Жена Седьмого Хокаге

– Сакура? Свернувшись в клубок под одеялом, Сакура что-то тихонько промычала и лениво выбралась наружу, сощурившись от света, который исходил из приоткрытой ванной. – Я уж думал, ты уснула, – Саске присел на край кровати, энергично взлохмачивая рукой мокрую после душа шевелюру. – Ты ни словом не обмолвилась с того момента, как мы покинули полигон. – Я думала, – натянув одеяло обратно, но уже только до подбородка, пробормотала Сакура. – О чем? – О Хинате. Учиха понимающе кивнул. – Все у них будет нормально, – он протянул руку к жене, высвобождая ее постепенно утопающее в одеяле лицо. – Знаю, но... – Сакура села в кровати, привалившись спиной к ее изголовью. – Буквально за мгновение до вашего появления Хината рассказала мне, что у них с Наруто... – она осеклась. – Ай, не важно. – Не важно? – Саске многозначительно поджал губы. – Можешь не посвящать меня в переживания Хинаты, но если говорить о Наруто, то я думаю, он не в курсе, что у них есть проблемы. Сакура насупилась. – Я не говорила ни о каких проблемах. – Я и без того понял, – хмыкнул Учиха. – В любом случае, повторюсь: это не наше дело. – Но Хината моя подруга, – возразила куноичи, – и если она поделилась со мной, я должна поддержать ее. – Поддержать – возможно. Но не бросаться на Наруто с кулаками, как едва не случилось сегодня, из-за того, что он сказал твоей подруге что-то неугодное. – Что-то неугодное? – пораженно вторила Сакура. – Он вел себя отвратительно! Или из-за мужской солидарности ты станешь это отрицать? – Сакура, давать оценку поведению Наруто в отношении его жены я точно не стану. – Ты... – она вовремя умолкла, едва не сказав грубость. Хоть Сакура и обещала себе дома задать Саске трепку за его шпионские замашки, на деле оказалось, что она на это сейчас не способна. Вместо ожидаемой злости она ощущала тоску. Так или иначе, ей пришлось примерить на себя чувства Хинаты. Вот только Сакура не представляла, куда ее приведут такого рода размышления. – Не сердись, – бросил Саске и поднялся с кровати, придерживая рукой полотенце, обмотанное вокруг бедер. – Знаешь же, я не мог отказать Наруто. Лучше уж ему было узнать обо всем сразу. А не тогда, когда вы решились бы покинуть деревню. – Этого бы не случилось, – Сакура покачала головой, устроившись на подушке. – Значит, вы всерьез просто тренировались? – спросил Учиха. – Без какого-либо скрытого мотива? – Не говори со мной так, словно я какой-то подозреваемый, которого тебе нужно допросить, – поморщилась Сакура, повернувшись на бок. Саске вздохнул, снова опустившись на кровать подле жены. – Думаю, нам все же есть что обсудить. – Хината думает, что Наруто больше не любит ее. Она сказала мне это сегодня, за пять минут до того, как он решил ее в этом уверить. Учиха в недоумении вздернул брови. – Наруто любит свою семью. – Семью, – едко промолвила Сакура. – Любить семью и любить Хинату как женщину – разные вещи. – Ну, это уже выше моего понимания. – Так откуда тебе знать, что опасения Хинаты не имеют под собой оснований? Учиха без промедления ответил: – Потому что никто не знает Наруто Узумаки лучше, чем я. Сакура не смела возразить. Так и было. – Значит, вскоре все наладится, – она закрыла глаза, – надеюсь. – Мне кажется или ты принимаешь отношения Наруто и Хинаты слишком близко к сердцу? – спросил Саске, отметив, что настроение Сакуры ничуть не изменилось, оставаясь, как говорится, ниже плинтуса. – Возможно, – откликнулась она. Не то, чтобы Саске мог похвастаться своей проницательной натурой, однако в данный момент понимал, что его жена хотела бы сказать ему гораздо больше. – Хорошо, – Учиха коротко вздохнул. – Что не так? Сакура будто только и ждала, что он начнет копать глубже. Она покрепче обхватила подушку. – Я знаю, каково сейчас Хинате. Ты любишь человека всем сердцем и не знаешь, любит ли он тебя в ответ, потому что каждый день только и делает, что доказывает обратное. Саске нетрудно