2061. Создатели.

       05 сентября 2061 года        Время 12:23        Парк Каунти, штат Монтана        Ранчо Чепмен        Моё имя Маркус Манфред       «Я – не я, и лошадь не моя», — крутилась у меня в голове, став навязчивой, дурацкая русская поговорка. И никуда от этого не спрятаться – и я, действительно, не я, и лошадь…, да и всё остальное, не моё.       Они все хотят видеть во мне того Маркуса, того, которого они знают и, очевидно, любят. Только вот в чём проблема – я не он. Ну да, не исключено, что он сидит где-то глубоко внутри моего сознания, заблокированный и недоступный. По крайней мере, так считает Элайджа. Создатель путано и пространно объяснял мне, что его программисты, на мой взгляд поголовно такие же сумасшедшие, как он сам, сумели после моей смерти не только загрузить в новое тело backup моей системы, созданный второпях сговорившимися у меня за спиной Коннором и Тиффани, но и вытащить из старого корпуса повреждённые файлы памяти. Элайджа, не испытывая никаких угрызений совести, с интонацией университетского лектора, рассказывал, что скорее всего вот эти повреждённые файлы и заблокировали большую часть моих воспоминаний, откинув меня на двадцать три года назад. «Не переживай, Маркус, я уверен, что память вернётся», — беспечно заявил он.       Возможно, всё так и есть, только мне-то от этого не легче! От меня ждут слов и действий, которые я не могу, да и не хочу произносить или совершать – они ждут от меня его реакций, его поведения, его чувств. А мне хочется кричать, потому что мне больно, по-настоящему больно – меня, меня самого, словно не существует, меня почти никто не видит, я стал призраком самого себя.       Не знаю, как бы я справился, если бы не отец. Отец…, он тоже не похож на того Карла, которого я помню. Но это он, точно, я это даже не вижу – я это ощущаю физически. Не могу объяснить этого даже себе. Отец первый из всех, кто меня знал раньше, принял меня таким, как есть. Только он не начал искать во мне «того Маркуса», только он сумел понять, что именно мне нужно, чтобы хоть немного смириться с тем, что со мной произошло, чтобы принять реальность, в которую я провалился сквозь время и принять самого себя в этом, изменившемся до неузнаваемости, мире.       Через полчаса после того, как я очнулся в Башне, Карл отвёз меня домой, точнее в новый дом, который, как оказалось, мы с ним сами спроектировали и построили, но который я не помнил – он казался мне чужим. Но это было не самое неприятное.       Сюрпризом, о котором упоминал Создатель, оказалась новая программа тактильных ощущений, которую он загрузил в моё, как оказалось, новое тело. Тепло, холод, прикосновения, приятные и не очень, теперь всё это я чувствовал в полной мере, очевидно, как и люди.... Первое время это было сущим кошмаром, пока я не привык, вернее, пока система полностью не адаптировалась к такому шквалу раздражителей. Карл посмеивался и подшучивал над тем, как я вздрагивал от каждого дуновения ветра, но он явно мне завидовал. Ну ещё бы! Он-то раньше был человеком. Для Карла утрата чувствительности принесла значительный дискомфорт. И хотя я, опять же, не помнил того момента, когда я решился и перенёс моего состарившегося отца в тело андроида, Карл со смехом рассказывал мне о том, что даже обиделся на всех нас за то, что мы не предупредили его о том, что андроиды не получают удовольствия во время секса. Обиделся он, конечно, не всерьёз, но чувствительности тела ему не хватало и теперь он мечтал о том дне, когда тоже сможет вновь всё чувствовать – новое тело для него уже готовили.       