Уборщик, наблюдатель, даже хранитель, если хочется пофантазировать над этим термином, в общем это была не самая лучшая должность, но она была более приемлема, чем те немногие, на которые её пригласили пройти собеседование. Одна из них даже подразумевала убийство мелких животных. Тем не менее, несмотря на приличную зарплату и несколько связанных с ней льгот, риск не оправдывал средств. Но опять же, она была в отчаянии, и при её нынешнем уровне навыков: почти никакого опыта работы, лучшее, что она могла получить, - это чрезвычайно рискованная работа с низкой платой. Нао даже не знала, что в Кокурии есть уборщики, учитывая тот факт, что это была тюрьма для гулей, и чистота не казалась первоочередной задачей охранников.
Нао размышляла. Возможно, наличие свободной вакансии означало, что предыдущий уборщик был съеден одним из заключенных. От этой догадки у неё по спине пробежала дрожь, она попыталась утешить себя мыслью, что её предшественник, может быть, уволился или перевелся в одно из зданий CCG в этом районе. Хотя, учитывая насмешки охранников каждый раз, когда её тощая фигура проходила мимо, и ставки, сделанные за её спиной, эта мысль медленно ускользала.
— Это мужская работа, — сказали ей. — У вас нет того, что нужно для работы здесь, — заключил Следователь во время первого собеседования.
Нао знала, что в подобной ситуации обычно говорят: “Как вы можете судить обо мне с первого взгляда? Возьмите меня на работу и тогда вы увидите, насколько хорошо я справляюсь!”. Если бы у неё был стальной хребет, она бы сказала именно это, но она была кроткой и почти не говорила, только высказывала своё мнение, когда оно требовалось.
— Верно, но я трудолюбива, в отчаянии, и я сомневаюсь, что вы найдете кого-то ещё, кто согласится работать за то, что вы предлагаете взамен, — её хребет не был сделан из стали, он был сделан из продуманных острот, указывающих на очевидное.
Что касаемо мытья полов и ванных комнат, то эта работа давала скудную, но адекватную оплату и значительную компенсацию, если какая-то часть её тела будет съедена. Тем не менее, большинство людей скорее выбрали бы поиск другой работы, чем жизнь без руки или ноги, и из-за этого они наняли её до конца недели.
Сначала Нао была рада просто получить эту работу, однако по мере того, как шли недели, небольшое чувство восторга исчезло, в животе начал формироваться клубок стресса, она старалась держаться как можно дальше от клеток. Менее чем через месяц стресс превратился в сгусток страха, когда один из Следователей позвал её в свою комнату, чтобы “навести порядок”. Следуя за мужчиной в комнату для допросов, Нао изо всех сил пыталась вспомнить, кто он такой, разглядывая его немолодой профиль, таща за собой швабру и ведро простой горячей воды — по его просьбе. Она почти ничего не знала о людях, с которыми работала, и очень мало времени тратила на то, чтобы узнать, кто они такие. Единственное, что она помнила об этом человеке, так это то, что он был Следователем, и его избегало большинство охранников.
Она не задавалась вопросом, почему, пока он не открыл дверь и не провел её внутрь.
Для протокола, лужи крови и сильно изуродованный труп она никак не могла определить как “беспорядок”. Один только запах вызывал у Нао тошноту, но она сдерживала себя, чтобы не создать ещё один беспорядок, который нужно было бы убрать.
— Чт-что, — она не могла нормально вздохнуть, Нао споткнулась и прижалась спиной к стене, её рука метнулась ко рту. Ведро упало, вода плеснула через обод и смешалась с брызгами крови, которые были аж в пяти футах от тела. Когда Нао подумала о том, что заставило брызги оказаться так далеко, её охватил страх.
— Приберись. Позже кто-нибудь придет за телом, — сказал он хриплым голосом, оставляя её одну в комнате с телом и не давая никаких инструкций, ничего, кроме этой простой команды.
Дверь за ним захлопнулась, темнота охватила комнату и смешалась с тусклым, скудным флуоресцентным освещением. Ей потребовалось больше двадцати минут, чтобы прийти в себя, и ещё час, чтобы смыть с пола обильное количество коричневой крови, окрашивающей воду в ведре в полупрозрачный красный цвет. Все было так, как сказал Следователь, кто-то вошел, когда она пыталась вычистить кровь из-под стула, и забрал тело. Нао подозревала, что этот кто-то был из морга, наверняка он собирался извлечь его какухо, прежде чем отправить тело на хранение куда-то под здание. Она задавалась вопросом, была ли вся эта жестокость частью работы?