было догадаться, на что намекала Сакура. – Да. Когда-то я всеми способами доказывал свою нелюбовь к тебе, – спокойно подтвердил он. Она зажмурилась. Вот так просто проговаривать то, что мучило ее много лет... Как он может? Сакура не хотела копаться в прошлом. Только не сейчас, когда они с Саске создали крепкую семью и уверенно шагают по дороге жизни рука об руку. Но... Переживания Хинаты отозвались в Сакуре ее собственными, хотя она и не хотела бы никогда к ним возвращаться. – Я знаю, что это осталось в далеком прошлом, – тихо заговорила Сакура, не поворачиваясь к мужу, – но я не могу вычеркнуть из своей памяти все то, через что нам пришлось пройти. – Я и не надеюсь, что ты вычеркнешь из памяти наше прошлое. Но я не стану лгать, что сожалею о том что было, – твердо проговорил Саске. – Это не так. Сакура ошеломленно выдохнула. Приподнявшись на локте, она взволнованно заглянула в глаза мужа. – То есть, если бы была возможность что-то изменить между нами в прошлом, ты... – Я бы не стал ничего менять, – уверенно пронзая Сакуру взглядом, заявил Учиха. Она резко села и опустила глаза, ощущая, как рыдания стремительно поднимаются к горлу. Сакура ожидала услышать от мужа, что он действительно сожалеет о многих своих поступках и словах. Что имей он возможность вернуться в прошлое, то никогда бы и не помыслил убить ее. Не отвергал ее любовь, не был бы таким равнодушным, чужим и непреодолимо далеким. Что вместо того, чтобы убегать, он бы принял собственные чувства к ней, открыл их гораздо раньше. Тогда он не причинил бы ей так много боли. Не оставил горечь разочарований. Но... Он бы снова прошел через это. Он был готов позволить ей пройти через это. Безумие. Просто безумие! – Вот как... – Сакура спешно смахнула со щеки слезу, что, в общем-то, было бесполезно: из ее больших зеленых глаз уже хлынул целый поток. Она боялась посмотреть на мужа. Боялась увидеть безразличный и холодный взгляд прежнего Саске Учихи. – Если бы не прошлое, мы бы никогда не стали такими, какие есть сейчас. Я бы не стал тем, кем сейчас являюсь. Я совершал ошибки. Великое множество непростительных ошибок. Но я не жалею ни об одной из них. – Я... – Сакура всхлипнула и зажмурилась, ругая себя за несдержанность. – Я... пон-нимаю... – Я знаю, что причинил тебе очень много боли, – тихо произнес он, протянув руку к ее мокрому лицу. – Знаю, что ты, возможно, до конца не смогла меня простить. Но пойми, я не хочу притворяться. Я никогда не притворялся. И я не хочу лгать тебе, Сакура. Это нечестно. И это точно не похоже на то, что люди называют любовью. Из Сакуры вырвалась сухая усмешка. – Любовью... – Я не умею говорить о любви – это факт. Но мои чувства к тебе... – Саске помедлил, глядя как на покрывале разрастается мокрое пятно от слез Сакуры. Ему стало совестно. Он уходил, возвращался, снова уходил и вновь возвращался... Пока Саске выполнял важную миссию, следуя по следам Кагуи Ооцуцуки, Сакура растила их дочь Сараду, и он понимал, как непросто ей приходилось. Но она никогда не жаловалась. Ни разу не упрекнула его, не ткнула носом в оплошности, не требовала больше, чем он мог ей дать. Сакура была предназначена Саске Учихе – несчастному мальчику, пережившему ужасную трагедию, полному ненависти, боли, отрицания и не имеющему надежды на светлое будущее. Она принимала все, что он когда-либо олицетворял. Всегда принимала. И сейчас, глядя на то, как Сакура проливает слезы из-за него, Саске не впервые осознавал: он жестокий человек. При этом Учиха отвергал вариант наговорить неправды лишь бы она успокоила свое сердце и не терзалась муками прошлых обид. Он не хотел играть не свою роль. Может, не будь судьба с ним так жестока, Саске бы жил как нормальный парень, ходил на свидания с Сакурой, тусовался с Наруто и другими ребятами, не боялся открывать кому-либо свои мысли и мечты... Но жизнь обошлась с ним самым наиужаснейшим образом. Сделала его Саске Учихой, каким все