А потом Карл отвёз меня в Монтану, и это оказалось самым счастливым событием моего нового бытия. О…, Монтана! Средоточие всего, о чём я только мог мечтать и даже того, о чём я мечтать не мог. И люди…, люди и андроиды – они все приняли меня, ничего не требуя. Ну да, я чувствовал, я видел обеспокоенные взгляды и разговоры обо мне, у меня за спиной. Но это всё было…, по-доброму это было. Они все относились ко мне, как к слегка нездоровому психически – это да, но они позволили мне быть собой, просто окружив ненавязчивой заботой и любовью. И мне стало там не просто хорошо – я почувствовал себя, наконец, счастливым, возможно, настолько счастливым, насколько не чувствовал себя никогда….       Индейцы…. Я никогда не сталкивался с ними раньше, точнее, не помнил общения с ними. Я помнил только то, что читал о них. И вдруг я сам оказался «Говорящим с Духами»…. Это сильно смутило меня, но возникшее, было, напряжение мгновенно улетучилось, стоило заговорить их главному, главе Совета Племён, вождю Клэйвину Бьющему Соколу. «Маркус Говорящий с Духами, мы видим тебя. Ты утратил часть своих следов, но ты не утратил свой путь. Мы будем идти с тобой, не оглядываясь назад и не ища следы, которые стёрлись – они не важны. Парящий орёл тоже не оставляет следов. Ты вернул чистоту этим водам, в журчании которых голоса наших предков, ты вернул животных и птиц, наших кровных братьев, ты вернул запах трав ветру, который даёт нам первый вздох и принимает последний. Это сделал ты, это твои следы, которые никогда не сотрутся», — так сказал вождь. Я почему-то сразу и безоговорочно поверил ему, и ни разу об этом не пожалел. Индейцы, как и Карл, не пытались увидеть во мне то, чего не было – они видели только то, что есть, здесь и сейчас. Мне с ними легко и даже имя моё – Говорящий с Духами, больше не смущает меня – я принял его. А остальные жители ранчо Чепмен, и люди и андроиды, просто рады, что я есть, без всяких условий. «Дядя Маркус», – вот кто я для них. Не важно, что я помню, а чего не помню. Любую мою оплошность легко переводят в шутку – «Дядя Маркус опять что-то забыл» и всё, никакого напряжения.       Я бы, наверное, был счастлив, если бы мой круг ограничился моим отцом и жителями Монтаны. Но, увы, сюрпризы ожидали меня на каждом шагу. За двадцать три года, о которых я не помню ровным счётом ничего, я умудрился наворотить невероятное количество дел, разумных и не очень, и обрасти чудовищным количеством родственников, друзей, подчинённых и просто знакомых. И все они…, или почти все, хотят видеть во мне того, кем я не являюсь. В том бою, в разгар которого обрывались мои воспоминания, я победил, но не остановился на этом. При помощи моего брата Коннора и людей, которые нас поддержали, я, как выяснилось, умудрился практически изменить мир, причём в буквальном смысле, без преувеличений. Я создал Всемирную Организацию Андроидов со штаб-квартирой в той самой зловещей башне КиберЛайф и стал её президентом. Я стал влиятельной мировой политической фигурой и, создав подобных себе и Коннору андроидов серии RK, отправил их представителями в ключевые мировые регионы, чем распространил наше влияние почти на всю планету. А ещё я обзавёлся большой семьёй, состоящей из людей и собратьев RK, и даже совсем недавно женился! Последний факт стал для меня особенным сюрпризом, так как я начисто забыл, с какой целью я это сделал.       Лис…, моя жена. Я пытаюсь, я искренне пытаюсь…, но нам с ней трудно, обоим…. Она не знала меня раньше, в те годы, о которых я помню сейчас, и она ищет и ищет во мне того, другого парня, который вырвал сердце из груди, отдав за неё жизнь. Только вот беда – это был не я…. А я делаю ей больно каждым словом, каждым взглядом, каждым движением, потому что я всё делаю не так, как это делал «он».        