White roses
16 июня 2021 г. в 15:23
Доводилось ли вам когда-то видеть, как лёд под чьими-то ногами рушится, позволяя упасть в ледяную воду? Или, может, вы когда-нибудь видели, как разбивается чьё-то сердце? Возможно, в детстве вы читали сказку про Белоснежку, где в зимний день королева, сидя у окна, шьёт, а после по стечению обстоятельств колет палец и роняет три капли крови на белый снег? Звучит завораживающе, не так ли? А что насчёт алых капелек крови, стекающих по белоснежным лепесткам роз? Безусловно, это красиво, но вряд ли вы были бы рады узнать, что кто-то страдает от боли в груди, потому что там в скором времени будут цвести те самые белые розы. Любили бы вы эти цветы так же сильно, если совсем немного, и их острые шипы убьют кого-то или даже вас самих?
Уже которую неделю на улице суровая зима, из-за которой сугробы выше колена, под корочками льда скрываются не только пруды и озёра, но и окна людских домов, и, как вишенка на торте, температура ниже минус двадцати градусов. Но в домах она тоже неутешительная. Особенно если ты живешь в старой квартирке, у которой тонкие стены, крыши почти нет и пол местами и вовсе не пол. Но куда хуже всё равно на улицах. Выйти туда отныне равняется смерти, но правительство почему-то до сих пор не закрыло школу. Бедные школьники каждое утро продолжают вставать в семь, чтобы уже в восемь присутствовать на занятиях, и всем вокруг ни капли не жаль их. Кому-то ведь приходится по несколько часов добираться до учебного заведения. А кому-то идти недалеко, но при этом есть и другие проблемы. К примеру, болезнь.
К таким людям относился Сынмин. Поначалу всё, что происходило с ним, казалось обычной простудой, потом бронхитом, который не давал покоя ни днём, ни ночью, однако, когда вместе с кашлем пришли маленькие лепестки белых роз, всё встало на свои места. Он болеет отнюдь не бронхитом и не пневмонией, а совсем другой, не менее тяжелой болезнью — любовью.
Некоторые люди часто шутят о том, что любовь убивает человека, и если в обычных ситуациях с этим выражением можно поспорить, то когда у тебя ханахаки, подобрать другие слова невозможно. Их попросту нет, ведь у человека, в котором растут цветы его любви, один исход — смерть. И даже тогда, когда Сынмин полностью смирился с тем, что в конце концов всё равно умрёт, он продолжал посещать школьную крышу во время обеденного перерыва, чтобы столкнуться с тем, к чьему сердцу так стремился.
Школьный коридор на обеденном перерыве вновь полон шумных школьников и раздражённых учителей, и единственным спасением по-прежнему остаётся крыша. Поэтому Сынмин выходит из класса и, обмотав вокруг шеи красный шарф, не надев ничего другого, — ему уже нечего терять, — идёт на крышу.
На улице холодно: острый ветер сразу бьёт в лицо, пытаясь заскочить в помещение. Он дует сквозь белую школьную рубашку, что особым теплом не отличалась, и покрывает всё тело неприятной волной мурашек. Сынмин ёжится от контраста температур, но возвращаться обратно в класс и не думает. Всё, чего ему сейчас хочется, это взглянуть на того, кто каждый раз приветствует его на заснеженной крыше школы. Того, кто и стал причиной роста белых роз. Того, кто даже не подозревал, что Сынмин скоро умрёт от своей любви к нему. А всё из-за этих дурацких, но таких любимых и сердцу близких белых роз. И если Вы всё же спросите, жалеет ли Сынмин, что его чувства были такими сильными, он ответит твёрдым «нет».
На школьной крыше непривычно пусто. Там никого нет, и как бы Сынмин ни хотел соврать, что ему не больно, в горле снова начинает неприятно щипать и наружу вырывается новый приступ кашля вместе с белыми лепестками роз, покрытыми алыми капельками крови. Парень прикрывает губы рукой в надежде, что удастся остановить ужасные ощущения, но, как бы прискорбно это ни звучало, кашель не прекращается. Сынмин сильно жмурит глаза, давясь воздухом, которого и так мало. Он, вопреки всему, как будто исчез. И это кажется таким странным.
А может, это просто конец, которого Сынмин так долго ждал? Может, всем мучениям, которые он терпел из-за своей любви, пришёл конец, и он наконец-то сможет освободиться от этих цветов, которые любил до последнего? Или это лишь очередная пытка, которую парню предстоит пройти, чтобы в конце не осталось ни роз, которые в скором времени зацветут, ни их острых шипов, что остро ранят не только легкие, но и душу.