привыкли его видеть и воспринимать. «Плевать» – мысленно бросил он. Плевать, что думают другие. У него уже есть люди, которых он может назвать близкими, которых он хочет защищать и позволит им защитить себя. Наруто, Сакура. Сакура... Саске крепко сцепил зубы, ворочая в голове мысли о том, с чем ей приходилось и (вероятно) приходится мириться, находясь рядом с ним. Да, быть его женой – осознанный выбор Сакуры, но Учиха бы солгал, говоря, что не хотел лишь ее видеть рядом с собой. А как уже было сказано, Саске ненавидел ложь. С едва слышным стоном он рывком притянул Сакуру к себе за затылок и прислонился к ее лбу своим, болезненно сморщившись. – Сакура, – его теплое дыхание щекотнуло ее залитое слезами лицо. – Стоит мне подумать о тебе, и мои чувства разрывают меня изнутри. Я ощущаю нестерпимое желание видеть тебя, прикасаться к тебе, владеть тобой. Я не знаю, что есть любовь в широком смысле этого слова и не имею понятия, как люди в этом мире характеризуют это чувство. Мне просто всё равно. Но я совершенно точно знаю одно: ни одна другая женщина не могла и не может быть достойна носить на спине герб клана Учиха и стать матерью моим детям. Теперь ты во главе моего некогда проклятого уничтоженного клана. Ты мать моего ребенка. Ты сильнейшая куноичи из всех, кого я когда-либо знал. Ты моя жена. И только попробуй хоть на секунду подумать, что я могу тебя не любить. С этими словами он жадно впился в ее рот поцелуем, сжимая пальцами волосы на затылке. Сакура остолбенела, вытянувшись подобно металлической струне, и едва шевелила губами. Она отвечала на поцелуй Саске, но это было скорее инстинктивно, нежели подкреплено желанием. – Подожди, я... – Сакура насилу прервала поцелуй, бесцельно забегав глазами по одеялам и подушкам на кровати. Сощурив глаза, Учиха тяжело дышал ей в лицо, и Сакура ощутила волнение внизу живота. Ей не много нужно было, чтобы тело напряглось, а в голове проносились тысячи картинок их с мужем близости. Хватало даже одного взгляда – такого, как сейчас. – Я хочу, чтобы ты убедилась в моих чувствах к тебе, – скользнув рукой с затылка Сакуры к ее шее, едва слышно промолвил Саске. – Я... Сакура широко распахнула глаза, когда пальцы Учихи плотно сомкнулись на ее шее. Она столкнулась с его почти гипнотическим взглядом: казалось, один из его глаз вот-вот вспыхнет красным. Шею сдавливало сильнее. Рот Саске сомкнулся в плотную линию, а дыхание становилось еще чаще. Сакура испуганно вцепилась руками в его запястье, и во взгляде Саске вдруг исчезла та пугающая дьяволинка, а пальцы, сжимающие шею жены, расслабились. Он на мгновение замер, а потом его шероховатая ладонь мягко прошлась от слегка покрасневшей шеи Сакуры к ключице и обхватила ее хрупкое плечо. – Я все еще могу убить тебя, Сакура, – прошелестел Учиха, приблизившись к ее лицу. – Но лишь в одном случае: если ты больше не будешь моей. – Но Саске, этого никогда... Она не успела договорить: Саске буквально заткнул ей рот поцелуем, что оказался еще грубее прежнего. Однако на сей раз Сакура охотно отвечала. Она приподнялась на коленях и обняла мужа за шею, нетерпеливо притягивая его к себе. Саске вдруг отстранился и припал губами к ее плечу, после чего проложил мокрую дорожку к шее. Его губы касались нежной кожи за ухом, задевая кончики коротких розовых волос, снова спускались к ключицам, а затем еще ниже. Сакура шумно выдохнула, когда Саске сбросил с ее плеч тонкие бретели ночной рубашки, оголяя небольшие округлые груди. Гладкая кремовая кожа быстро покрылась мурашками, когда его дыхание опаляло влажные от поцелуев участки тела Сакуры. Саске не был с нею нежным: придерживая жену за тоненькую талию, он касался ее груди губами и языком, отчего она выгибалась в спине навстречу его требовательным ласкам. Сейчас Сакуре хотелось, чтобы Саске был с ней как раз таки нежным, но вместе с тем ей нравились его грубость и настойчивость. Слезы все еще неспешно стекали из