Моттс и его колбаса

Ночь. Пустыня. Песок. Чувство, что жизнь поимела тебя по гланды. Джон и так считал, что поимела, но чувства Моттса были ему непонятны. Они в очередной раз сменили стоянку, и все утащились спать. Моттс вывел его к костру. Сегодня парни под смех и улюлюканье вручили Гербу огромный батон колбасы. И сейчас тот ел его, отрезая своим огромным тесаком тонкие кругляши. Даже без хлеба. Иногда он подносил кругляш к костру и поджаривал. Часть колбасы он скармливал Джону. Вначале Джон пытался орать и сопротивляться, потом прошли и сопротивление, и тошнота от жирной, вонючей еды. Похоже, для Моттса пожирание колбасы было чем-то сродни медитации. И Джон как-то тоже подпал: он молча смотрел на огонь, вспоминал жизнь, иногда на автомате открывая рот. Облюёт к утру палатку — не его проблемы. Тем более, если подумать, колбаса дорогая и вкусная. Особенно после поджарки. Эмил от души потянулся, выйдя из палатки. Последний разговор с Карком по видеосвязи не задался: пожалуй, они впервые так серьёзно поцапались за последние несколько лет. Но что делать: Эмил не имел ни малейшего желания вот прямо сейчас срываться из Чиуауа и лететь работать на этого богатенького сучьего сына. Если их загребут, Карк вытаскивать не станет. Просто других наймёт. Вот пусть и нанимает сразу или работает в этот раз сам, чёрт бы его задрал. Почуяв запах жареной колбасы, Эмил хмыкнул и двинулся к костру. Узрев рядом с Моттсом пленника, удивлённо приподнял бровь. Уселся рядом, протянул к огню ладони. — Опять ночной дожор? — Да. Я в печали. Ешь, — Моттс сунул шефу кругляш. — Мне скучно. — Я тоже. А всё Джуд. Вот прям больше позвонить некому. Нашёл лучших друзей. Эмил фыркнул. Но колбасу взял и без раздумий вцепился в неё зубами, отрывая сразу половину и щурясь на огонь. Джон уже почти задремал, надеясь, что обожравшаяся парочка не потащит его в палатку. Какое там! Из ночной темноты вывалился ещё один кадр, и тишина ночи исчезла, растаяла, как смытое в унитаз говно. Более романтичные мысли в уставшую голову не лезли. — Ба! Что я вижу?! Детка пробует колбаску Моттси! К костру вывалился усатый хрен, на ходу поправляя штаны. — Иду я тут по делам и смотрю, блин, порнуха, да без старины Киллика! — Я. Одет, — прокомментировал Герб и отгрыз кусок от батона, наплевав на свой нож. Скорее всего, мысленно он уже нашёл ему другое применение. — Сам ты порнуха, — Эмил покосился на Болтуна. — Ходячая причём. Шёл бы дальше по делам. Он отобрал у Моттса батон и тоже вцепился в него зубищами. С другого конца, причём. С которого ещё не резали. — Да ладно вам, парни! Я думал, для этого собрались. Чтоб Моттси показал Детке свою колбаску. Детка, ты же любишь её?! Всегда так верещишь на ней, — Болтун мерзко заржал. Первое правило, которое Джон уже выучил в общении с Моттсом — следи за лицом. Иногда Моттс улыбался, самыми кончиками губ. Иногда хмурился. В этот момент можно было поговорить, что-то спросить. Но не сейчас, не когда его лицо застыло в неподвижную маску. В эти моменты этот парень напоминал саму разящую смерть. Киллик таких нюансов или не ведал своей тупой башкой, или просто не любил читать людей. Сейчас у Моттса было именно такое лицо. Даже Волк на соседнем бревне слегка отодвинулся. — Шеф, скажи, а что это мы. Только Детку. Колбасой. Раньше как-то без него. Справлялись, — Моттс приподнял бровь. Для него в таком состоянии это было как приподнять небоскрёб. Джон только испуганно следил за движением тесака в его руке. Болтуна тоже вроде проняло, но пасть он захлопнул поздно. — Ну да, ну да... — Эмил достал свой нож, срезал кусок колбасы и поднёс к огню. — Вот одного, например. У кого язык вечно без костей. — А? Вы про что? Киллик изобразил идиота. Можно подумать, он им раньше не был. Моттс улыбнулся. Это было страшно, очень страшно. Только раз в каком-то музее, по которым его вечно таскала Мел, Джон видел гравюру с каким-то индийским многоруким бесом. Он и название-то этого астрального жлоба не запомнил. Только отвратно нарисованную недвижимую рожу, пасть от уха до уха и вываленный язык. Сейчас Моттс до одури напомнил ему того чувака, даже язык высунул, облизав губы. Джон почувствовал, что ему прямо сейчас чертовски надо посетить песочек. Карл был с ним солидарен, если судить, с какой скоростью он скатился с бревна. — Понял, друг. Осознал. Иду спать. Приятного аппетита, парни. — Иди. Но не спи. Сейчас ребёнка уложим и навестим. Тебя. — Только попробуй уснуть! — Эмил пригрозил ему вслед ножом со свисающей жареной колбасой. И тут же эту колбасу с ножа и съел. — Детка, ты наелся? — Ага, — пролепетал Джон. — Можно мне того, это... — Выжить? — подсказал бес, превратившийся обратно в благодушного наёмника. — И это тоже. Спать… пойду. — Конечно, Детка. Шеф. Я отведу. Иди туда, я догоню. Джон думал, эти психи пошутили, но Волк и правда погрёб в палатку Карла! — Так-так, — сообщил он уже в палатке. — Вылезай, Болтун. Сам нарвался.