Во время уборки она осмотрела искалеченный труп (вероятно, когда-то мощного) гуля. Несмотря на то, что это был гуль, нанесенные ему раны выглядели слишком жестокими, чтобы быть допустимыми. От него отрезали полосы плоти, в мышцы были забиты гвозди. Глубокие ножевые зажившие и свежие раны исполосовали его едва узнаваемое лицо и усеяли тело. Отверстия, словно без разбора просверленные тут и там, выглядели так, будто доходят до кости (если не глубже), а ахиллово сухожилие было несколько раз перерезано на обеих лодыжках. Ещё хуже было то, что на нежной розовой плоти, покрывающей его пальцы рук и ног, в местах где они были обрублены, остались шрамы, неоднократно повторяющиеся в виде бледного, зазубренного кольца вокруг каждого отдельного пальца.
Гуль — не человек, но и нельзя сказать обратного о Следователе, который пытал подобным образом.
С того момента Нао держалась на расстоянии от той комнаты и её главного обитателя и боялась каждый раз, когда её вызывали. Сначала она думала, что самое худшее, что можно было найти в этой комнате, — это только что убитое тело. Когда неделю спустя её вызвали, и она обнаружила взрослого гуля, скулящего в кресле, с только что отрубленными пальцами на ногах и, отсутствующим на боку, большим куском плоти, Нао решила, что это — самое худшее, что она видела. Одно дело — видеть труп, и совсем другое — видеть процесс умерщвления.
Так оно и продолжалось. Неделю за неделей, месяц за месяцем Нао убирала ванные комнаты, мыла полы, протирала окна и, пока гули наслаждались одной из своих немногих вольностей: минимальными физическими упражнениями, убирала камеры одну за другой. По крайней мере, несколько раз в неделю (если не чаще) её вызывали в комнату для допросов, чтобы вытереть лужи крови, которые, казалось, бесконечно скапливались под стонущими телами. Она никогда не говорила с жертвами, а те несколько раз, когда Нао пыталась поговорить, ответа не было, только непрекращающееся, измученное бормотание. Часто гули слепо молили о помощи, о пощаде, но чаще просто бубнили бессмысленные цифры. Когда через несколько недель она обратила более пристальное внимание на их бред, Нао заметила, что они всегда бормотали большие числа, которые, казалось, уменьшались. Она не знала, почему они это делали, может быть, чтобы остаться в здравом уме? Но была также и догадка, что это была работа Следователя.
Рутина не менялась, а Нао не задавала вопросов, в основном потому что боялась, что с ней поступят так же, как с гулями. Она просто продолжала работать в том же духе, каждый раз при посещении этой комнаты её наполняла жалость.
—"Это всего лишь на год", — сказала она себе, вытирая кровь вокруг чужих ног, —"всего один год, и тогда я смогу уйти", — но то, что она вела обратный отсчет, не делало время быстрее, а обстоятельства менее неприятными.
И вот однажды, после полугода такой рутины, она оказалась лицом к лицу с огромным, мрачным гулем, который смотрел на неё с неприкрытой ненавистью в красных, не сфокусированных глазах — явный признак того, что он ненавидел каждую минуту, пока был накачан RC-подавителями.
— Ох... С-сэр, я пришла слишком рано? — Нао неуверенно спросила Следователя, переводя взгляд с крупного гуля, сидящего перед ней, на мужчину рядом с ним, на лице Следователя была злая усмешка, которая, как ей показалось, через мгновение превратилась в кривую улыбку.
Он скользнул большим пальцем по указательному и прижал его к ладони, громкий
щелчок отразился от стен затхлой, пропитанной кровью комнаты, когда он сказал ей остаться. Нао прикусила губу и подумала, не оставить ли Следователя наедине с заключенным, но, поскольку приказ исходил от вышестоящего, она сделала, как было сказано, и закрыла за собой дверь, прислонив швабру к стене и уронив тяжелое ведро на пол. Она скрестила руки на животе и неподвижно стояла перед дверью, на её лице застыл страх, Нао смотрела на Следователя с опаской. Она никогда раньше не видела допроса лично, и, учитывая, что это был гуль, она подозревала, что он не будет похож на тех, которых она видела по телевизору — кровь, которую ей приходилось вытирать каждую неделю, и различные травмы на телах до этого только укрепили её подозрения.
Может быть, это было необходимо. Гули были крепкими орешками, так что, должно быть, требовалось много сил, чтобы извлечь из них информацию. Но потом она подумала обо всех мертвых телах, на которые наткнулась до этого момента. Об их бормотании — медленном погружении в безумие. В её животе завязался узел. Ей придется наблюдать за процессом из первых рук. Теперь она знала, если CCG захочет что-то узнать, оно узнает, и это обязательно приведет к... пыткам.