уголков ее прикрытых глаз, и уже было не разобрать, отчего они все не прекращались. Сакура ненароком подумала, что уже однажды плакала, когда Саске заставлял ее тело содрогаться от наслаждения. Тогда она впервые была с мужчиной. Впервые была с тем, кого любила столько, сколько себя помнила. Но что сейчас? Минуло так много лет... Отчего сейчас ей не удается остановить эти проклятые слезы? Погрузившись в свои мысли, Сакура не успела опомниться, как Саске уложил ее на спину. Опираясь на руку, он нависал над возлюбленной и буравил ее поблескивающим от острого желания взглядом. Сакура не дышала, глотая слезы, и сквозь пелену разглядывала красивое лицо своего мужа. Она хотела что-то ему сказать, но слова будто застряли в горле, и вытолкнуть их наружу Сакура не могла. Ее обнаженная грудь ритмично вздымалась и опускалась в такт дыханию, а из приоткрытых раскрасневшихся губ вырывались прерывистые вздохи. Саске безмолвно восхищался заплаканным лицом лежащей под ним женщины. Ее блестящими от его поцелуев губами, выпирающими ключицами и напрягшейся грудью. Он не мог подавить в себе внезапно разбушевавшиеся эмоции. Они душили его. Наваливались всей своей тяжестью так, что Учихе не терпелось сбросить их с себя и освободиться. Это было невыносимо. Резко сев в кровати, Саске юркнул рукой Сакуре под юбку ночной рубашки и рывком стянул с нее белье, отбросив куда-то в сторону вместе со своим полотенцем. Бесцеремонно разведя ее ноги в стороны своим коленом, он устроился между ними и опустился к губам жены. Саске целовал Сакуру так неистово, что ей стало больно. Он прикусывал ее нижнюю губу, тут же зализывая раны, а потом снова проникал языком в теплоту ее рта. Сакура задрожала, когда Саске резким толчком вошел в нее. С губ слетел громкий стон, и она спешно закусила свои пальцы, испугавшись, что дочь может ее услышать. Сакура цеплялась за широкие плечи мужа так крепко, словно вот-вот не удержится и провалится в бездну – туда, где не будет его, отчего ее существование станет невыносимо мучительным. Она не могла даже вообразить себе жизнь, где не будет Саске Учихи. – Ты. Чувствуешь. Как я. Тебя. Люблю? – яростно врываясь в тело Сакуры, требовательно спросил он. Она лишь крепко зажмурилась, сдерживая возглас, что рвался из ее заходившейся от частого дыхания груди. То держась за крепкие плечи, то вновь прикусывая свои пальцы, Сакура отдавалась этой сумасшедшей страсти. – Отвечай, – прорычал Саске и вошел в нее еще глубже и резче. – Да, да... – простонала она, приподнимая бедра к его быстрым и сильным толчкам. – Люблю. Тебя... – рвано выдохнул Учиха и накрыл ее губы своими. Сакура забылась. Она жалобно стонала и скулила, отбросив осторожность и стеснение. Ее губы, грудь и шея раскраснелись от поцелуев Саске, а внизу она была такой мокрой, что в любой другой ситуации даже засмущалась бы, что ей не свойственно. Но не сейчас. Несмотря на то, что Сакуре не хотелось, чтобы все заканчивалось, ей казалось, она не выдержит больше ни секунды. Не выдержит и умрет прямо в руках мужа, что на самом деле убивал ее каждый раз, как овладевал ею. Ее грудь скользила по его груди, когда они сменили положение и оба улеглись на бок, а дрожащие руки оттягивали темные взлохмаченные волосы. Когда Учиха вновь оказался сверху, Сакура была близка к финалу. Внизу живота скопилось почти болезненное напряжение и с каждым движением Саске все больше нарастало. Она бормотала что-то вроде «быстрее», намертво впившись ногтями в его напряженную спину, и спустя мгновение издала свой последний стон. Саске до побелевших костяшек пальцев стиснул бедро Сакуры и приподнял его к ее подрагивающему животу, наслаждаясь тем, как она сжимала его изнутри. Он тоже сдался. Хрипло застонав, Саске кончил в нее и обессилено привалился к ее груди. – Я тоже люблю тебя, – прошептала Сакура, на этот раз мягко зарывшись пальцами в его волосы. – Знаю, – отозвался Саске, и его губы дрогнули в улыбке.

