Она не уйдет от него

Тонкая, затянутая в пуанту ножка вздымается и легко описывает идеальную окружность, быстро порхают изящные руки, имитируя крылья. По залу юркой птичкой кружится юная девушка, и это воистину завораживающе зрелище… Встреча назначена на пять, а мелкий ублюдок безбожно опаздывает. Когда эта тварь изволит явиться, Бутч вырвет ему глотку, - именно этим он оправдывает то, что еще не наливается дешевым виски в кабаке, а продолжает стоять на улице, уставившись в окно соседнего дома. Это почти неприлично, так подглядывать, но Бутч Кавендиш не имеет ничего общего с приличием. Вечернее солнце, еще достаточно жаркое, чтобы заставить взмокнуть плечи под пыльным плащом, окрашивает залу неровными желтыми полосами, скользит по лицу танцующей девушки и теряется в тугой косе густых медно-рыжих волос. Мужчина еще не знает ее имени, но думает, что Рэд - идеальный вариант. Одна пружинистая прядь коварно выскальзывает из пучка, падая на нос, отчего танцовщица чихает, и финальный пируэт оказывается смазанным. Нелепый птенчик, выпавший из гнезда. Девушка досадливо хмурится, вновь становясь в позицию, и тут замечает разглядывающего ее через окно человека. Ей всего семнадцать, и она не привыкла к такому вниманию. Особенно если его оказывает подозрительный субъект, на лице которого написано, что он бандит. Рыжеволосая еще не знает, как реагировать, поэтому дергает головой, отбрасывая локон, и выбегает из комнаты. "Чертовка", - думает человек в плаще и тут же забывает о ее существовании, потому что в конце улицы наконец показывается идиот, заставивший Бутча ждать. Оконное стекло отражает недобрый оскал – вечер будет веселым. …Теперь он знает, как ее зовут, однако все равно на карточке, прилагающейся к букету, пишет «Рэд». Если бы кто-нибудь осмелился даже подумать, что грозный Бутч Кавендиш, уже не мелкая сошка, а вполне весомое имя в определенных кругах, будет стоять под дверью гримерной с охапкой цветов, то расправа была бы короткой. Но он стоит, и накрахмаленный воротничок свежей сорочки неприятно впивается в шею. Разумеется, мужчина скорей бы сам сдался шерифу, чем купил для кого-либо цветы, просто какой-то ученый сопляк повадился раз за разом таскаться в этот театрик с дюжиной роз, посмотреть на восходящую звезду балета. Заехать ему, скорчившемуся от удара в солнечное сплетение, сапогом по лицу было неимоверно приятно. А букет… Не пропадать же добру. Бутч в очередной раз оттягивает душащий воротник, чувствуя себя ослом. Он меняет рубашки, ходит в театр, дьявол раздери, скоро собственная свора начнет над ним потешаться! Роняя лепестки, букет летит под дверь, и рассохшиеся половицы обиженно скрипят под тяжелой поступью, быстро затихшей вдали. … Резко распахнувшаяся дверь, как секира, сносит головы паре пышных цветков. Танцовщица, успевшая сменить балетную пачку на богемное платье, хмурится, но досада в ее взгляде перемешана с благосклонностью: какая женщина не любит цветы? Она подбирает букет, вполне догадываясь, кто его принес, ведь в ее гримерке уже с десяток таких же находится на разной стадии увядания. Поэтому выпавшую карточку поднимают скорее из-за аккуратности, чем из любопытства. Однако надпись на ней мгновенно прогоняет скуку с лица женщины. Рэд. Только один человек называет ее так, и он меньше всего походит на романтика. В его духе, скорее, бросить к ее ногам вырванное сердце врага. Эти цветы она забирает с собой. Следующим вечером дверь ее гримерной приоткрыта, а Бутч Кавендиш не из тех, кому надо повторять дважды. Она ярка, насмешлива и непростительно умна для женщины, ее заливистый смех может заставить ангелов плакать от восторга – он хочет получить ее всю. Однако Рэд уже давно не семнадцать, и теперь она знает, как реагировать: пыл мужчины охлаждает хлесткая пощечина веером. Железные края вещицы рассекают губу насквозь, и кровь заливает подбородок, капая на белую манишку. Бутч, не отворачиваясь и не делая попыток утереться, смотрит в лицо своей одержимости, а она, уже остыв, протягивает руку, нежно касаясь впалой щеки: - Придется зашивать. Тебе нужен врач. Кавендиш не отвечает, думая о том, что ее губы вишнево-красные и что кровь на них вряд ли будет заметна. Он хочет это проверить, а она не возражает, в этот раз отвечая на поцелуй. … Рэд могла бы назвать себя счастливой, если бы за голову ее счастья не была назначена баснословная сумма, а изуродованная шрамом рожа не смотрела с каждого столба. Но она продолжает улыбаться, когда с наступлением темноты он входит в дом, пропахший чужой кровью и бурбоном, когда на ее шее застегивается очередная драгоценная безделушка, когда бакалейщики угодливо кланяются, а в их глазах – страх. Уже не вспомнить, после какой именно по счету газетной статьи с подробным описанием зверств банды Бутча Кавендиша улыбка сходит с ее губ. Не такой жизни хотела для себя женщина. Но она все еще легка и стремительна, и ей везет, как тысяче чертей: французский антрепренер предлагает Рэд место в международной труппе, а уж она точно не такая дурочка, чтобы отказываться. Говорить что-либо Бутчу форменное самоубийство, да и женщина уже не уверена, понимает ли еще «вендиго» – как прозвали ее любовника индейцы – человеческую речь. Он узнаёт сам. Бутч Кавендиш небрежен в обращении со своими вещами. Сапоги могут скалиться крокодильей пастью, плащ – рваться – он не обращает внимания на подобные мелочи. Но стоит кому-либо протянуть руку к его собственности, это будет последней ошибкой ублюдка. Он не баба, чтобы устраивать истерики, поэтому спокоен, сообщая своей шестерке, что не мешало бы одному лягушатнику отправиться к квакающим сородичам. Спокоен, когда откладывает верный кольт и берет мачете. Она не уйдет от него. По крайней мере, не на своих двоих.