Око за око

      Едва проснувшись, Аоба почувствовал, что на его коленях лежит какой-то груз. В мутном пробуждающемся сознании закралось замешательство. Аоба не мог вспомнить, как заснул. На самом деле, он уже давно не понимал и не помнил, когда засыпал, а когда просыпался — грань между сном и явью была слишком размытой. Он будто метался между двумя разными мирами. Очень разными мирами, хоть и наложенными друг на друга. Они сливались в одну вселенную. При этом, на самом деле их объединяло только одно — присутствие в них Клиа. В этих мирах звучал его нежный голос, который всегда был пропитан добротой, но в одном из миров он говорил этим голосом жуткие и жестокие вещи. Температура его тела в любом из миров оставалась неизменной, а прикосновения — тёплыми. Однако их тепло могло утешить только в одном мире. Трепетные проглаживания, полные ласки, переходили в грубые рывки со скрежетом ногтей, впивающихся в плоть. Таких перемен не было бы, как и этих двух миров, если бы Клиа осознавал свои поступки и мог банально отличить "хорошее" от "плохого". Но этот подлец, Тоэ, позаботился о том, чтобы его прежнее сознание было задушено новой программой.       Поэтому Аоба никогда не винил Клиа за то, что тот сотворил с его телом в глубинах Овальной Башни. Да, он ненавидел всё это. Пока его воля окончательно не иссякла, он умолял его прекратить это, но в глубине души он знал, что Клиа просто не понимал, что делал нечто ужасное. Каждую секунду агонии он был уверен, что этот парень, человек, с которым он успел сблизиться (а может, даже влюбиться в него — странные чувства сбивали его с толку), испытывал такую же боль под влиянием Тоэ. Аоба знал, что где-то внутри него остался старый клочок света, и что он мерцает в такт уже расстроенной мелодии. Он задавался вопросом, на что была похожа эта мелодия. Он определённо уже однажды слышал её. И тогда Аоба вспоминал ту ночь, когда Клиа сидел на крыше и пел ему, чтобы он уснул. В то время жизнь ещё была нормальной.       — Аоба!       Его внимание снова привлекла та непонятная тяжесть на коленях. Ясность ума вернулась к нему, и он смог оценить странную обстановку, в которой оказался. В помещении воздух был тёплый и спёртый, наполненный пылью, чей запах особенно остро ощущался от тяжёлых простыней и одеял, которыми Аоба был накрыт до самого носа. Он почувствовал, как груз, волновавший его с самого начала, зашевелился и перекочевал с ног на грудь.       Аоба открыл глаза и встретился со знакомым взглядом своего напарника. Тот стоял всеми лапками на его груди. На фоне тёмной шерсти розовел высунутый язычок. Аоба, не раздумывая, протянул к нему руки, и в этот момент он как раз обнаружил, что эти самые руки у него есть. Это не было похоже на правду, и он сперва подумал, что ему сейчас всё снится. Хотя в этом сне ему было трудно вспомнить, как пользоваться своими конечностями. Но, каким-то образом, он всё-таки смог скоординировать движения, чтобы погладить Рена по шёрстке. Его ладонь зарылась в густом, пушистом мехе. Рен потёрся в ответ, и Аоба расплылся в улыбке. Рен обычно не был таким ласковым, но как бы он себя сейчас не повёл, его появление всё равно было особенно долгожданным.       Аоба взял механического пёсика на руки и нежно обнял его, умилённо баюкая.       — Рен, я скучал по тебе… — произнёс он, вздыхая.       Для себя он отметил, что во "сне" его голос какой-то глухой. Хотя он и свой настояший голос уже не мог вспомнить. Впрочем, его это не сильно волновало. Воспоминания о том, как он сжимал своего любимого напарника в руках, были особенно яркими и важными, и он упивался моментом, когда он мог их воссоздать.       — Я тоже скучал по тебе, Аоба, — признался Рен. — Я очень рад, что ты вернулся.       — Да… — вздохнул Аоба, опечаленный жестокой реалистичностью своего сна. Он надеялся, что Клиа скоро придёт и разбудит его, иначе этот светлый сон превратится в кошмар, потемнев от горя и набухающей тоски по Рену.       Как вдруг, словно по команде, от двери в противоположном конце комнаты раздался щелчок. Аоба стал ждать, когда его сновидение исчезнет в предпробудной черноте, но он был удивлён, осознав, что сон и мутнеть не собирается. Ему даже показалось, что он стал видеть лучше, чем наяву, чем когда-либо прежде, однако угол обзора почему-то был усечён вдвое, и из-за этого было сложно судить. Аоба повернулся к двери и оторопело сморгнул, когда из-за деревянного косяка высунулись стеклянные линзы маски. При виде старого противогаза Клиа, он почувствовал ещё один ядовитый укус горя, от которой в груди всё сжалось. После того, как Клиа перепрограммировали, он больше никогда не надевал свой противогаз. Аоба думал, что Тоэ выбросил его.       Призрак прежнего Клиа приблизился к нему, и Аоба внезапно встревожился из-за маски, под которой в этом мире мог скрываться кто угодно. Больше всего на свете ему сейчас хотелось увидеть его лицо. Любой ценой! Ощутимая тревога поселилась в его животе, когда он понял, что вынужден смотреть на пустые и жёсткие черты противогаза. Аобу одолели сомнения, он в ужасе забрыкался и подскочил на кровати, глупо пытаясь куда-то сбежать. Но конечности, которых у него долго не было, гирями прибили его к кровати. Он не смог ими управиться. Его страх перекинулся на Рена — бедный пёсик заметался и спрятался под локтем хозяина. Пушистый бочок верного друга уменьшил приступ паники, охвативший Аобу.       — Аоба-сан, пожалуйста, успокойтесь, — послышался из-под маски кроткий голос Клиа.       Услышав знакомый тон, Аоба почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, это был не чужак или другой андроид.       — Вам необходимо время, чтобы привыкнуть к ним.       Аоба моргнул. Одним глазом. Другой глаз был покрыт какой-то мягкой материей, и через неё даже свет не просачивался. По его плечам поползли мурашки. Он уже не был так уверен, что всё происходящее в данную минуту — сон.       Широко раскрыв один глаз, Аоба поднял руки. Нет, они были не его. Они и между собой отличались по оттенку, но ни один из них не соответствовал тону его кожи. Они были слишком светлыми, и скорее подошли бы к Клиа. Аоба переключил внимание на ноги — с ними было то же самое. Дрожа, он поднёс странную руку к своему лицу и ощупал его. Эти пальцы были чувствительными. Лицо он всё-таки признал как своё.       По его телу заструились капли холодного пота. Ощущалась явная разница между осязанием его родной кожи и осязанием кожи бледных конечностей, которые каким-то образом были прикреплены к культям, оставленным Клиа в целях "усовершенствования". Аоба повернулся к нему. Он неподвижно сидел, склонившись над кроватью.       — …Что это? — его голос дребезжал, как будто его горло превратилось в жестяную банку.       Клиа тут же полез в карманы пальто и вытащил бутылку с питьевой водой. Ничего не сказав, он протянул её Аобе. Под маской не было видно выражения его лица. Он волновался? Улыбался? Злился? Или вообще оставался абсолютно безэмоциональным? Аоба не горел желанием играть в эти угадывания. Клиа по своей природе не умел скрывать своих чувств, что под маской, что без неё, и привыкнув к этому, Аоба испытывал некоторые опасения, насторожено наблюдая за ним.       Наконец он, встревоженной тишиной и загадочным поведением присутствующего, протянул руку и принял бутылку. Первый же глоток осадил его пересохшее горло. Не успел он опомниться, как уже задыхался, поперхнувшись водой, и насквозь промок, вылив на себя половину бутылки — она попросту выскользнула из неуклюжей новой руки. Клиа встрепенулся и протянул руки, как будто хотел помочь, но так и не дотянулся до Аобы.       — Аоба-сан, с вами всё в порядке? – поспешно спросил он.       Аоба ещё несколько секунд откашливался, борясь с водой в горле, прежде чем смог ответить.       — Д-да… — его голос теперь звучал отчётливее и громче.       — Скажите, у вас получается владеть руками? – тихо спросил андроид.       Аобе стало ясно, что он не смотрел на него даже через очковые узлы противогаза.       Он вытянул перед собой руки и принялся изучать их. Они казались слишком тяжёлыми для его ослабевшего тела, и, скорее всего, так оно и было, но он мог ими двигать достаточно полноценно. Пальцы свободно сгибались, кисти сжимались в кулаки и без проблем разжимались обратно.       — Хм, да… Получается, — проконстатировал Аоба и замолчал, а потом вдруг задал вопрос, неожиданно прозвучавший как-то наивно и по-детски: — Почему у меня именно сейчас они появились?       Клиа вздрогнул.       — …Новое программное обеспечение Тоэ выдало ошибку, — пробормотал он после выдержанной паузы. — Я осознал, какие ужасные вещи делал с вами, Аоба-сан, и сделал всё возможное, чтобы заменить то, что я удалил, пока не стало слишком поздно. — Чем больше он говорил, тем тяжелее ему давалось произносить слова, тем сильнее его голос звенел от надвигающихся, как какое-то природное ненастье, слёз. — Я так рад, что вы всё-таки можете ими пользоваться, ведь я до сих пор не мог знать наверняка — вы всё это время спали, а я усердно трудился над тем, чтобы тайком проносить детали для вас.       — Так это… Что? Это металл? Части Альфа? — спросил Аоба.       Из любопытства он попытался вспомнить, как сгибать пальцы ног, и удивился, когда они подскочили по его команде. Клиа ещё сильнее втянул голову в плечи, и Аоба не без изумления заметил, что на нём снова был повязан его старый шарф.       — Да. Аоба-сан, мне жаль, что они не выглядят естественно, но я сделал всё возможное, клянусь, — теперь он точно плакал, да так, что слезы просачивались из краёв маски. — Мне очень жаль, Аоба-сан, я ничего не могу сделать, чтобы всё снова стало как прежде, я так старался... — он икал и всхлипывал.       Это было больше похоже на Клиа, которого он помнил, чьи эмоции вскипали за одно мгновение.       Аоба неторопливо моргал.       — Почему ты об этом сожалеешь? В этом нет твоей вины, — вздохнув, возразил он.       Ну, его вина была лишь отчасти. Да, он собственноручно расчленил Аобу заживо, но это не было его сознательным решением — виноват во всём был несомненно тот, кто заставил его оценивать свои действия как разумные, нормальные и необходимые. Он увидел, как голова Клиа дёрнулась, и услышал, как Рен переместился на другую сторону от него. Воцарилось долгое молчание, которое всем своим весом обрушилось на них.       — А? — опешил андроид. — Аоба-сан, что вы?..       Голос Клиа дрожал и сквозь маску его было едва слышно. Аоба устало просопел.       — Говорю же, не твоя эта вина. Это ведь Тоэ перепрограммировал тебя, так? А ты-то сделал всё возможное, чтобы это исправить.       Он почувствовал, как его лёгкие устали от непривычно затянувшейся речи. Но этого было достаточно, поскольку Клиа не нашёл аргументов. Некоторое время Аоба продолжал приказывать своим конечностям двигаться, нервно вертя пальцами. Этот парень казался тем Клиа, которого он знал раньше, но кто знает — может, это мираж? И скоро до его беззащитного тела снова будут дотрагиваться шероховатые перчатки и холодный металл острого скальпеля.       — Аоба-сан, это не имеет значения. Я делал с вами такое, что я не мог даже в мыслях допустить. Я думал, что помогаю вам. Это несправедливо с вашей стороны — простить меня за то, что... За всё, что я делал с вами, — слова вырывались из его рта и гулко ударялись внутри маски.       — Это правда, — ответил Аоба. — Но ты сделал всё возможное, чтобы исправить всё то, что было в твоих силах, не так ли? — спросил он, указывая на свои новые конечности.       Они не могли стереть из его памяти страх и боль, регулярные изнасилования и ледяные жестокие слова, которые Клиа говорил ему. Но его обновлённое тело и прозревший Клиа — только первый шаг на пути к общему спасению и исправлению прошлых ошибок.       — Прекратите!       Голос Клиа прорезал воздух, и Аоба почувствовал, как его новые конечности судорожно сжались. Рен отважно вскочил перед ним. Клиа не стал угрожать ему, а свернулся клубочком, как напуганный ребёнок.       — Вы не должны меня так прощать! Я хотел, чтобы вы причинили мне такую же боль, какую я причинил вам, Аоба-сан — я не заслуживаю ничего другого. Я изо всех сил старался наказать себя за всё, что сделал, но это не одно и то же... Так что, пожалуйста, Аоба-сан, не обращайтесь со мной так... Я недостоин даже жизни.       Аоба снова вздохнул. Он слышал, как Клиа морально сломался, его голос дрожал, слёзы стекали в рот. Выступы противогаза блестели от капель. На его шарфе и пальто возникли темные пятна.       — Ты серьёзно?.. — спросил он. — Раз так… Тогда... В наказание я отберу что-то важное и у тебя, Клиа.       Раздался щелчок и громкий стук. Маска упала на пол, линзы разлетелись вдребезги после того, как Аоба снял её с головы Клиа. Он хотел вовремя придержать противогаз, но руки его плохо слушались, а от увиденного и вовсе отказали. Поэтому маска упала, повинуясь силе тяжести, а Аоба застыл с отвисшей челюстью.       Клиа неохотно поднял голову, глядя на Аобу впервые с тех пор, как вошёл в комнату. На Аобу смотрел один глаз, а вместо другого зияла чёрная щель. Одной рукой Аоба приложил палец к глазу, которым он сейчас мог видеть, и всё встало на свои места.       — Глаза было трудно достать. Люди замечали, когда они пропадали. Я думал, что... Я думал, что причинить себе боль, через которую вы прошли, было бы справедливо, — Клиа задрожал всем телом, когда он признался, глядя в свой отрезанный глаз, покоящийся в глазнице Аобы. — Его было нелегко имплантировать, но мои нервы идентичны человеческим, поэтому мне нужно было только найти записи о том, как их соединить. Я надеюсь, что это получилось достаточно хорошо, Аоба-сан.       — Клиа… — Аоба начал сосредоточенно всматриваться и отметил, что несмотря на то, что глаз был один, такого острого зрения у него никогда не было. Клиа стыдливо прикрыл свой глаз, и Аоба протянул руку, чтобы коснуться белой чёлки, которая была скрыта маской. — Спасибо тебе. Это очень многое значит для меня.       Он улыбнулся, глядя ему глазом в глаз.       Эти слова практически уничтожили андроида изнутри. Он сжал руку Аобы в своей, убрал её с волос, прижал к лицу и зарыдал. Вместе со слезами он изливал все раскаяния за всё, что мог вспомнить, за каждую мелочь и фатальный проступок — он всё перечислял в мучениях. Аоба мог лишь бормотать что-то в ответ. Глядя, как из единственного оставшегося глаза катятся слёзы, он не чувствовал страха перед человеком, сидящим перед ним на самом краю кровати. Скорее, он даже испытывал восторг. Может быть, теперь в его жизни снова наступит какая-то нормальность, а Клиа не только станет прежним, но и почувствует себя живым. Конечно, и правдиво и смешно подметить, что он "наломал дров", однако и без всяких дров и палок можно соорудить какое-никакое счастье.       Аоба почувствовал, как тельце Рена снова утешающе прижалось к нему, и он заплакал вслед за Клиа.