***

Хината щелкнула выключателем в ванной и, сунув ноги в сиреневые тапочки, вышла из спальни. На краткий миг она остановилась в коридоре, столкнувшись с непривычной тишиной, но тут же зашагала дальше, в комнату сына. Боруто Узумаки лежал на животе и беззаботно болтал ногами, уткнувшись носом в небольшую игровую консоль. Хината улыбнулась, наблюдая за сыном в дверях. И в ее груди заколыхалось такое необходимое сейчас тепло. – Боруто, – тихо заговорила она, проходя вглубь комнаты. – Угу, – отозвался он, не отвлекаясь от своей игрушки. Хината присела на кровать, привлекая к себе внимание. – Боруто-о-о, – настойчивее произнесла она. Боруто нажал на паузу и обернулся. – А, прости, мам, – он широко улыбнулся и сел в постели. – Спать собираешься? – спросила Хината и бросила взгляд на настенные часы. – Время. – Да, даттебаса, – почесывая затылок, буркнул Боруто и в подтверждение сказанному звучно зевнул. – Только доиграю малямс. – Я рассчитываю на твое благоразумие, – хихикнула Узумаки, ткнув сына в бок, отчего тот не сдержал смешка. – Ты ведь в курсе? – Да, мам, – он закатил свои голубые, точь-в-точь как у отца, глаза. – Вечно ты со своим «да, мам», – со вздохом проговорила Хината, – а в итоге с утра клюешь носом, потому что полночи проиграл в свои игрушки. – Обещаю, сегодня лягу вовремя, – миролюбиво заключил Боруто, но вдруг выражение его лица изменилось. – Э-э-э... Мам, а отец... он домой вообще приходить собирается? – Видимо, он еще занят, – легко пожимая плечами, ответила Хината и незаметно сглотнула болезненный ком в горле. – Занят... – угрюмо буркнул Боруто. – Я только и слышу: занят, занят, Хокаге... Гребаный старпёр. – Боруто! – возмущенно воскликнула Узумаки. – Что?! – взвился он. – Говорю как есть! Ему вообще плевать на нас! Ладно еще я... – мальчик насупился, опустив голову. – Пофиг. Я не за себя волнуюсь, а за тебя и Химавари. Признай уже, мам, что из него вышел хреновый муж и отец! Хината удивленно приоткрыла рот. И когда ее сын успел стать таким взрослым? Его рассуждения были не безосновательными, она понимала это, но не могла позволить, чтобы возведенная между мужем и сыном стена рухнула и превратилась в бездонную пропасть. Проще говоря, сделать еще хуже она не хотела. – Не надо так об отце... – пробормотала Хината, качнув головой. – Он старается ради всех нас. – Ради Деревни! – возразил Боруто. – Раньше... Раньше все было иначе! До того, как стать Хокаге, – он с ненавистью выплюнул это слово, – мы были полноценной семьей. И... придется признать, мне было с ним круто. Правда круто! Он любил нас. Но теперь... Сердце Хинаты взволновалось и остро кольнуло. Она ненароком пустилась в воспоминания их жизни несколькими годами ранее и вся наполнилась щемящей тоской. – Папа любит вас, – с улыбкой сказала Узумаки, имея в виду лишь детей. Насчет себя она теперь была совсем не уверена. Боруто хмыкнул. – Ага. – Никогда не сомневайся в этом, сынок, – дотронувшись до его плеча, заверила Хината. – И я, и папа... вы с Химавари самое дорогое, что у нас есть. И это никогда и ничто не сможет изменить. – Да ты всегда будешь на его стороне, мам, – обиженно протянул Боруто. – О чем с тобой говорить... Хината не смогла ничего возразить. Она всегда была и будет на стороне Наруто Узумаки. И не важно, что между ними произошло и что еще может произойти. – Конечно, он же наш папа, – Хината издала смешок, притягивая к себе голову сына и оставляя на его лбу нежный поцелуй. – Блин, мама, – заворчал Боруто, потирая свой лоб. – Я ж уже не маленький! – Для меня ты всегда останешься нежным крошкой, которого я родила, – она встала и направилась к двери. – Не засиживайся, – обернувшись, напомнила Хината. – Есть, мэм, – Узумаки-младший широко улыбнулся и завалился на подушки. Спрятавшись в своей спальне, Хината вымученно привалилась спиной к стене и шумно выдохнула. Она стоически держалась перед Боруто и не показала своих настоящих