Его личное солнце

      Он не любил прощаться — просто ненавидел всеми фибрами своей души… того, что осталось на её месте. Но она все равно пришла, даже не смотря на то, что видела. Не смотря на то, что правда, наконец-то, повернулась к ней лицом. Что он, наконец, предстал перед ней в своём настоящем облике.       Он до сих пор видел в её глазах тот животный страх и всепоглощающий ужас, когда Лайя только увидела его таким.Видел его и сейчас, тусклый огонёк оранжево-красного зарева с мелким сбродом тварей, затем непроглядный мрак, чуть позже — огромная трещина в исполинской горе и прямая угроза её жизни и жизни ещё многих и многих людей. Бернелл боялась, Влад чувствовал это как никто другой и это разрывало его на куски похлеще, чем скрытые временем события. Вина и страдания сжирали его изнутри. За неё, за Милли, Сандру, Илинку. За Лео.       — Ты же знаешь, — разочарованный вздох сорвался с его бледно-розовых сухих и искусанных губ. — Я…       — Не любишь прощаться, — закончила за него Лайя. В её глазах что-то блеснуло. Что-то отличное от мрака, отличное от страха. Её свет.       Она хотела подойти. Не дотронуться, также как и он накануне в её спальне — поднести ладонь так, чтобы он ощутил эти неосязаемые прикосновения к его коже также, как и ощущала их она. Не дотронуться, но показать, что происходит между ними, что они делают друг с другом, даже находясь на расстоянии. Она хотела подойти, но продолжала стоять на месте, даже не зная, кого наказывая этим больше — его или саму себя.       Влад горько усмехнулся — им даже слов ненужно. Он буквально слышал, как Лайя перед ним просит прощения за столь спонтанное решение покинуть его владения, а он в ответ молит её остаться рядом с ним. Кричит о том, чтобы она не покидала его, не забирала с собой свой свет, что не раз спасал от пожирающего его не один век мрака.       — Я должна, — её голос предательски дрогнул. Лайя до побеления костяшек сжала тёмную, изумрудного оттенка ткань юбки своего дорогого платья.       В её глазах застыли крохотные слезинки.       — Если ты считаешь нужным сделать так — делай, — отвечает он. — Только, пожалуйста, — Влад поджал губы, все ещё метаясь от того, чтобы отпустить её так, или показать напоследок, насколько она дорога ему. — Позволь мне…       И он приблизился. Совсем аккуратно, боясь снова напугать её, боясь, что Лайя сейчас просто развернётся и убежит к автомобилю, прикажет Валентину гнать с территории этого замка на всех газах и исчезнет раз и навсегда. По шагу сокращая и без того это ничтожное расстояние, которое казалось обоим бесконечно длинным.Но Лайя продолжала стоять, словно её ноги вросли в этот каменный пол, будто она давным давно сама превратилась в одну из множества статуй, украшающих замок.       Прикосновение шершавых холодных губ отрезвил её. Влад сделал это, не смотря на боль, что доставляют все эти прикосновения: нежные касания пальцами по её мягкой коже щёк, обжигающе приятные холодные ладони, пальцы, зарывающиеся в её каштановые волосы, мягкие холодные губы, накрывшие податливые её, более тёплые и более нежные. В этом был весь он — не желающий страданий для других, готовый встать на защиту в любой момент, безумно чувственный и такой родной, — весь настоящий Влад, с его иссиня-бледной кожей мертвеца, вздувшимися венами, острыми клыками, ради спасения остальных вонзившимися в живую, пульсирующую шею Лео, с длинными когтями, кроваво-красными глазами и чёрными кругами вокруг них. Он чувствовал её солоноватый от слез привкус губ, чувствовал ее запах, полностью ощущал Лайю вдоль и поперёк.       На мгновение все замерли. И затем Лайя снова вспомнила, с какой нечеловеческой силой Влад сдвигал скалы, обрубал гигантские щупальца очередного монстра и скалился на Локида, слегка пихая мужчину в грудь чтобы тот отшатнулся. Сглатывает комок боли, вновь подавив в себе приступ разрыдаться прямо у него на глазах, словно маленькая девочка.       Как это все-таки трудно. За столь короткий отрывок времени Влад стал для неё кем-то другим. Он все ещё был её другом, самым любимым другом, наравне с Лео, но все же в чём-то превосходил этого рыжего засранца уж точно. И в чем, Лайя прекрасно понимала, даже если осознанно моментами не принимала это. Она корила себя за то, что он занял добрую часть её сердца и если уж вырывать его, то вырывать сердце полностью. Она приросла к нему. Привыкла. Приняла таким, каким он был. Но сейчас… сейчас все иначе. И навряд ли она сможет принять его таким.       Ещё несколько секунд. Глаза в глаза, тяжелое дыхание. Лайя разворачивается и слегка приостанавливается перед выходом из зала.       — Спасибо. За все.       Его личное солнце покинуло замок, оставляя только густую темноту и невыносимую ноющую пустоту после себя.       Ночь он провёл без сна. Утром бесцельно скитался по опустевшим коридорам замка, заглушая внутреннюю боль, разрывающую его на мелкие-мелкие кусочки, до обеда просидел в её комнате, пока, наконец, не осознал — Лайя приняла правильное решение.Его личное солнце.