Bitch! Shit! No!

Быть замужем за Кодзукеном — частенько засыпать без него по ночам. Быть замужем за Кодзукеном— частенько уносить его, заснувшего на полу, в кровать. Быть замужем за Кодзукеном — ревновать его к этим ебучим играм. Быть замужем за Кодзукеном — жить со свёрнутыми в трубочку ушами от матов, срывающихся с этих прекрасных губ причудливой комбинацией «х10000». Но не всегда: когда пройти игру не получается. А ещё, быть замужем за Кодзукеном — смириться с диагнозом «хроническая бессонница», потому что: — Блять! Да ты заебала! — из комнаты через пару деревянных стен от спальни. Не всё так безоблачно, как многим кажется. — Я тут уснуть пытаюсь! — рычит Куроо на весь дом, не покидая пределов кровати. — У меня в восемь собрание! — А я что? Будто я его устраиваю! — реально не догоняет причину недовольства, продолжая убивать Древнюю виверну третьего «Дарк Соулса». — Дрочепонь ты сраная! Куроо ясно. Куроо понятно. Куроо принял и получил: пока любимый со странной драконоподобной тварью не расправится — можно даже глаза закрывать не пытаться. Прижимать к голове подушки — тоже: тема шумоизоляции не раскрыта. — Да ёб твою! Сука! Негодование, сопровождаемое глухим шумом: со злости ударил кулаком в пол, распластавшись на мягком белом ковре. Достаточно частое явление — Куроо спокоен. Бровью ведёт только от раздражения, но, сдавленно выдыхая, возвращает себе спокойствие: волноваться не о чем, Кенма же не монитор джойстиком пробил. Пара минут идеальной тишины становятся событием, скорее, пугающим, нежели радостным. Кажется, Куроо оглох, кислородное голодание — подушками перекрыл доступ воздуха — притупило все чувства, нервная система Кенмы таких нагрузок не выдержала или… нет. Нет! Ничего из этого, но в следующую минуту Куроо подумал, что лучше бы правда оглох. — Да пошла ты нахуй, змея ебучая! Да дай мне, блять, эту хуйню с эстусом выпить! Тварь! Куроо убирает от лица подушки. Переворачивается на бок и, нащупав на тумбочке телефон, смотрит на время — полтора часа ночи, блять, час тридцать, а спать осталось пять. Шумно выдыхает, сменяя телефон электронной сигаретой со вкусом яблока и глубоко-глубоко затягивается, мечтая о нормальной, набитой табаком, сигарете, чувствуя несправедливость: курить он ради Кенмы бросает, а Кенма ради него в игры по ночам играть — нет. Клубы пара таят под потолком, напоминая испугавшегося человека призрака, разнося по спальне сладкий запах. Полная идиллия. В мечтах. Там, где Куроо нет. — Да ну нет! Да какого ж, блять… Продолжения Куроо не слышит. Предполагает только, уже даже не раздражаясь, — составляет план, как незаметно установить в системе родительский контроль, задав ещё и строгий тайминг. Радикальные меры, хули, воспитательный процесс ублюдка. В себе. О таком только помечтать ведь можно — в исполнение приводить никогда нельзя. Предаётся печали, ностальгируя о былых временах, о медовом месяце, об отпуске в Окинаве, Зазинбаре, Австралии и Шри-Ланке, не замечая, в каком бешенстве берсерка Кенма добирается до спальни и каким дьявольским взглядом смотрит. — О, ты не спишь, — верно, блять, подмечает, с особым энтузиазмом запрыгивая на край кровати, ножками ещё, блять, озорно болтая. — Чего делаешь? — Ты на мне весь гнев пришёл выместить? — недовольно фырчит, возвращая электронку обратно на тумбочку. — Спать мне дашь сегодня? — Дам, — хитро улыбается, забираясь на кровать с ногами. — Только после того, как ты мне поможешь. Заманчиво, конечно, звучит, но от чего тогда глаз начинает дёргаться — Куроо немножко недопонимает. — С чем? — спрашивает на дурачка, на всякий случай, мечтая услышать что-то в рамках утешения, поддержки и просьб погладить по голове. — Игру эту ебучую, блять, пройти, иначе я вздёрнусь, и вместо собрания тебе придётся заниматься моими похоронами. Ах да, точно, на секунду забыл, с кем он живёт, за кем он замужем. Не безоблачно всё, нет. — Рофлишь? Я в такое никогда играть не смогу, — переворачивается на спину, заводя руки за голову. Злится. — Какой у меня муж никчёмный, — демонстративно обижается, слезая с кровати. — Там играть нечего. — Действительно, — язвит, намекая Кенме на его двухчасовые неудачи. — Поменяй геймпад на клаво-мышь, пройдёшь, глядишь. — Ты адекватный такое предлагать? — упирается руками в бока, смотря на Куроо осуждающим взглядом. — Хочешь, чтобы все говорили, что Кодзукен — дно? Не может «Дарк Соулс» на геймпаде пройти? — Какая разница… Кенма его даже не слушает. Уходит обратно, агрессивно шагая по коридору. Куроо — за ним: спать всё равно больше не хочется. А ещё — думает, что так муж быстрее виверну убьёт. Куроо ведь, своего рода, мотиватор и группа поддержки. Главный зритель. Помощник необходимый, даже если джойстик в руки не возьмёт. Кенма садится на пол, тяжело вздыхает пару раз. Куроо располагается сзади, прижимается грудью к его спине, обхватывая руками талию, и кладёт подбородок ему на плечо — рабочая поза. Теперь точно этого босса пройдёт. Герой возрождается перед огромным каменным замком, и Кенма ведёт его по уцелевшим