эмоций, а теперь, оставшись наедине с собой, Хинате хотелось разреветься. Обида душила. Почему Наруто вдруг повел себя с ней так жестоко? Она не понимала, как они докатились до такой крупной ссоры. Может, если бы Хината не решилась что-то изменить в своей размеренной жизни, ей бы не пришлось увидеть Наруто таким, как сегодня? Хината признавала, что и сама хороша. Однако она не могла злиться на себя. Да и на Наруто Хината тоже не злилась. Ей просто было больно. Ужасно тоскливо и одиноко. Узумаки скинула с себя халат, что надела после душа, и швырнула его на спинку стула у туалетного столика. Оставшись в пижаме, она прошаркала к двуспальной кровати, которая казалась уж слишком большой для нее одной, и плавно присела. Отбросив в сторону покрывало, Хината забралась под одеяло на свою сторону кровати и улеглась на бок. Вторая же сторона, предназначенная Наруто, оставалась нетронутой – аккуратно заправленная и наверняка очень холодная. Хината протянула руку: и правда. Она смотрела на его подушку, что обычно к утру была вся помятая, и зацепилась взглядом за ровную поверхность матраса с натянутой на него простыней, которая чаще всего оказывалась скомканной. Вот только сегодня, как и вчера, все было идеально. Слишком идеально – так, что невыносимо было на это смотреть. Хината зажмурилась, впившись ногтями в ладонь, и горько заплакала. Сперва она плакала тихо, почти беззвучно, но потом разрыдалась уже вслух. Притянув к себе подушку Наруто, она уткнулась в нее лицом, отчего ее стенания заметно приглушились. Хината пыталась ощутить запах Наруто, мнимое его присутствие, но подушка благоухала кондиционером для белья и только. От этого ей стало еще гаже, и она заревела с новой силой, сотрясаясь всем телом. Воспоминания, что вторглись в мысли Узумаки, когда она говорила с Боруто, нахлынули сызнова. Она как сейчас видела их с Наруто юными и влюбленными. Вспоминала тот день, когда он сделал ее своей женщиной, когда поцеловал у алтаря и как из него вырывались слова любви в момент их близости. Она прокручивала в голове их совместную семейную жизнь до появления детей и то, как Наруто кричал от радости предстоящего отцовства, точно обезумевший кружа по комнате с нею на руках. В ее памяти оживало непередаваемое чувство, что они испытали, когда впервые взглянули на новорожденного Боруто, а потом и на малышку Химу. И Хината настолько углубилась в свои драгоценные воспоминания, что казалось, под ней прогнулся матрас, оттого что Наруто устало рухнул рядом. Она вздрогнула и распахнула глаза, когда услышала шум на первом этаже дома. Утерев слезы и аккуратно вернув подушку Наруто на место, Хината села в постели. – Наруто-кун? Поднявшись, она одернула лиловую пижамную кофточку и по привычке спрятала ноги в тапочках. Покинув комнату, она хотела было спуститься вниз, чтобы встретить мужа, но ее внимание привлекла комната Боруто. Дверь, ведущая в детскую, непривычно была нараспашку. – Боруто? – Хината заглянула в темноту комнаты и, протерев глаза, обнаружила, что сына нет в постели. Она нахмурилась. – Боруто! Сбежав вниз по ступенькам, Хината огляделась. Ни Наруто, ни Боруто видно не было. – Боруто! – снова окликнула она, двигаясь в сторону кабинета мужа. Сын частенько любил туда захаживать в отсутствие отца. – Ты чего молчишь? Бору... – Еще одно слово – и я тебе глотку перережу, – глухо промолвил чужой мужской голос. Хината в ужасе округлила глаза, не в состоянии произнести больше ни звука. Она схватилась за запястье неизвестного, что крепко зажал ей рот своей грязной вонючей ладонью, и едва дышала. – Ты какого хрена там возишься? – послышался еще один голос. – Уходим. Живо! – С мальцом там поосторожней, – распорядился кто-то другой. Узумаки мелко задрожала. Ее сердце отбивало отчаянный ритм, грозясь выбить грудную клетку. Ладони вспотели. До тошноты закружилась голова. И последнее, о чем подумала Хината прежде, чем провалилась в темноту, – ее сын.