***
Такое понятие, как спокойствие, было почти чуждо Эйтару: вся его жизнь представляла собой сплошной балаган. Путешествовал ли он один, или в компании с кем-то, но расслабляться не позволял себе ни на секунду. Скайрим — он такой: только зазеваешься немного, как этим тут же воспользуется враг. А врагов на пути хоть отбавляй. И дикие звери, и бандиты, и патрули талморцев, и просто всякие чокнутые, типа магов-отступников, ныкающихся по захолустьям от членов Коллегии. Вампиры, оборотни, залётные младшие даэдра. И старшие тоже. Неупокоенные дохляки, агрессивные призраки, спригганы и лесные ведьмы. Изгои и подозрительные искатели наживы и приключений. Отряды повстанцев, которые на нервяке случайно за вражеского лазутчика могут принять. Наёмные убийцы и вышибалы, некоторые из которых идут прямиком по душу Довакина. Драконы, в конце концов. Добавить сюда бесконечную беготню по поручениям сильных мира сего, его собственное расследование касательно драконов, помощь простым людям, а также банальные поиски средств на существование (обычно по всяким курганам). Вот и получается, что расслабиться-то и некогда. Даже отдыхая в какой-нибудь таверне за кружечкой эля, он чувствовал, что на краю сознания всегда висит готовность в случае чего вскочить на ноги и схватиться за оружие. Ложась спать в своём собственном доме, он прятал кинжал под подушку — просто на всякий случай. Поэтому внезапно ощутить чувство полного покоя и безопасности было как-то дико. Особенно если учитывать то, что оно появилось рядом с драконом. Первое время Эйтар смотрел на Партурнакса с любопытством, чувствуя, как в душе разгорается невероятная симпатия к нему. К его неспешному темпу разговора, драконьим словам, вклинивающимся в обычную человеческую речь. К безмятежности и умиротворению. К мудрости, какой не встретишь ни у одного, даже самого долгоживущего мага. Что-то такое потрясающее было в Партурнаксе, чему Эйтар никак не мог дать определения. Кажется, это его драконья часть тянулась к старшему собрату в поисках понимания и поддержки. И чем больше они общались, тем сильнее была эта симпатия. Эйтара как магнитом тянуло к новому другу. Постепенно он учился всё лучше понимать его. Понимать и восхищаться тем, как легко дракон принимает собственное уединение, как гармонично существует в нём. Партурнакс не просто жил в тишине и спокойствии — он был их воплощением. Будто впитал в себя ледяное безмолвие Глотки Мира, слился с ним и стал частью чего-то незыблемого, идущего сквозь века. Вечного. Чего невольно хотелось коснутья. И в минуты, когда всё надоедало, когда бесконечная беготня утомляла, а приключения переставали приносить чувство веселья и ража, Эйтар поднимался на Глотку Мира, чтобы несколько дней пожить в монастыре Седобородых и… просто посидеть с Партурнаксом, беседуя о Ту`уме, о прошлом Нирна, о гармонии с миром и самим собой. В такие моменты Эйтару казалось, что он способен вечно сидеть на этой горе, глядя с её вершины на бесконечные просторы Скайрима. И если поначалу его даже немного удивляло, как Партурнаксу вообще хватало терпения на то, чтобы торчать здесь тысячи лет, то со временем он понял: ради этого ощущения внутреннего покоя так можно и не одну вечность провести. Рядом с Партурнаксом не нужно было постоянно держать себя в напряжении и ожидать внезапного удара со спины. И это было замечательно. Никакой суеты, никакой бессмысленной болтовни на фоне, лишь тихие завывания ветра и неспешные рассуждения старого дракона. В такие моменты можно было просто слушать его и чувствовать, как вечное напряжение отпускает душу, а тело приятно расслабляется.***
Стоя на вершине Глотки Мира, почти на самом краю особо выпирающего уступа, чувствуя под ногами сумасшедшую высоту, Эйтар прикрыл глаза и раскинул руки. Ветер кружился вокруг него, обнимал тело холодными прикосновениями, трепал полы одежд и вырывал из небрежной причёски пряди светлых волос. Потрясающе. Дракон внутри Эйтара пел от восторга. Казалось, что, стоит сделать один крошечный шаг туда, в эту бездну, и за его спиной раскинутся настоящие крылья. И он не сорвётся вниз, а полетит по просторам бескрайнего неба. Краем сознания понимая, что это — лишь фантазии прикованного к земле смертного, Эйтар подавил в себе желание прыгнуть вниз и обернулся. Партурнакс, щуря немного блеклые от времени, но всё же поразительно острые глаза, наблюдал за ним с этой понимающей всё на свете задумчивостью. Конечно, он знал, что чувствовал Эйтар. Пожалуй, на всём свете именно этот старый дракон смог стать самым близким в плане понимания существом. Он знал его чувства, его тайные желания, тёмные порывы души. Драконьей, как и у него самого. Именно Партурнакс помог Эйтару найти гармонию с самим собой. Понять суть всех новых ощущений, появившихся после открытия его способностей. Принять драконье Я и идти вперёд с точным пониманием, кто он есть и каковы его цели в жизни. Ни один человек или мер, ни один друг или недруг не мог дать Довакину этого. Эйтар был благодарен за всё это и точно знал, что Партурнакс привязался к нему не менее сильно, чем он сам. Они стали друзьями, родственными душами, самыми понимающими друг друга существами. Эйтар был уверен: если вдруг однажды кто-то, кем бы он ни был, захочет отнять у старого дракона жизнь, он грудью встанет на его защиту и не отступится ни на шаг.