Так она, по крайней мере, думала, до того момента, пока Следователь не взял со стола рядом с ним большие клещи. Мужчина опустился на колени перед заключенным и незамедлительно приступил к пытке. Никаких вопросов. Насколько она могла судить, без какой либо цели и причины. Гуль издавал приглушенные болезненные стоны, когда ему почти методично отрезали пальцы на ногах, легкий
хлюпающий звук предшествовал каждому смыканию клещей, прежде чем за ним следовал резкий
щелчок и новый стон. Этот процесс вызвал у неё гораздо более невинное воспоминание, когда её мать использовала кулинарные ножницы, чтобы отрезать куриные крылышки на ужин. Теперь эта память была запятнана этим жестоким действием.
Вскоре после того, как первая нога была лишена пальцев, Нао обнаружила причину, по которой все жертвы до этого бессвязно бормотали числа. Следователь приказывал гулю отсчитывать от тысячи до семи, но цель данного приказа ускользала от неё. Гуль сопротивлялся, пока Следователь продолжал допрос, сосредоточившись на другой ноге. Его голова склонилась, когда он стиснул зубы в небольшой попытке заглушить стоны боли, вырывающиеся из его горла, нога дергалась, кровь медленно стекала на клетчатый пол.
Когда все десять пальцев были удалены, Следователь встал и снова щелкнул указательным пальцем. Легкий смешок сорвался с губ мужчины, он выглядел удивленным.
— Сколько будет тысяча минус семь? — снова спросил мужчина.
Именно тогда Нао поняла, почему другие охранники проводили так мало времени рядом с ним, почему прошлые гули были так жестоко изуродованы.
— "
Он наслаждается этим...? Он садист. Нет, он психопат! Этот парень чертов психопат!" — подумала Нао, нервно обнимая себя руками, и отступила на шаг, прижимаясь спиной к двери, ручка которой вонзилась ей в спину. Сидевший перед ней гуль свирепо уставился на мужчину, стискивая челюсти и все ещё отказываясь говорить.
Клещи
щелкнули, когда Следователь вернулся к столу и положил их на поднос, взяв вместо них мясницкий нож, который, как показалось Нао, был либо ржавым, либо запачканным засохшей кровью. Она не знала, что Следователь намеревался сделать с ножом — отрезать кусок плоти или перерезать сухожилия гуля. Когда мужчина поднял нож над головой, острый металл блеснул в тусклом свете, прежде чем опустился на заключенного, Нао на мгновение запаниковала.
— С-сэр! — молодая женщина воскликнула и тут же прикусила язык, когда Следователь остановил спуск ножа вниз, прежде чем тот коснулся верхней части бедра упыря, и немного повернул лицо, чтобы посмотреть на неё.
Его черты были скрыты тенью и мешали понять, в каком он настроении. А сам гуль смотрел на неё враждебно, стискивая зубы, как будто был зол, что она прервала его предполагаемый допрос. Тем не менее она собралась с духом и озвучила причину своего возгласа.
— Ох...я... Я э-э…Разве вы не должны, эм, задавать ему... вопросы? О том, эм, о том…что он знает? — это был разумный вопрос, но он прозвучал жалко в её ушах.
Следователь повернулся к ней лицом и в три больших шага пересек комнату, останавливаясь перед Нао. Она была уверена, что получит выговор за свою дерзость, но окончательно до неё дошло, когда Следователь схватил её за темно-каштановые волосы свободной рукой и прижал голову к двери, ручка теперь больно давила на копчик. Мужчина поднял нож, который без давления уперся в её обнаженное горло. Кровь на лезвии была теперь более заметна, поскольку застарелый металлический запах достиг её носа.
— Не отвлекай, — строго скомандовал Следователь, и Нао изо всех сил старалась не обмочить свой комбинезон.
Было достаточно того, что ей угрожал психопат. Не нужно было позориться перед ним или гулем.
— Д-д-да, с-с-сэр, — запинаясь, пробормотала Нао, стараясь не расплакаться, но не пытаясь скрыть страх в голосе. Следователь больше ничего не сказал, он убрал нож и отпустил волосы. Её слабые колени подогнулись под весом тела, и она соскользнула на пол, наблюдая широко раскрытыми глазами, как Следователь повернулся к ней спиной и вернулся к заключенному. На долю секунды глаза Нао встретились с рубиново-красными глазами тяжело дышащего гуля, и то, что она увидела, сильно её разозлило. Из-под своих потрепанных черных волос он смотрел на неё с презрением, прежде чем метнуть взгляд полный ненависти на Следователя, когда тот приблизился.
