кё:дай

у киты импала шестьдесят седьмого года, чёрные металлические очки и пара коробок с медицинскими принадлежностями на заднем сидении. у ринтаро снова разбита губа, атсуму в стартовой готовности пускаться в погоню, и только осаму задерживает ветер авантюризма в волосах, не давая ему просочиться в черепную коробку. кита благодарит их за ожидание, а потом пускается в подробный рассказ об инфантильности и подростковом максимализме, и его сдержанный холодный голос звучит страшнее грохота башен-близнецов. его единственный слушатель — облокотившийся на бампер атсуму, атсуму, который прячет взгляд в ровной поверхности парковки, атсуму со сбитыми костяшками — и круглосуточный магазин заправки, мерцающий в тумане неоновой вывеской. — тебя здесь не было. ринтаро чуть шуршит своим полушепотом, выползая с заднего сидения, смотрит исподлобья прямо в глаза, пока осаму льёт ему на подбородок ещё больше перекиси водорода и прижимается сухими салфетками к губам, смывая почти чёрную кровь. кита ему не отвечает — кита в целом не настроен говорить. ките неважно, что они сделали, с кем опять не поделили территорию, женщину, кэш. ките важно, чтобы ринтаро не получил заражение крови, а атсуму бесконечное чувство свободы. в багажнике достаточно места для доски, но суна настаивает на том, чтобы взять её в салон для быстрого старта, прямо из машины. осаму отворачивается к окну, согласный с ним, и ките приходится сдаться: ринтаро не поедет без скейтборда, осаму не поедет без ринтаро. ночь бьётся о лобовое цепями звёзд, гремит раскатами дворцовых ворот. кита смотрит в зеркало заднего вида, и в нём атсуму почти лежит на подоконнике, полудремотно наблюдая за черничным небом. кита опускает ему стекло, и холодный ночной воздух тут же обнимает за плечи. осаму и суна тихо переговариваются о кровотечении, потом осаму наконец садится ровно, впервые за весь путь смотрит на приборную панель. — кончается, — шинске чувствует его взгляд на своём лице, шинске знает мия осаму насквозь, и ему даже не нужно смотреть на индикатор топлива, чтобы отказать останавливаться на очередной заправке, отбивая очередную мелкую манипуляцию. осаму воспринимает это как обычный бойкот, нежелание говорить до признания виновным своей вины; он отворачивается к окну, после короткого молчания рапортует о ситуации и накидывает варианты их сегодняшнего маршрута. кита делает highway to hell на радио громче. взгляд ринтаро он ловит, когда разворачивается на пустом перекрёстке под красный отблик светофора. под колёсами едва скрипит асфальт, мотор с секунду хмурится, потом снова размеренно мурчит, и шинске думает, как ему не повезло когда-то узнать, кто такие эти детдомовцы. ищущие приключения на свою голову так, что родные родители закрывают двери перед носом. целующиеся на пустой заправке до капающей на белый воротничок крови (кита заметил; осаму не стоит носить белые вещи, когда он с суной). защищающие свою честь, не думая о том, как сильно ссадины будут напоминать фермопильское сражение. кита просто однажды оказался (не) в том месте (не) в то время, очаровался, привык. просто подбросил мальчишек, бегущих от местных ирландских банд, до светофора. просто купился на дешёвое предложение выпить коктейль с всю жизнь играющим в рулетку атсуму — и пропал. и если семья значит объединяться, на время забывая об обидах, пока все пути к отступлению медленно отрезаются севшими на хвост кадиллаками, то кита шинске нашёл свою семью.