Я не знаю, как с этим быть. Лис мне нравится, ничего не помня, я ощущаю что наша связь не была формальной, мы и теперь, скорее всего, могли бы дружить…, и даже больше, чем просто дружить. Но для этого ей придётся признаться самой себе, что её Маркус умер, ей придётся, фактически, убить его собственными руками, признав, что я не он. Я не в состоянии даже намекнуть ей на это, не говоря уж о том, чтобы заставить её это сделать. Но и быть для неё «тем Маркусом» я тоже не могу. Мне больно и тяжело рядом с Лис, она мучает меня своим постоянно ищущим взглядом. Но я буду переступать через себя и стараться, стараться, хотя бы для неё, обернуться и разглядеть свои потерянные следы. Не знаю, что у меня получится, но я чувствую ответственность за то, что с ней происходит.       Но все мои проблемы блекнут, по сравнению с тем, что происходит между мной и моим братом. Коннор…, вот кто наотрез отказывается принять очевидное. Ну, конечно, для меня он почти младенец, новорождённый котёнок, очень опасный и смертоносный, но всё равно котёнок, трёх месяцев от роду. А он, мой брат, уже давно не котёнок – он тигр, холодный, опытный, опасный, бескомпромиссный и совершенно безапелляционный. Это я сейчас котёнок против него, это мне сейчас десять, а ему двадцать три. И я ему такой не нужен. Он требует от меня стать прежним, не понимая, что я этого сделать не могу, физически не могу, никак. Не из вредности или лени, не из желания «отлынивать от работы». В глазах брата я кто-то вроде дезертира, покинувшего поле боя. Мне кажется, что он мне никогда не простит, что я это я, а не «его брат Маркус»….       Мы летим в Детройт. Они не понимают, что для меня даже эти вот, обыденные для них, летающие машины, стали настоящим сюрпризом. И не только машины…. Весь этот мир для меня – один сплошной сюрприз.       «Ложись», — сказала она и указала себе на колени. И тут же испугалась. Она постоянно боится сказать что-то не то или сделать что-то не так. Я это вижу. Она старается и именно поэтому постоянно говорит и делает что-то не то. Поговорить с ней? Сказать, чтобы перестала стараться? А вдруг это обидит её? Но сыграть для неё «того Маркуса» я не смогу – я не знаю, каким он был, не знаю, как он ходил, говорил, я не знаю, о чём он думал. Единственное, что я знаю точно — он выглядел внешне точно так же, как я.       Это приятно…, трудно даже подобрать слова, чтобы сказать, как это хорошо. Лис гладит меня по голове, как большого кота. Сказала, что мне это нравилось…, ему нравилось. Ну что же, можно назвать это точками соприкосновения и попытаться опереться на эти точки. Мне нравится то, что нравилось ему, и я попробую постепенно принять, что я это он.       Это сложно, но я постараюсь, как принял свою вторую личность двадцать три года назад, сам не понимая, что делаю, не понимая, что со мной происходит, что буквально разрывает изнутри моё сознание. Но я справился тогда – справлюсь сейчас. Только мне нужно время, а вот его-то, как раз, у меня может не быть. Впрочем, ничего нового – чего у меня никогда нет, так это времени.       Кто-то опять решил разрушить мир – тот мир, ради которого я пошёл в бой, тот мир, который строил, двадцать три года методично соединяя несоединимое тот другой Маркус. Они думают, что я ничего не знаю, раз не спрашиваю. На самом деле всё наоборот – я не спрашиваю, потому что знаю.       