Собравшись с силами, Сынмин чуть наклоняется и не без боли кашляет, стараясь по возможности освободить своё горло от лепестков. И вроде у него это получается, но когда парень открывает глаза, то видит, что в его руках лежат вовсе не лепестки, измазанные в крови, а уже целый, но нераскрытый бутон белых роз. Парень с удивлением смотрит на прекрасный цветок, после чего нежно улыбается, совсем не понимая, что он сейчас чувствует. Отчаяние? Любовь? А может, всё вместе? Как бы то ни было, Сынмину приходится быстро собраться с мыслями. Он убеждается, что на крыше действительно никого не было, и поворачивается, чтобы уйти, но вместо этого сталкивается глазами с тем, кому уж точно не надо было видеть всего этого.
Перед Сынмином стоит Чанбин — тот самый человек, который так нежеланно поселился в мыслях парня. Тот, кто своей тёплой улыбкой и заботливым взглядом без стыда и совести украл сердце младшего. Тот, для кого цветут те самые белые розы. И в этот раз его взгляд по-прежнему полон заботы и нежности. Такой спокойный и чувствительный, но с долей сожаления и злости, что мерцает в самых дальних уголках его глаз. Там как будто звёзды всей вселенной скопились, и сейчас они явно не рады. Лишь меланхолией отдают.
— И как давно?.. — спрашивает старший тихим и хриплым от холода голосом. Он взглядом скользит по рукам Сынмина, что дрожащими пальцами продолжают держать белый цветок. Парень недовольно цокает, когда видит, что младший лишь опустил взгляд и уставился на тот же цветок, что одиноко лежал в его руках. Чанбин утомлённо выдыхает и подходит к Сынмину, заключая того в крепкие объятия.
Парень продолжает стоять, не двигаясь, позволяя хёну обнять его. По щекам большими каплями начинают катиться холодные и болезненные слёзы, которые обжигают кожу вместе с ветром. Всхлипы уже кажутся не такими тихими, как обычно. Они становятся всё громче и громче, разносясь по крыше. Сынмин уже ничего не понимает — лишь крепко прижимается к старшему, ведь только так он чувствует себя лучше. Только так ему не нужно беспокоиться о том, что воздуха в лёгких может не хватить. Так, и никак по-другому.
А после всё как в белом тумане; до ушей доносится лишь тихое:
— Прошу, скажи, как давно у тебя эти цветы?
И Сынмин честно не знает, что ответить. Ему стоит сказать правду или же соврать? А смысл, если Чанбин неглупый — и так, наверное, уже догадался? Парню уже незачем скрывать свою болезнь, которая, по сути, сейчас стоит и, крепко прижимая его к себе, обнимает. Но ведь Чанбин не виноват в том, что он полюбил его. Если кто и виноват, то только сам Сынмин. И он это прекрасно понимает.
— Скоро будет четыре месяца… — тихо, в самое ухо шепчет он. Ему так страшно. Страшно, что Чанбин сейчас просто посмеётся над ним и, бросив ни с чем, уйдёт прочь. Но он же этого не сделает, верно? Сынмину хочется ещё больше разрыдаться от своей беспомощности и глупости. Если бы он признался раньше, возможно, был бы шанс что-то изменить.
— Кто? — вопрос прозвучал почти как угроза. Как будто Чанбин готовился собственными руками убить того, кто заставил его друга так страдать. Только вот он, наверное, не догадывался, что сам и являлся причиной роста белых роз.
Сынмин замолчал. У него не было больше сил промолвить и слова. Он и так уже достаточно сказал. Достаточно сильно ранил себя своей же любовью. Ему хватало и того, что он умрёт от неё, ведь пережить уход самого драгоценного человека в его жизни он бы не смог. Это выходило за рамки его возможностей.
Чанбин хмуро посмотрел на друга и с нечитаемым взглядом повторил свой вопрос:
— Я спросил, кто этот человек.
— Ты… — промямлил он, когда взгляд старшего стал невыносимым. В эту же секунду щёки Сынмина покрылись розовым румянцем и ему оставалось лишь гадать, было это из-за смущения или же из-за холодного ветра.