***

Сегодняшняя ночь на Базе была какая-то муторная. Скорее всего, Герберт это тоже чувствовал. Ожидание атаки от ненормальной женщины-Ареса выводило всех, медленно, но верно. Проняло даже непрошибаемого Ареса-1. Моттс достал из недр холодильника свою обожаемую колбасу, а из-за голенища неизменный тесак, который в жизни Герба выполнял самые разнообразные функции — от привычного орудия убийства до вилки и отвертки. — Пива. И хлеба, — сказал Джон. Сейчас он не был пленником и не собирался терпеть гастрономические пытки. Герб молча пожал плечами, выставил на стол две банки пива и кусок чёрного хлеба. Ели и пили они в тишине. Поэтому Джон даже не сразу понял, что Эмил присоединился к ним со своей банкой. — Давит? — Джон погладил его по плечу. Эмил глотнул «Гиннеса», резко выдохнул и передёрнул плечами. Зажмурился. — Давит. А ещё не могу уснуть. Глаза печёт. Мулки сказал, что зрение восстановится и даже лучше будет. Но глаза у меня слишком сильно повреждены. Это будет... будет. Джон не успел ответить: в проёме двери нарисовалась знакомая до боли усатая харя. Болтун как-то нервно оглядел компанию: — Вы чего тут делаете в три часа ночи? — Бухаем, — Герб отсалютовал ему банкой и отодвинул стул рядом с собой, — садись. Киллик не стал спорить. Достал банку, присел рядом и как-то подозрительно скромно снял кругляш колбасы с ножа Герба. — Киллик, анекдот, умоляю. Самый тупой в твоей обойме, — Джон потёр лицо руками. — Про то, как после колбасы кое-кто покатался на колбасе? — Эмил подпёр щёку рукой. — Мужики, да я же молчу в этот раз, — сообщил Карл и как-то подозрительно дёрнулся. Джон переводил ничего не понимающий взгляд с Эмила на Герба и обратно. Губы Герба стал снова растягивать жуткий оскал. — Герб, — Джон постучал кулаком по ладони. — А? Ничего плохого, — Джону подарили тот самый честный собачий взгляд, который Герб обычно выбирал, чтобы надурить Мелани. Эмил фыркнул и снова глотнул пива: — Ой, Детка, да ладно тебе. Это ты тогда на корню охренел, до сих пор вспоминаю твою рожу. Но теперь-то ты знаешь, что мы тут все со всеми по жизни кувыркаемся. С этими словами он опустил руку и погладил Джона по бедру через штаны. Джон дёрнул щекой, но промолчал. Болтун тоже дёрнул усом, молча потягивая пиво. Джон проследил направление руки Герба и пивом подавился. Вот же… извращенцы любимые. — Пойду я спать, — сказал он задумчиво. — Джонни-и-и, не оставляй мне всю колбасу, пожалуйста, — заныл Карл, уже не сдерживаясь и алея всей мордой. Джон прыснул в кулак и приземлился обратно на стул. Демонстративно взял Эмила за ладонь, поцеловал и положил себе на ширинку. — А всё же, Герб, какого чёрта ты так любишь колбасу? — Джон попытался повторить оскал Герба, но у него заболели челюсти. — Фаллично. Вкусно. Всегда посылать людей. Устаю. Когда ем. Понимают. Герб что-то такое сделал с членом Киллика под столом, что тот дёрнулся и рухнул на столешницу. Герб с довольным видом сунул ему под стол полотенце. — Нет, я всё же предпочту послать по старинке, — Джон потрепал Киллика по волосам и застонал, когда Эмил начал его ласкать.