Поэтому я и лечу в Детройт. Моё имя Маркус, и я никому не позволю говорить мне, кто я.              05 сентября 2061 года       Время 15:21       Пригород Детройта, Дом семьи Андерсон       Моё имя Маркус Манфред              — Маркус! Приехали…, — голос Лис и то, что она перестала поглаживать меня по волосам, не убрав, впрочем, руку, вернули меня в реальность.       Я усмехнулся, не спеша подниматься, перевернулся на спину и посмотрел на Лис снизу вверх.       — Что улыбаешься? Хочешь остаться тут и никуда не ходить? Я угадала?       — Хм…, ну, что-то вроде этого….       — Можешь остаться и никуда не ходить. Можешь прямо сейчас, на этой же машине, вернуться обратно в Монтану, если хочешь. Я тебе компанию не составлю – мне нужно быть здесь, но ты можешь…       Всё это Лис проговорила, спокойно, глядя мне в глаза, и я не почувствовал раздражения в её голосе. Действительно признаёт за мной право на выбор или просто не хочет спорить, как с душевнобольным? Я помолчал несколько секунд, но Лис, ни движением, ни взглядом, не проявила нетерпения – она спокойно ждала моего ответа.       — Но это будет совсем глупо, да? — с усмешкой сказал я, приняв решение.       — Да, это будет глупо, но ты имеешь право быть любым, и глупым, в том числе.       — Пойдём…! — я рывком поднялся на ноги и подал Лис руку.       Она едва заметно помедлила, но руку приняла. Похоже, «тот Маркус» галантностью не отличался, и мой жест слегка смутил Лис. Ничего, я же решил быть собой, а не им, так что всем придётся привыкать ко мне заново.       Дом Андерсонов, относительно небольшой двухэтажный особняк, покрашенный снаружи в унылый серый цвет. Ну, такой уж, очевидно, вкус у хозяев. Никакого ограждения вокруг дома нет, как нет и сада. В этом смысле и наш старый дом, и тот новый дом, к которому я пока не привык, выглядят намного уютнее. Хотя, вероятно, и профессия владельцев может накладывать отпечаток на архитектурные предпочтения. Художнику Манфреду нравятся высокие стрельчатые окна с витражами и огороженный сад со скульптурами и фонтаном. А шеф полиции Андерсон предпочитает дом, напоминающий казённое здание полицейского управления.       «Господин Маркус Манфред и госпожа Лис Манфред», — произнесла мягким женским голосом охранная система дома, и дверь почти мгновенно открылась – нас тут ждут.       — Маркус, сынок!       Маленькая, лёгкая, как птичка, пожилая леди буквально бросилась ко мне. Мне ничего не оставалось, как обнять её, поддерживая.       — Мам Бет…, — через силу произнёс я, и все мои, такие правильные, решения «быть собой» и не играть «того Маркуса», мгновенно потеряли смысл, разбитые вдребезги искренним и каким-то по-детски трогательным порывом этой хрупкой женщины.       — Мальчик мой, малыш…, — шептала Бетти, и гладила, гладила меня лёгкой рукой по лицу. — Малыш…, как же ты напугал меня, как напугал…, — дрожащим голосом говорила она, и её глаза переполнились слезами. Слезы потекли по щекам, но она не пыталась вытереть их, неотрывно глядя мне в лицо. — Я знаю, знаю, что ты меня не помнишь. Но, мой хороший мальчик, это совершенно не важно. Я твоя мама, я люблю тебя, сынок, я очень сильно тебя люблю. Помнишь – не помнишь – да какая разница. Ты жив! Жив! А остальное всё такая ерунда…. Я такая счастливая! И ты, мальчик мой, жив и Хэнк выкарабкался. А ведь я сопротивлялась, не хотела позволять делать ему трансплантацию. Я так благодарна тебе, Маркус, что ты настоял и операцию сделали.       