Нао наблюдала, как нож поднялся еще раз, прежде чем погрузился в толстое, мускулистое бедро гуля. Он откинул голову назад, его зубы снова крепко сжались. Хотя она быстро закрыла уши, чтобы не слышать его мучительный крик, её глаза были открыты. Нао не хотела видеть его страдания, она хотела, чтобы допрос закончился быстро, не ради гуля, а ради неё самой. Но допрос продолжался, горячая вода в ведре рядом с ней остывала, тонкие струйки пара исчезали, а минуты тикали мучительно медленно.
Нао снова пришла в себя, когда Следователь положил на стол кусок металла, превратившийся в нечто неописуемое, и повернулся спиной к, теперь уже умолкнувшему, гулю, который сидел, сгорбившись в кресле. Из зазубренных щелей на его лице текла кровь. На мгновение Нао подумала, что мужчина убил его, но секунду спустя заключенный зашипел и выплюнул свежую кровь. Несмотря на взгляд, который он посылал ей раньше, Нао почувствовала жалость. Ей было жаль, что он не умер.
Следователь подошел к двери и терпеливо, по какой-то непонятной причине, подождал, пока она не отойдет. Нао встала на четвереньки и поспешила прочь, когда он открыл дверь и остановился в дверном проеме, чтобы отдать один единственный приказ.
— Приберись.
— П-прямо сейчас? — робко спросила она, глядя на мужчину.
Нао знала, что это глупый вопрос, но все равно чувствовала необходимость задать его. Она не получила ответа, Следователь вышел наружу и захлопнул дверь. Грохот несколько раз отразился от стен, пока, внезапно, не исчез, оставив её наедине с тяжело дышащим гулем. Как и в первые несколько раз, когда она входила в эту комнату, Нао колебалась, хотя теперь по другой причине. В отличие от всех предыдущих гулей, этот все ещё был в полном сознании и, насколько она могла судить, все ещё в здравом уме. Это ставило её жизнь под угрозу.
— Ты жалкая, — услышала она низкий грубый голос. Нао подпрыгнула, поняв, что голос исходит от упыря, сидящего перед ней. — Я не нуждаюсь твоей защите, — продолжал он, насмехаясь над ней с того места, где сидел, сгорбившись и обильно истекая кровью.
Она сжала губы и впилась в него тяжелым взглядом, поднимаясь с четверенек и вставая на ноги.
— В любом случае, я не собиралась сделать что-то подобное снова, — коротко ответила она, отряхивая руки о штанины, прежде чем взяться за ручку швабры.
Нао не произнесла больше ни слова, кроме этой единственной фразы, она макнула в воду свернутую тряпку и подтолкнула ведро к краю алого бассейна. Гуль продолжал ухмыляться, когда она приблизилась, хотя Нао изо всех сил старалась не обращать на него внимания, пока вытирала свежую кровь, разбрызганную вокруг стула. Её кожа покрывалась мурашками каждый раз, когда она проводила шваброй рядом с ним, зная, что он все ещё смотрел на неё. Живот Нао скручивался с каждым движением бордового месива швабры в трех дюймах от его изуродованных ног.
Это чувство не было для неё чем-то новым, так как Нао уже видела подобные раны бесчисленное количество раз. И в этот раз она тоже была расстроена тем, как крепко ноги были прижаты к полу, это затрудняло процедуру очистки. Она обнаружила, что было бы легче, если бы гуль потерял рассудок, и она могла бы просто провести шваброй по его ногам, не замечая или не вызывая неуместного гнева. Но он здесь всего день, так что Нао решила этого избежать.
Теперь, когда она подумала об этом, сколько времени пройдет, прежде чем этот сломается? Нао опустила швабру обратно в ведро и случайно взглянула на него. Гуль был большим, немного поджарым, но, тем не менее, достаточно громоздким в своей окровавленной, стандартной тюремной одежде. Его руки были спрятаны за спиной, но она верила, что это — массивные лапы, достойные его большого тела.
— Ты сильный? — спросила она тихо, отрывисто.
— Я не такой слабый, как вы, люди, — его мертвенно-бледное выражение лица потускнело, когда он усмехнулся.
Губы Нао сжались в тонкую линию — она не улыбалась и не хмурилась.
— Тогда это печально, — она отвернулась от него и махнула шваброй за спинкой стула, подтвердив свою догадку о его руках, тогда он повернул голову и подозрительно посмотрел на неё.
— Почему?
Нао замерла, снова встретившись взглядом с его красными глазами. Беспричинно взволнованная, она пробормотала объяснение.
— Разве ... разве это не очевидно? Сильные держаться дольше, чем слабые, поэтому понадобится много времени, чтобы тебя сломать.
