Первый снег.

      — Ты до сих пор не решила насчёт поездки? — Мидзусаки поправила спадающий с плеча рюкзак и с любопытством посмотрела на Канамори.       Та пожала плечами и призадумалась.       Цубамэ хотела провести вечеринку за городом, прямо в канун Нового Года. Родители уехали на какой-то благотворительный вечер, и хотя бы в этот раз она не хотела оставаться одна. Это должна была быть милая ночёвка с обменом подарками, имбирным печеньем и гирляндами вместо любого другого освещения. Мидзусаки пригласила туда своих самых близких и единственных, несмотря на богатство и популярность, подруг: Асакусу и Канамори. Первая сразу отказалась — родители давали ей почти полную свободу действий, но по ночам та должна была быть дома, особенно в такой день. По крайней мере, она сама так сказала.       А вот Саяка наоборот очень долго думала.       Её родителям, в сущности, было плевать, где дочь проводит своё время, единственное, что их волновало — это где купить алкоголь и где взять на него денег, поэтому Канамори могла гулять, где и сколько ей вздумается, но всё же, по приходу домой, частенько получала за это. Девушка боялась, что и в этот раз не обойдётся без побоев, ведь вне дома она, как и Мидори, никогда не ночевала, но идея провести Новый Год подальше от шумных собутыльников родителей казалась очень заманчивой.       — Наверно пойду — ответила она, по привычке небрежно, и будто безразлично, хотя на самом деле очень сильно волновалась.       Цубамэ не знала, почему Канамори не решалась пойти, не понимала, что длинная юбка скрывает ссадины и синяки, почти полностью покрывавшие ноги подруги, и что дома у той частенько нет еды, и праздники бывают только у родителей, причём ежедневные. Саяка никогда и никому не рассказывала об этом, предпочитая справляться со всеми жизненными трудностями самостоятельно. И плакать тоже в одиночку.       Мидзусаки улыбнулась и снова стала болтать без умолку, но Саяка как всегда её не слушала. Она была погружена в свои мысли.       Девочки отправлялись в киноклуб.       Канамори вышла из дорогого авто и поёжилась от холода. Родители Цубамэ отвезли девочек домой перед тем, как уехать на какой-то приём — Саяка не вдавалась в подробности, а послушать подругу ей и в голову не приходило.       Девочки поднялись по лестнице, Мидзусаки открыла дверь и включила свет. Дом не был очень большим, но его внутренняя обстановка действительно поражала своим уютом и красотой, что и поспешила заметить Канамори.       — У вас очень мило, — она не была мастером комплиментов, поэтому смогла выдавить только это. В чужом доме девушка чувствовала себя некомфортно, поэтому смущалась больше обычного. Не только потому, что была в гостях.       Канамори нравилась Цубамэ, но она скрывала это чувство где-то глубоко внутри. Девушка не боялась получить отказ — она боялась потерять любимого человека. Мидзусаки добрая, умная, всегда придёт на помощь, а как она улыбается! Саяка не смогла бы простить себе потерю всего этого. Будет лучше, если та ни о чем не узнает.       Цубамэ одарила подругу одной из своих тёплых улыбок, так любимых Канамори, и поблагодарила. Не зря при обустройке дачи она настаивала на той мебели, которую хотела выбрать сама. В девушке жил дух великого дизайнера.       Мидзусаки сразу повела девушку в гостиную, туда, где уже была украшена пышная живая ель, горели гирлянды и стол был заставлен праздничной едой.       До следующего года оставалось два часа, за это время можно было успеть и расположиться поудобнее, и даже поесть, но, видимо, в планы Цубамэ это не входило.       — Подожди меня здесь, ладно? — девушка убежала куда-то внутрь дома, не дожидаясь ответа. Канамори лишь молча кивнула и присела на диван.       Праздник подруги кардинально отличался от того, что проводился дома у неё самой. Старая обшарпанная мебель, полное отсутствие каких-нибудь украшений и даже ёлки, куча незнакомых людей. В такие дни девушка уходила к себе в комнату и с головой закрывалась одеялом. Она не праздновала.       Мидзусаки вернулась, неожиданно для Канамори поставив на стол бутылку вина. Вид у хозяйки дома был самый что ни на есть победный, она хитро прищуривала красивые глазки и улыбалась.       — Это чё? — Саяка решила отбросить в сторону нормальный лексикон. Вид алкоголя вызывал у неё неприятные воспоминания. Девушка твёрдо пообещала себе никогда не пить.       — Залог нашего хорошего вечера! — Мидзусаки усмехнулась и плюхнулась на диван рядом с подругой. Она взяла со стола два бокала и начала разливать. Цубамэ, видимо, не пугало то, что до совершеннолетия ей оставался ещё как минимум год, и, узнай они об этом, родители бы сурово наказали её.       На возражения Канамори по поводу того, что она, мол, не пьёт, девушка не приняла. Уговорить подругу сделать хотя бы глоточек было нереально сложно, но пользуясь своими природными дарами Цубамэ всё-таки сделала это.       «Может, ничего не будет, я же чуть-чуть и всё.» — подумала Саяка. Алкоголь приятной, тёплой истомой разливался по телу, и девушка не заметила, как выпила третий бокал.       — Мне что-то жарко, — захмелевшая Цубамэ взяла подругу за руку и повела к окну. Она открыла форточку, взобралась на подоконник, села там поудобнее и вдохнула свежего ночного воздуха.       Канамори просто стояла рядом и смотрела в окно, уже по своему желанию не выпуская чужой руки.       За окном шёл снег, большие белые хлопья падали на землю, создавая всё новые и новые сугробы. Чарующий танец природы завладел вниманием девушек, и они долго не отводили глаз от вида за окном. Но Мидзусаки вдруг повернулась и доверчиво сообщила:       — Знаешь, я слышала, что людям, встречающим вместе первый снег суждено влюбиться.       До затуманенного алкоголем мозга Канамори не сразу дошёл смысл слов подруги. Оставшаяся частичка здравого смысла подсказала ей, что нужно ответить.       — Но сейчас же не первый снег, глупая.       Цубамэ глупо хихикнула, притянула к себе Саяку и полушёпотом сказала ей на ухо:       — Вот только я уже влюблена.       Девушка поцеловала Канамори так, будто делала это тысячи раз. Хотя, в её снах и фантазиях таких случаев было намного больше. Подруга (а подруга ли уже?) не спешила отстраниться, наоборот — обвивая руками чужую шею она будто пьянела ещё больше, но вино здесь было уже ни при чём.       Увлёкшись друг другом они не слышали, как куранты пробили сначала восемь, потом девять, а там уже и двенадцать.       — Что ты загадала? — в данной ситуации Канамори не могла придумать более хорошего вопроса.       — Если я скажу — ничего не сбудется, — совсем по-детски ответила ей Цубамэ, ещё минуту назад страстно целовавшая её.       Но Саяка точно знала, что загадала девушка, ведь желание той точно совпадало с её собственным.       «Быть с тобой».