Да, я не помнил ни её, ни её мужа, ни, тем более, то, что я был медицинским поверенным Хэнка и решал, по большому счёту, жить ему или умереть. Но, чёрт…, я чувствовал…. Даже нет, не так…, где-то, в глубине сознания, я точно знал, что очень люблю этого человека. Не нужно помнить, чтобы чувствовать. Я так сильно и искренне любил маленькую сильную женщину, которую называл мамой, что даже смерть оказалась бессильна – это чувство стало не воспоминанием, а частью меня, неотъемлемой частью, которую можно уничтожить только полностью стерев моё сознание..       — Не плачь…, пожалуйста, мама…, — произнёс я, предательски дрогнувшим голосом. — Иначе я сейчас решу, что я расстраиваю тебя своим присутствием и уйду, честное слово. Я же дефектный робот, и ничего не помню….       Бетти улыбнулась, и я ласково погладил её по лицу, вытирая слёзы.       — Всё-всё, не буду, видишь, я не плачу. Пойдём, пойдём в дом. Лис, пойдём. Какая ты умничка, что его привезла. Сильно он сопротивлялся? Не пришлось его арканом в горах ловить? Если послушать Коннора, то Маркус ушёл в леса и одичал совсем…, — со смехом сказала Бетти, смахивая с ресниц последние слезинки.       Лис засмеялась и ничего не ответила, покачав головой. Мы вошли в просторную гостиную. Тут было довольно многолюдно, но Хэнка я увидел сразу. Крупный седовласый мужчина с грубыми чертами лица и внимательными серыми глазами. Невозможно было не узнать хозяина дома, торжественно восседавшего в огромном кресле с высокой спинкой. Да, у меня в памяти были только фотографии, подобранные для меня Лис – она позаботилась о том, чтобы я, с её слов, «мог ориентироваться в родственниках», не впадая в ступор, когда ко мне будет бросаться с криками «Маркус, дорогой…», очередной совершенно не знакомый мне человек или андроид. Но и без этих фотографий ошибиться было бы трудно – внушительная фигура Хэнка Андерсона выделялась в любой толпе, как океанская яхта, которую я видел однажды по телевизору, выделялась, окруженная суетливыми речными судёнышками.       — Маркус! Я уж думал ты не приедешь. Иди сюда, мерзавец, я надеру тебе уши! — пророкотал Хэнк на весь дом, и все разговоры в гостиной стихли.       — Пойдём, пойдём…, — подтолкнула меня в спину Бетти. — А ты чего шумишь? — строго спросила она мужа, когда мы к нему приблизились. — Мальчик даже не помнит, кто ты такой. Забыл? А ты с порога ругаться….       — Здравствуйте, Хэнк! Мама слегка преувеличивает – я, всё же, знаю кто вы такой. Всё не так плохо. Я приехал…, — я запнулся, — мы с Лис приехали, — поправил я сам себя, — чтобы поздравить вас с успешной операцией и с Днём вашего Рождения.       — Ах ты ж дьявол пластиковый, — беззлобно усмехнулся Хэнк. — Хотя, ты всегда был хитрым роботом. Выкрутился! Теперь тебя и отругать нельзя за то, что позволил запихнуть в меня этот кибернетический мотор, — сказал он, указывая на свою грудь. — А ну признавайся! На самом деле всё ты помнишь и просто придуриваешься? Я угадал? Я угадал! — торжествующе выпалил Хэнк. — Ты спалился, Маркус! Ты назвал мою жену «мама»! Спалился – спалился, конспиратор!       — Хэнк, ну что ты набросился на мальчика? Я сама ему минуту назад сказала, что я его мама, вот он и назвал.       Бэтти обняла мужа за плечи и он, такой огромный по сравнению с ней, стал внезапно словно меньше ростом. Он бросил на жену короткий, но переполненный нежностью взгляд и украдкой, как будто стесняясь, поцеловал её руку.       — Вечно ты его защищаешь, — пробурчал он.       Я сделал шаг назад, и к Хэнку подошла Лис. Она поцеловала его в щёку и, склонившись к его креслу, долго и оживлённо говорила с именинником. Они смеялись, тепло, по-семейному, а я глядя на них со стороны, думал о том, что нужно выяснить, как это работает. Мой отец Карл и моя жена Лис – андроиды. Но они оба были людьми. Значит это возможно. Даже представить страшно, что совсем скоро, очень скоро, судя по всему, вот эти двое людей рискуют умереть, и это будет безвозвратно. А если умрёт кто-то один? Мне стало жутко от этой мысли, и я твёрдо решил разобраться в этом вопросе и понять, как этого избежать.       — Здравствуй, Маркус…, — прервал мои размышления, раздавшийся у меня за спиной мужской голос.       Я резко обернулся от неожиданности, и оказался лицом к лицу…. Нет…! Я едва сдержался, чтобы не отпрянуть. Не может быть….       — Агент Перкинс? — не веря собственным глазам, глухо спросил я.       Передо мной, заложив руки за спину и глядя на меня снизу вверх стоял враг. Он изменился, стал значительно старше. Но это был он, тот самый человек, который руководил кровавым сафари на моём корабле Иерихон, когда вооруженные до зубов солдаты, весело и азартно, не встречая никакого сопротивления, расстреливали беспомощных бегущих андроидов, всех подряд, без разбора. Да, это была моя вина. Я же знал, что мы будем обнаружены, я подготовил и пути отхода и резервную базу, я заминировал корабль. Но Коннор, мой прекрасный брат, вывел федералов на нас гораздо раньше, чем я рассчитывал.       Тогда всё сплелось, смешалось, стянулось в тугой клубок – Коннор, пришедший за моей головой, в итоге спас меня, и неизвестно, сумел бы я одержать окончательную победу, если бы не он. Всё было неоднозначно. И победы своей я не помню. Только вот что касается стоящего предо мной человека, никаких сомнений у меня нет – он мой личный враг. Моя память обрывается в разгар боя, и жуткий кровавый кошмар, в который мне пришлось погрузиться, организовал именно он. Я физически ощущаю брызги голубой и красной крови на своём лице, мне до сих пор кажется, что густой воздух пахнет горелым мясом и пластиком. А человек, виновный в этом, стоит в шаге от меня, как ни в чём не бывало.       — Маркус! Маркус, Маркус…! Эй, посмотри на меня!       С трудом вернувшись в реальность, я посмотрел на Лис, которая встала между мной и федеральным агентом. Она сначала встряхнула меня, схватив за плечо, а потом сжала моё лицо руками, чтобы заставить перевести взгляд.       — Чёртов дракон…, — с каким-то странным выражением выговорил агент, делая шаг назад.       — Ричард, вы в своём уме? — закричала Лис, оборачиваясь к агенту, но продолжая крепко держать меня за плечо. — Я же просила не подходить к Маркусу без меня! Просила или нет?!       — Хорошо, хорошо, хорошо, ухожу-ухожу, — с отвратительной ухмылкой затараторил агент, пятясь назад и вскинув руки в притворном испуге. — Ну ты и монстр, Маркус. Впрочем, как всегда…, — с каким-то нездоровым восхищением заявил он, отдалившись на несколько шагов.       — Что это было? — спросил я Лис, когда агент скрылся из вида, отойдя куда-то вглубь гостиной.       — Ричард Перкинс, директор ФБР…. Маркус…, он наш друг. Честное слово! Он поддержал вас, и вместе с Коннором наводил порядок в стране в тридцать девятом.       — Ты понимаешь, что я мог его убить? Лис…. Ещё подобные сюрпризы есть?       — Прости…, я не думала, что он…. Я должна была предвидеть, что Ричард не удержится и подойдёт. Уж очень он к тебе неравнодушен….       — В смысле «неравнодушен»?       — Боюсь, что в прямом…. Ты же мне сам об этом сказал…. Чёрт…, ну да, ты же и этого не помнишь….       — Хм…, — я усмехнулся, — это существенно меняет дело. Враг, который в тебя влюблён, это уже не враг – это твой раб…, при желании, естественно. Спасибо, что сказала….       — Слушай…, как-то это уж слишком жёстко звучит «раб»…. Он странный человек, этот Ричард, но он тебе и Коннору жизнь спас, совсем недавно….       — Нормально это звучит, — отрезал я. — Слова бессмысленны сами по себе – они должны отражать суть. Слово «раб» в этом случае прекрасно отражает суть. Да и не я это придумал, Лис. Ты понимаешь, что подобные знания заложены в моей программе? Я манипулирую данными, которые заложили в меня люди, только и всего. Да, я способен учиться. И да, я, вероятно, многому научился за двадцать с лишним лет. Но у меня нет доступа к этим знаниям, и тебе это известно. Поэтому я использую то, что могу, уж извини. Хорошо…, — я покачал головой, увидев, что Лис откровенно расстроена. — Обещаю без необходимости его не уничтожать, но, всё же, хотел бы видеть его, как можно реже. Скажи ему – пусть держится от меня подальше. И знаешь что…, я бы хотел уехать. Как думаешь, Хэнк обидится?       — Без необходимости? А при необходимости, значит, запросто?       — При необходимости…, запросто…, — жёстко ответил я. — Лис…, это разговор ни о чём. Если этот человек действительно наш друг, то он никогда не создаст ситуацию, при которой возникнет эта самая «необходимость». Если он враг…. Не смотри на меня, с таким испугом, Лис, я сказал «если»…. Так вот, если он враг, я использую любую его слабость, чтобы уничтожить его.       Лис ничего не сказала. Она, покачав головой, отвела взгляд, и я подумал, что, пожалуй, мне нужно приучить себя больше молчать, чем говорить.       Извиняться я не стал. Оставив Лис с её печалью о «том Маркусе» в покое, я решил прекратить ходить кругами и совершать бесконечные реверансы с поклонами. Что-то устал я от этого балета. Я хочу уехать? Значит, я уеду.       — Хэнк, Бет…, мама-Бет, — поправился я, — я бы хотел сейчас уехать. Я обязательно приду ещё и ещё раз, если вы позовёте….       — Вали, чего спрашиваешь то? — проворчал Хэнк.       — Сынок, это твой дом так же, как наш. Конечно езжай, раз нужно. И никакого приглашения тебе не требуется. Мы ждём тебя здесь в любое время, в любой день, запомни это. Я понимаю – тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Но ты должен знать, что я скучаю по тебе всегда точно так же, как я скучаю по остальным своим детям. Это удел любой матери – волноваться и ждать. Навещай нас, мальчик….       Бэтти бросила укоризненный взгляд на мужа и, сделав шаг, подошла ко мне вплотную. Она положила тонкие невесомые ладони мне на грудь и заглянула мне в глаза. Она смотрела снизу вверх, макушка её седой головы едва доставала мне до плеча. От этого беспомощного и одновременно такого сильного взгляда мне стало больно почти физически. Я очень мягко обнял маму за плечи и прикрыл глаза, наслаждаясь новым для себя чувством, принимая это удивительное ощущение – безусловную любовь.       — Я запомню, мама и обязательно вернусь, — только и смог произнести я.       В этот момент я встретился взглядом с Лис, которая подошла к нам, и поспешил отвести глаза. Она снова смотрела на меня, как на незнакомца, незаконно завладевшего телом парня, которого она так любила, и это была пытка.       — Я ухожу, хочу слетать в Башню, — сделав над собой усилие, обратился я к Лис, которая стояла, опустив голову, и казалось, была очень увлечена разглядыванием своих кроссовок.       — Хорошо…, — коротко ответила Лис, подняв на меня глаза.       Она посмотрела на меня так, что мне показалось, что она ударила меня…. Да, лучше бы ударила…. Я развернулся, и быстро пошёл к выходу из дома. Я почти бежал, не оборачиваясь. Бегство? Да, это было бегство. Но, как только дверь дома захлопнулась за мной, я почувствовал невероятное облегчение, как будто пропала рука, которая сдавливала моё сердце, не позволяя мне жить.