Он поморщился и прищурился.
— Я не сломаюсь.
— Все до тебя рано или поздно ломались, — пробормотала Нао, отворачиваясь от него и возвращаясь к ведру. — К тому времени, как я приступаю к работе, они уже слишком далеко отсюда, чтобы заметить меня, — она не знала, зачем утруждала себя объяснениями, поскольку это не имело особого значения.
Вне зависимости от его выносливости и от того, сколько пыток ему устроит Следователь, он все равно умрет через пару недель.
|13|
Не прошло и нескольких дней, как Нао снова вызвали в комнату для допросов. Не то чтобы это было необычно, но чаще всего её вызывали по крайней мере раз в неделю, может быть из-за того, что с кровью не было больших проблем (хотя, конечно, это было потому, что Следователь, вероятно, был занят другими делами). Так что тот факт, что прошло чуть больше двух дней с тех пор, как она была в этой комнате, означал, что было много крови и много свободного времени на её уборку.
Нао остановилась перед холодной стальной дверью, держа в одной руке швабру и тяжелое ведро, а другой готовясь постучать. В последний раз, когда она приходила сюда, она была свидетелем ужасного. Она опустила руку и наклонилась к двери, напряженно прислушиваясь к ожидаемым мучительным крикам или безумному бормотанию. Нао не знала, что хуже: обычные звуки пыток или жуткая тишина, которую она слышала сейчас. Дверь внезапно открылась наружу, едва не задев её лицо, она ударилась о перила позади, уронив швабру и чуть не расплескав ведро. Следователь внушительно посмотрел на неё сверху вниз, как на надоедливого ребенка, прежде чем уйти с единственной командой.
— Приберись.
Нао ничего не сказала, когда он ушел, взяв швабру и бросив быстрый взгляд на его удаляющуюся спину, она вошла в темную комнату. Как обычно запах старой и свежей крови бил в нос, она увидела лужу, растекающуюся под ногами. В кресле сидел гуль, его комбинезон был грязным и изорванным и даже не годился для использования в качестве тряпки, грудь с хрипом вздымалась при каждом вдохе. Если бы она не видела как это происходит, то предположила бы, что его растерзало злобное животное. Хотя, если подумать, она была недалека от правды.
Гуль поднял голову, когда дверь за ней захлопнулась, что-то похожее на тревогу мелькнуло в его глазах, прежде чем они ожесточились в насмешке.
— Опять ты? — выплюнул он. То, как он это сформулировал, звучало как обвинение. Она не ожидала, что он снова заговорит с ней, но быстро скрыла свое удивление.
— В этом месте я единственный уборщик, так что да... Опять я.
Он больше ничего не сказал, и Нао принялась за работу, вылив половину воды из ведра на пол, чтобы смыть засохшую кровь и разбавить свежую. Кому нужно мыло в этой комнате ужасов, если через несколько часов она снова испачкается. Вытирая кровь, Нао украдкой взглянула на раны, полученные гулем на этот раз, её губы скривились в гримасе, когда она заметила горсть гвоздей, торчащих из его широкого плеча. Почему он терпел боль?
— Разве не было бы проще, сказать ему то, что он хочет знать? — спросила Нао, раздумывая, была ли это мужская гордость или какой-то кодекс чести. У гулей вообще есть кодекс чести?
— Он не спрашивает, — ответил он, и его свирепый взгляд на некоторое время превратился в яростный. — А
тебе-то какое дело? — усмехнулся он.
— Я не фанат жестокого обращения с животными, — объяснила Нао, прежде чем поморщиться удивляясь, почему она
вообще разговаривает с ним. Почему он разговаривает с ней? Гули никогда с ней не разговаривали. Даже полубезумные не утруждали себя разговорами, за исключением случайных попыток заманить её поближе, чтобы быстро перекусить. Услышав ответ, она поймала себя на том, что думает о единственном вопросе, который задал ему Следователь.
— Ты уже начал считать? — спросила она, внезапно заинтересовавшись, не сломали ли его.
Когда он ничего не сказал, Нао почувствовала, что получила ответ. Она открыла рот, чтобы задать ему еще один вопрос, но быстро передумала. Говорить с упырем...
Беседовать с ним? О чем она только думала? Она посмотрела на него сквозь волосы, стараясь, чтобы её движения оставались плавными и ровными. Он больше не смотрел на неё со злостью, но и не игнорировал. Он просто... наблюдал за ней.