Чанбин немного отстранился от младшего и посмотрел ему в глаза с удивлённым видом. Казалось, он вот-вот начнёт смеяться над парнем, но этого не произошло. Вместо этого он лишь спросил:
— Почему не сказал раньше?
— Боялся, что ты перестанешь со мной общаться, что не захочешь меня больше видеть… — Сынмин склонил свою голову вниз. Почему-то именно сейчас самым интересным объектом на земле стали его кроссовки.
— Я бы не стал. — Чанбин окончательно выпустил его из своих объятий и, отойдя на несколько шагов, посмотрел на парня напротив. Он потянулся рукой к заднему карману своих школьных джинсов и что-то достал оттуда. Парень склонил голову, всматриваясь в то, что лежало в его руке, и улыбнулся. Он поднял голову, переводя взгляд на Сынмина, и протянул ему свою руку. В ней лежал маленький, полностью раскрытый бутон белых роз с застывшими капельками крови на лепестках.
Сынмин резко посмотрел на старшего с застывшим на лице удивлением. В его голове сразу же появился клубок, состоящий из разных мыслей и вопросов, а в сердце почему-то начало отдавать чем-то тёплым и душе родным. И эти чувства затмевали ту неприятную боль, что жила в парне на протяжении долгих месяцев. И в этот момент казалось, что вовсе не было белых роз с острыми шипами. Было лишь одно — чувства, которые они скрывали.
— Как долго, хён?.. — Сынмин осторожно подошёл к Чанбину, взяв того за руки, в которых он держал белоснежный цветок.
— Больше полугода, — Чанбин усмехнулся над собой в мыслях и опустил руки, продолжая держать розу. — Хотя, думаю, сейчас это уже не так важно.
Сынмин немного расстроился из-за слов старшего. Почему-то теперь казалось, что он был большим слабаком, чем прежде, ведь получается, что Чанбин испытывал к нему чувства намного дольше, чем он сам. И самое главное — Сынмин этого не заметил.
Чанбин, увидев разочарование в глазах младшего, уверенно подходит, выпуская цветок из рук. Он смотрит на парня так, словно пытается его загипнотизировать, чтобы тот смотрел только на него. Чтобы его мысли были заняты только Со Чанбином и никем другим. А ведь ему действительно это удаётся — Сынмин думает только о нём и том, насколько сильно он любит его. Любит до смерти, и это не пустые слова, выброшенные на ветер.
— Хён, не смотри на меня так, — шепчет Сынмин, после чего краснеет ещё больше, ведь Чанбин вопреки всему подходит ещё на шаг ближе, становясь вплотную. И от этого парню становится не по себе. В горле снова начинает жечь, и наружу рвётся очередной приступ кашля с лепестками цветка его любви.
— Ох, я совсем забыл, что тебя до сих пор мучают эти розы. — Чанбин взволнованно смотрит на младшего, после чего кладёт свою руку ему на спину для того, чтобы похлопать и помочь откашляться.
— Всё в порядке, сейчас пройд–
Парень не даёт Сынмину закончить, нежно касаясь своими губами его губ, решив, что лучший способ помочь — это избавить его от безумно красивых цветов, которые по иронии судьбы были созданы, чтобы задушить. Чанбин смотрит на парня, в то время как тот смотрит в ответ круглыми от удивления глазками. И кажется, этот момент превращается в вечность, которая из-за поцелуя стала сладкой и приятной. В данную минуту им и не надо большего. Лишь вечность, которую они смогут провести вместе, дыша полной грудью, без каких-либо лепестков роз в ней. Чанбин дал Сынмину впервые за долгое время нормально вдохнуть свежий, но холодный воздух, так почему бы младшему не ответить тем же? Младший неуверенно и медленно начинает отвечать на поцелуй, продолжая смотреть в карие глаза напротив. В них вся вселенная кроется, и отражение Сынмина в них является тому подтверждением. И они оба соврут, если скажут, что им это не нравится.
Чанбин медленно отстраняется и заключает своего возлюбленного в объятия, стараясь как можно крепче прижать того к себе. Сынмин обнимает его в ответ, растворяясь в тёплых руках старшего, где даже самые холодные ветры и зимы будут сущим пустяком. Они оба наслаждаются этим моментом, понимая, что теперь у них есть будущее. Есть все возможности прожить жизнь так, как хочется. И белые розы, что когда-то цвели в их телах, останутся болезненным, но от этого не менее прекрасным, воспоминанием.
— А ведь тот цветок, что я показал, расцвел только сегодня утром.