившись с монстром воедино и поглотив его. Тело рухнуло, как подкошенное, Вейлон едва успел его подхватить.       Это точно был конец. Волрайдер умирал вместе с новым хозяином.       — Нет… Нет… — Вейлон положил голову Майлза себе на колени, забыв обо всем. — Не может этого быть…       Он стер рукавом кровь с лица Майлза и удивился тому, какое же оно безмятежное. Будто это не он только что пережил сильнейшую атаку.       — Майлз… Майлз, прости… — слезы закапали из глаз, падая на лицо Апшера. — Пожалуйста, прости меня…       — Ве… Вей…       Вейлон склонился очень низко, так, чтобы слышать его голос. Майлз приоткрыл глаза. Они были карими, с легкой золотинкой, смотрели с добротой и даже каким-то легким весельем.       — Да…?       — Не… Не плачь… — холодная как лед рука медленно стерла слезы с его щеки. — Увидимся… Еще… Ты… М-х-х-х… Ты только живи… Прошу…       — Конечно…       Вейлон сжал его в объятиях, не решаясь больше смотреть, как тот умирает. Ледяные руки легко обняли его в ответ, но уже через секунду опали. Глаза закрылись.       — Прощай…       Луч солнца упал на них, высвечивая красивым золотым светом тело Майлза Апшера, которое все еще лежало у Вейлона на руках. Он поплатился жизнью ради него.       Вейлон Парк никогда его не забудет.