Она хотела, чтобы это прекратилось. Этот пристальный взгляд заставлял её нервничать. Нао была почти готова сказать ему об этом, но придержала язык. Больше никаких разговоров с ним. Он просто ещё один в длинной череде жертв.
|13|
Частота её посещений комнаты для допросов (или, скорее, камеры пыток) была, мягко говоря, ненормальной. Очевидно, гуль умудрился стать любимой игрушкой Следователя, поскольку в седьмой раз за три дня она ступила в забрызганную кровью комнату, хотя прежде никогда не входила в неё больше трех раз за день. Она не разговаривала с заключенным со второго дня его пребывания в Аду, и хотя она хотела спросить, о чем его допрашивали, Нао придержала язык. Она обнаружила, что если она не начнет разговор, гуль не попытается заговорить с ней, в отличие от первого дня, когда он назвал её жалкой. Нао также заметила, что его выносливость исчезает, хотя он все ещё умудрялся замолчать, когда она входила, а ведь мгновение назад он бессмысленно отсчитывал цифры. Однако сегодня все было по-другому. Сегодня он продолжал считать, когда Нао переступила порог и громко захлопнула за собой дверь.
— Ч-четыреста...шестьдесят один...четыре, гха-...ста п-п-пятьдесят четыре…Четыреста- —
Нао испытывала жалость к здешним гулям, которые подвергались самым страшным пыткам. Но она не испытывала ни капли сочувствия ни к кому из них, думая, что информация, которую они хранили в себе, была важнее.
Однако сейчас она почувствовала, как что-то ударило её в грудь, когда она слушала, как он продолжает отсчет, содрогаясь на кресле и наклонившись вперед. С его лица капала кровь. Хуже всего было то, что боль причиняли без веской причины, это был не допрос. Это была просто бессмысленная пытка.
— Эй… он ушел, — сказала Нао, нерешительно и тихо. Когда гуль продолжил обратный отсчет, она заговорила снова, достаточно громко, чтобы он услышал её. — Тебе больше не нужно считать.
На этот раз он перестал считать, но его дрожь продолжалась. Нао слегка наклонилась, пытаясь разглядеть его лицо, но не смогла разглядеть ничего, кроме слипшихся черных волос, мокрых от пота. Она вздохнула, прислонив швабру к двери и поставив ведро рядом с ней, прежде чем подойти ближе, опасаясь малейшего движения, как будто он бросится на нее и сожрет её сердце, если она подойдет достаточно близко. Она присела перед ним на корточки, обхватив руками свой живот, и попыталась разглядеть его лицо.
— Пока ты окончательно не сошел с ума... Как тебя зовут? — он молчал, но его дрожь прекратилась. Решив, что в этом нет ничего плохого, она продолжила. — Если... если ты меня слышишь, меня зовут Нао.
Гуль все ещё молчал, Нао оставила попытки заговорить с ним и вернулась к работе. Каждый раз, когда она двигала шваброй у его ног или за спиной, она украдкой поглядывала на раны, которых не видела этим утром. В дополнение к тому, что было похоже на длинные толстые черные прутья, торчащие из верхней части спины, в плечи упыря снова вонзились гвозди. Повсюду на его теле были глубокие, заживающие порезы и свежие раны, с которых капала кровь, а на ногах, как и на всех остальных, отсутствовали пальцы и были глубокие шрамы.
— Ты выглядел не так уж плохо, когда я была здесь сегодня утром... — заметила она, больше для себя, чем для гуля, макая швабру в подкрашенную воду и описывая ею длинную дугу вокруг себя.
Нао не слышала ничего, кроме его тяжелого, хриплого дыхания, когда его изуродованная грудь беспорядочно вздымалась. Проходя перед ним, Нао заметила просверленные дыры в его ногах и хороший кусок плоти, отсутствующий на боках. Она даже представить себе не могла, что человек или гуль может сделать, чтобы заслужить такое мучение. Все, что она знала, смывая остатки крови, было то, что, помимо “удовольствия” её начальника, мучения казались бессмысленными.
В последний раз Нао окунула швабру в грязную воду и выжала её, в последний раз она посмотрела на упыря, и у нее перехватило дыхание от удивления, когда она увидела его глаза вместе с клочками белых волос у висков. Протяжно выдохнув, она успокоила отрывистое биение своего сердца и выпрямилась, с опаской наблюдая за тем, как он продолжает ловить её взгляд.
— Я... увидимся завтра... — медленно проговорила она, не спеша отступая к двери, ни разу не отрывая от него глаз, пока не взялась за дверную ручку и не повернулась, чтобы уйти.
— Я... Яку...мо… — внезапно услышала Нао, это заставило её остановиться на полпути к двери и удивленно оглянуться на гуля.
— Что? — спросила она голосом тихим даже в собственных ушах.
