Чувства

Лорд милостив и всегда выполняет свои обещания, а Барти Крауч помнит свои ошибки и не повторяет их. После той досадной ситуации накануне третьего испытания Барти всегда следил за количеством порций оборотного зелья, продолжал делать все для того, чтобы великий план господина увенчался успехом. И за свою преданность, непоколебимую верность и готовность на все Крауч-младший был щедро вознагражден. После убийства отца, к которому он не испытывал никаких теплых чувств, злость и бешеное желание уничтожать всех, кто хоть как-то ему мешал в жизни, немного схлынуло, и о поимке Каркарова Барти начал думать спокойнее. Темный Лорд разрешил ему делать с этим предателем все, что угодно, а он воспринял это так, как хотелось ему самому. Долгие, долгие недели ожиданий и поисков наконец-то привели к положительному результату. Вот они - минусы лета: ни следов в снегу, ни запахов, ни других подсказок, где искать. Барти обдумывал ту ситуацию, тот побег Каркарова и, самому себе едва в этом признаваясь, восхищался. Насколько же нужно любить жизнь, насколько же нужно за нее цепляться. За все это время Барти успел изучить, кажется, все, что есть по анимагам. Узнал, как в принципе становятся анимагами, даже дернулся было в ту же сторону, но передумал. Нет у него на это времени, нет. Своей великой милостью Тёмный Лорд дал Барти артефакт, который позволял отслеживать перемещения Каркарова в моменты, когда тот принимал человеческий облик, и Крауч-младший бдил, практически не спал и следил за артефактом и днями, и ночами. Он сам себе не мог объяснить, почему, чем его так зацепил Каркаров, почему прошлое всплывает у него в мыслях каждый раз, когда он закрывает глаза, почему тактильный голод именно сейчас решил напомнить о себе, а главное - ведь Каркаров - отвратительный трус и предатель. Так почему он? Мысли, мысли, мысли, сомнения в себе, упреки в сторону самого себя. И при этом все верная служба Лорду, дни и ночи в расчетах, Поттер, чтобы его черти побрали… Но все закончилось. И в тот момент, когда артефакт засветился тусклым голубым цветом, Барти знал, что своего шанса не упустит, и без каких-либо сомнений, накинув на плечи теплый плащ, взялся за портал.       - Экспеллиармус!       - Репелло! Выходит, ждал и знал, что за ним явятся.       - Петрификус Тоталус!       - Фацио! Барти сощурился, вглядываясь в темноту. Секундная передышка…       - Ахеллитус! - с такой “радушной” встречей Каркаров никогда не дождется пощады или послаблений. И заклинание наконец-то попало в цель. Дарованный Лордом артефакт послушно перенес их в дом Крауча-старшего. Накрытый всеми возможными заклинаниями, он был самым безопасным местом на этой земле, где их обоих не стали бы искать. И только здесь, на всякий случай наложив антитрансгрессионное заклинание, Барти небрежно махнул палочкой:       - Финита Инкантатем. Каркаров, кашляя и хватая губами воздух, рухнул на пол. Барти медленно, держа его под прицелом палочки, обошел стол, так неудачно оказавшийся между ними, и присел рядом с Каркаровым, смотрящим на него одновременно неверяще и почти безумно. Грязный, заросший, тощий, он производил жалкое впечатление, но все равно, глядя на него, Крауч испытывал полное удовлетворение ситуацией. Игорю никуда не деться из этого дома: ни в человеческом, ни в анимагическом обличии. Этот дом может стать ему тюрьмой или могилой, а может, если он вовремя проявит сообразительность, стать спасением и убежищем.       - Что, так припекло одно место, что прожить без меня не можешь? - хрипло засмеялся Каркаров, явно проверяя и провоцируя. Барти промолчал. Сначала практически за шкирку отправил его в ванну с горячей водой, потому что запах мокрой шерсти не вызывал у него ничего, кроме брезгливого отвращения, а затем парой движений палочки убрал с его лица всю лишнюю растительность. Крауч не был аккуратен, и лицо у Игоря теперь было испещрено мелкими тонкими порезами.       - Если ты напрашиваешься на смерть, можешь даже не стараться. Ты никогда не получишь ее от меня. Ел Каркаров с жадностью. Хватал скромный ужин руками, облизывал пальцы, через каждый укус посматривая на Барти - не выкинет ли он еще чего. Тот рассеянно крутил в руках палочку и казался совершенно расслабленным и погруженным в свои мысли. Ключевое слово - казался, потому что стоило Игорю закончить с едой, он тут же подобрался, сильнее сжал в пальцах палочку и кивнул на стопку одежды.       - Одевайся. Каркаров нехотя выпутался из мягкого теплого халата, выданного ему после принудительной ванны, и как можно быстрее натянул на себя вещи.       - Тёмный Лорд отдал тебя мне, - как-то лениво протянул Барти, накручивая на пальцы прядь волос, - поэтому твоя жизнь, твоя смерть, твоя свобода, ты сам - все это зависит теперь только от меня. Постарайся не злить меня, и тогда, возможно, ты даже будешь жить очень хорошо. И он погладил Каркарова по щеке. Очень больших усилий тому стоило не отшатнуться, а наоборот, потянуться, закрывая глаза, за этой нехитрой лаской. Значит, теперь - постоянный самоконтроль, унижения и покорность. А как только удастся - нужно будет избавиться от Крауча раз и навсегда, чтобы получить наконец-то долгожданную свободу. Ничего из того, что делал с ним Барти, не было в новинку. Ни веревки, по мановению волшебной палочки стянувшие ему запястья, ни прикосновения прохладных пальцев к коже, ни поцелуи, которыми Крауч его осыпал - как будто расслабился и потерял бдительность. Но Игорь прекрасно знал, что это проверка - и если он ее провалит, будет только хуже. Да и, в конце концов, плохо ли хоть раз за последние месяцы, полные страха, отчаяния и желания сбежать как можно дальше, ощутить, пусть и таким специфическим образом, себя желанным?       - Я мог бы держать тебя здесь под Империусом, - лениво усмехнулся Барти, когда они уже просто лежали в кровати, специально трансфигурированной под двух человек, - но не стану, от этого слишком тошно. На своей шкуре знаю, понимаешь ли. И, не дав Игорю ответить, он снова потянулся к его губам, уверенный в том, что держит всю ситуацию под контролем, уверенный в том, что никуда Каркаров от него не денется, пока он сам того не захочет. А он не захочет. Чувства, некогда слишком глубоко вросшие в его сердце, так и не удалось искоренить за эти тринадцать лет.