ступенькам вверх, к пустой площадке, не обращая внимания на лут: когда идёшь на босса в тысячный раз — он не нужен. — Пошёл нахуй, — посылает какого-то моба, размером вдовое больше героя, уворачиваясь от удара двойным топором и огня, скрафченного каким-то заклинанием другого. — И ты, тварь, тоже. Пробегает в открытые механизмом ворота, не спеша подступаться к ступенькам: виверна героя уже ждёт. — Вот эта мразь, Куро, — произносит вполголоса, вызывая у мужа еле сдерживаемый смех: а то он, блять, не знает. — Ага, — безучастно произносит, прижимая к себе Кенму посильнее. — Удачи. Почти и не следит за происходящим на мониторе, устало следя за ловко пробегающимися по кнопкам геймпада пальцами. Обручальное кольцо слабо поблёскивает в свете экрана, и Куроо как-то, что ли, утешается, поправляя на левой руке своё, такое же точь-в-точь, с той же гравировкой «Любить вечно», только на пару размеров больше. И в сон клонить начинает: прошедший день попотеть заставил, так ещё и ночью кое-кто спать не даёт. И не только спать: помечтать о том, чтобы вместе, в обнимку, уснуть прям тут — тоже. — Да ну нет же! Гнида, блять! — снова ругается, неимоверно от злости напрягаясь. — Нахуй я эту ебучую локацию открывал? Сука! Сейчас волосы на жопе рвать начну! — Успокойся, котик, — утешает, целуя в шею. — И волос на жопе у тебя нет. — Зато у тебя есть, блять! — психует, но шею под поцелуи-то подставляет. И не только, кстати, под поцелуи — шаловливым ладоням, так бесстыдно начавшим исследовать тело под пижамной футболкой, готов отдать всего себя. Однако, стоило пальцам скользнуть к резинке штанов, Кенма зафыркал: — Куро, отвали, — останавливает его ладонь, расслабляясь, переставая злиться на непобедимого босса. — Мне надо убить виверну. — А я что? — растягивает губы в хитрой ухмылке, свободной рукой опускаясь ниже. — Я, может, тоже поиграть хочу. — Давай… сначала… в м-мою игру поиграем? — вздрагивает из-за проникшей под резинку штанов ладони, сводя бёдра вместе, не пуская. — А п-потом в твою. — Ну, я начну пока, — настаивает на своём, пальцами вызывая у Кенмы мурашки. — Пусти… — Н-нет, Куро… подожди, — вырывается, вмиг становясь серьёзным. — Сначала ты помогаешь мне убить виверну, а потом я взрываю твою хлопушечку. Предложение — пиздец. Заманчивое, безусловно, и смешное настолько, что написанное на лице отношение к намерениям ещё больше на ржач пробивает. «Хлопушечку взорвать, блять». — Ладно, — соглашается, заключая Кенму в свои объятия снова, только на этот раз непотребств себе не позволяет. — Ладно… Думает, как бы с этой летающей мразью помочь и ускорить процесс пожароопасных фейерверков в спальне. Прикидывает варианты, осматривает локацию, пока Кенма пытается одолеть виверну в очередной раз. — Слушай, Кен… — становится в игре заинтересованнее куда больше, чем муж, спрашивая кое-что важное: — А территория на боссах всегда такая большая? Что если туда, к тем ступенькам, можно пробежать? — Нахуя мне лезть выше? Там ещё и… Блять, точно! — от радости аж подскакивает, сжимает геймпад в руках со всей силы. — У этих гнид голова — слабое место. Я вспомнил! Мой муж не никчёмен! — Ой, любимый, ну что ты, пожалуйста, — тянет с сарказмом, впиваясь пальцами ему в рёбра, — не надо благодарностей. — Поблагодарю в спальне, — на колкости в своей адрес не реагирует, как и на приносящие дискомфорт касания: полностью в игровой процесс погрузился, на мобов даже внимания не обращает. Почти. — Пиздуйте отсюда, черти, под ногами не путайтесь. Ведёт героя по бесконечным ступенькам вверх, поразительно точно ориентируясь в направлениях, и добегает до хлипкой деревянной лестницы, что спасает от мобов-магов. Добирается до построек, уворачиваясь от огня виверны и тех уёбков, которые продолжают следовать по пятам. Спрыгивает на пару уровней ниже, подбираясь к голове чёртового босса, и от предвкушения аж дрожит. — Получай, сука, — произносит с особым наслаждением, применяя «удар в падении». Огромный чёрный меч пронзает голову виверны, кровь фонтаном брызжет во все стороны, и герой победно спрыгивает с поверженного существа, собирая лут. — Наконец-то, блять! — ликует, убирая джойстик из рук. Обессиленный, обмякает в объятиях Куроо, кладёт руки поверх его рук, переплетая пальцы, и облегчённо вздыхает, задирая голову кверху, чтобы мужа любимого поцеловать. — Надеюсь, в твоей игре мне не придётся подсказывать, куда нажать и как победить, — игриво произносит, ладонью касаясь его щеки. — Не придётся. Больше не сдерживается, а Кенма — и не сопротивляется вовсе. Наоборот даже, перехватывает инициативу, поднимаясь с пола, и, подав Куроо руку, ведёт их в спальню. И быть замужем за Кодзукеном — лечь спать где-то на час и по итогу как всегда опоздать на собрание. Быть замужем за Кодзукеном — получать извинения за очередную бессонную ночь и признания в любви вместе с сердечками каждый час, пока на работе. Быть замужем за Кодзукеном — счастье. Куроо со мнением многих согласен. И на самом-то деле, да, в отношениях их — облаков нет: они от нежности всегда тают.