Он... он, казалось, изо всех сил пытался говорить, тяжело дыша и прерывисто выдыхая.
— Меня... Меня зовут... Якумо, — она не могла сказать ничего из тех банальных вещей, которые люди говорят в книгах и тому подобном, что сотня, тысяча эмоций заполнили её тело, потому что только одна эмоция пробежала через неё, единственная, которую она не могла назвать, но тем не менее она была сильной.
— Увидимся завтра... Якумо-сан, — нерешительно ответила Нао, не сводя с него глаз, пока не вышла и не остановилась, перебирая ключи на связке в поисках нужного, чтобы закрыть дверь.
Как единственный уборщик Кокурии, Нао имела ключи от каждого шкафа, ванной, кладовки и комнаты для допросов, её доступ был почти неограниченным, за исключением доступа в комнату управления и камеры упырей, которые открывались с помощью дистанционного управления. Пока она осматривала ключи, её мысли начали блуждать, что само по себе не было необычным, учитывая низкий уровень умственной стимуляции, которую она получала от ежедневной тяжелой работы.
У гулей… были личности... имена, под которыми они ходили... как люди. И гуль внутри только что назвал ей свое имя, хотя у него не было на это причин. Ей казалось, что это единственная информация, которую кто-либо в тюрьме сумел из него вытянуть. Хотя для CCG этого было явно недостаточно, и Нао почувствовала, что у них установилось что-то вроде доверия (хотя она не была настолько наивной, чтобы действительно так думать). И все же, как ей показалось, она ощутила какое-то напряжение в голове и в груди. И хотя она не могла сказать, что её одолевали эмоции, чем больше она думала о гуле в кресле и о том, через что он прошел, тем быстрее она приходила к одной идее.
Идее, которая была сопряжена с риском, и идее, пойти против одного психопата. Как только Следователь пришел ей на ум, она выбросила эту мысль из головы, внезапно испугавшись подвергнуть себя такой опасности... Но…
Она просто не могла больше видеть, как
ему больно.
Отпустив ключи, Нао ударилась лбом о дверь, и вздохнула, в её сознании разразилась война. В этом не было ни плюсов, ни минусов, по крайней мере, ничего такого, кроме подобной пытки в качестве наказания, если бы она рискнула, и продолжающегося болезненного чувства в груди, если бы она этого не сделала.
Выругавшись про себя, Нао огляделась, положила ключи в карман и толкнула дверь, чтобы проскользнуть внутрь. Она прислонила швабру и ведро к двери и осталась стоять рядом, прислушиваясь к возможным шагам, прежде чем напомнить себе, что никому нет дела до уборщика, входящего в комнату, в которую она имеет доступ. Отойдя от двери, она медленно приблизилась к гулю на цыпочках, её тело напряглось.
Он был гулем, а не бездушной вещью, напомнила она себе, приближаясь к его спине. Хотя, казалось, её присутствия не заметили, так как его спина все ещё была согнута, а дыхание было достаточно ровным.
Нао не знала, с чего начать: с гвоздей? С прутьев? Конечно, освободить его - не вариант, учитывая, что он все еще был гулем и тем, кто прошел через интенсивные пытки, так что он, возможно, просто бы развернулся и съел её. По крайней мере, от прутьев точно надо было избавиться.
— "
Должно быть, неудобно, когда из тебя который час что-то торчит" —, решила Нао, делая шаг ближе к нему и обхватывая рукой прут, торчащий из его широкой спины. Как только она попыталась вытащить его, крутя и толкая в разные стороны, упырь пошевелился, едва сдерживая возглас удивления, когда он обернулся, чтобы посмотреть, что с ним сейчас происходит.
— Ох... Он действительно застрял, — заметила Нао, отпуская прут и вытирая кровь с рук о штанины. Оглядев комнату в поисках инструмента, она вскоре заметила стол, заваленный пыточным оборудованием Следователя.
Её взгляд скользнул мимо стола, но остановился на клещах, лежащих на подносе. Задаваясь вопросом, можно ли применить болезненный функционал этой вещи к её ситуации, она стащила инструмент со стола и прижала зажим к основанию, где прут встречался с плотью. Она снова потянула, клещи несколько раз соскользнули из-за крови, но в конце концов сцепились и вытащили металл из его плоти.
Количество силы, которое Нао должна была использовать, чтобы выдернуть прут, заставило её отшатнуться назад к стене, у неё просто не было опоры. Она ударилась головой о стену достаточно сильно, чтобы появилось головокружение, и, когда она сориентировалась, она заметила, что все это время гуль кричал. На мгновение она испугалась, что его крик вызовет в комнату Следователя или охранника, чтобы посмотреть, что происходит, но потом она вспомнила, что время было позднее, и вероятность того, что Он все еще здесь, или охранники достаточно заботятся, чтобы проверить, упала достаточно низко, чтобы она успокоилась.
—
Что ты делаешь?! — закричал гуль по имени Якумо, изо всех сил крутясь на стуле, чтобы посмотреть, что она сделала.
— Сержу психопата, — кротко ответила она, осторожно массируя затылок и глядя на прут, который вытащила.
Нао побледнела, когда назвала имя тому, что держала в руках.
— Это… Это кол, — сказала Нао, выбросив металл, лязг разнесся по комнате, когда он упал на покрытый пятнами пол. — Осталось ещё восемь, пожалуйста, не двигайся, — сообщила она ему, схватив кдещами ещё один кол и нерешительно положив руку на его окровавленную спину, чтобы получить хоть какую-то, прежде чем начать вытаскивать металл.
— Стой...
Остановись! — закричал Якумо в знак протеста, но Нао проигнорировала его мольбы, пробубнив извинения, полагая, что то, что она делает, приносит ему больше пользы, чем вреда.
Последовавшие за этим звуки были наполнены хлюпаньем и металлическим лязгом, когда колья освобождались от плоти и падали на пол; воющие, мучительные крики сопровождали каждое тяжелое усилие, пока голос Якумо не стал хриплым, и последний металлический прут не был извлечен из его спины.
Нао не была уверена, сколько времени прошло, она была уверена только в том, что вынимание кольев заняло больше времени, чем ожидалось, и что они были гораздо глубже, чем казалось. Она надеялась, что то же самое не относится и к гвоздям.
— "
Гвозди не так трудно вытащить... И не так больно", — подумала она, положив клещи на стол и наклонившись, чтобы собрать колья на полу.
Она услышала тяжелое дыхание гуля над собой. Украдкой взглянув на него, Нао увидела, как пот стекает по его лицу, просачиваясь в порезы. Она размышляла, была ли боль, которую он испытал при освобождении от кольев, более легкой, чем боль, которую он испытывал во время пыток.
— Без них должно быть лучше... — начала Нао, пытаясь растопить лед, образовавшийся из-за молчания, когда собрала колья в руки и прошла мимо него к двери.
Она замолчала, когда он ничего не сказал. Внезапно смутившись, она бросила колья в ведро и вернулась к столу.
— Он, скорее всего, сделает это ещё раз, не думаю, что смогу провернуть такое дважды, — Когда он ничего не сказал, Нао бессознательно прикусила губу, затем взяла молоток и, стоя рядом с большим упырем, использовала окровавленный клин, чтобы вытащить гвозди из его плеча.
— Я не просил тебя об этом, — внезапно заявил Якумо, напугав её прежде, чем она успела вытащить из него первый гвоздь. Нао подпрыгнула от удивления, когда он поднял лицо, чтобы посмотреть на неё.
Проглотив комок в горле, она снова засунула коготь под шляпку гвоздя.
— Я в курсе, — сказала она, с относительной легкостью извлекая маленький кусочек металла, из маленького отверстия потекла тонкая струйка крови.
Его красные глаза сузились, когда она сунула грязный гвоздь в карман и приготовилась вытаскивать следующий.
— Ты будешь наказана, — сказал он на этот раз, констатируя очевидное.
Нао сжала губы в тонкую линию.
— Знаю, — её тонкие брови смущенно сошлись на переносице, когда он снова посмотрел на неё, хотя Нао старалась не обращать внимания на его пронизывающий взгляд, пока вытаскивала гвозди.
— Тогда зачем ты это делаешь?
Она сделала паузу после того, как вынула четвертый гвоздь, думая о своем ответе.
— Я и сама не совсем уверена зачем, — он сердито взглянул на Нао, словно ожидая более конкретного ответа. Она вздохнула, опустив руки по бокам, и оглядела комнату, лучше смотреть куда угодно, только не на него. — Я... Я не знаю, что ты за гуль, но я не думаю, что кто-то заслуживает такой пытки, — честно сказала она, когда добралась до корня того, почему она уничтожала большую часть работы своего начальника.
Якумо промолчал и отвернулся от неё, позволяя ей вернуться к работе и наблюдая, как она высыпает гвозди из кармана в ведро с грязной водой, она выбросит их позже.
— Увидимся завтра, Якумо-сан, — тихо сказала ему Нао перед уходом. Ей не нравилось, что это было единственное, что она могла предложить, но сказать что-нибудь еще или солгать было делом бесполезным для обоих, не говоря уже о том, что в такой ситуации было сложно подобрать слова.
