Искры в глазах

Сяо, наверное, никогда не сможет понять Гань Юи. Её привязанности к людям, то, как она рвётся к ним на помощь. — Я делаю так, как на моём месте поступил бы Моракс. Слова оставляют неприятный осадок. Якша не знает от чего. Моракс в его воспоминаниях был уважаемым существом в любое время. Но изменчивым, от того, должно быть, стал так похож на человека. Он ведь сам изначально Бог жестокий, воспеваемый в сражениях. Не сразу его целью была защита людей, да и презрение к их слабостям ушло не скоро, с тысячу лет, а может больше. Гань Юи много не знает, да и к лучшему. Но, должно быть, правда — Моракс, которого помнят они оба, поступил бы так же. Он в Заоблачном Пределе — гость. Давно это место перестало быть ему пристанищем. Да, а было ли когда-то? Но пейзажи знакомые, благие. Глаза не радуются, но душа находит свой покой среди здешних гор. Адептам не свойственно милосердие. Они служили и будут служить Всевышнему контрактов. Но от того, что Гань Юи поступала так, как подсказывало сердце — било по чему-то живому, что в нём ещё осталось, не отжило. Беатрис с первого взгляда показалась ему побитой жизнью. Хотя от силы ей можно было бы дать десяток человеческих лет, уж чего с этого осмыслить можно то? Но глаза, стеклянные, неживые, смотрели сквозь него. Впервые за столетия в нём кольнула… Жалость. Ему было сложно представить в какой мере её чувствовала Гань Юи по отношению к этому ребёнку. Сяо знал, что оставленное родителями дитя в Заоблачном Пределе, долго в одиночку не проживёт. Наверное и те люди, что оставили её в здешних местах прекрасно об этом знали. Жестокости в человеческих созданиях всегда было достаточно. Но к жизни с Адептами она привыкает быстро. Он с хорошо скрываемой печалью думает, они, существа бессмертные, забывшие о чувствах, отбросившие эмоции, относились к человеческому ребёнку лучше, чем люди, родные, близкие маленькому сердцу. Она не говорила вслух об этом, но он знал, понимал. Поэтому маска равнодушия, опустошённости и бесконечной печали вскоре слетает с её детского лица. В глазах плещутся искры, живые, горящие разными цветами. Что-то человечное просыпается в ней ото сна. И в нём тоже. Неожиданно мысли прерывает шорох чужих рук в его волосах. Поднимая глаза, Сяо встречается с карими глазами Беатрис, её улыбкой и светящимся наивным лицом. Венок, сплетенный из любимых цветов, покоился на его голове. Запах Цинсинь приятно щекочет в горле. А она присаживается рядом, смотрит вниз с одинокой горы, да продолжает держать маленькими ручками букетик цветов. Неожиданно любопытный взгляд цепляется за бабочку, маленькую, красивую и хрупкую, что парила неподалёку. Насекомое медленно улетело Адепту за спину, сделало вокруг него несколько кругов и подлетело к плечу. Казалось, вот, бабочка уже практически была в её маленькой ладошке, но вместо этого пальцы встретились с чужой щекой. Она почувствовала, как лицо охотника на демонов осунулось от её прикосновения, брови побежали вверх. И всё вокруг затихло. Когда Беатрис встречается со взглядом Сяо, она перестаёт моргать. Он удивлен, шокирован не дерзостью, но смелостью. Люди его боялись. До дрожи во всём теле, до боли под рёбрами. А она смотрит на него своими большими доверчивыми, наивными глазами, да так, будто его собственные — её вселенная, не меньше. Бабочка неожиданно опускается на кончик девичьего носа и хлопает небесно-голубыми крыльями. Сяо наконец моргает, чувствуя, как нечто волшебное, наконец, рассеялось.

***

— И ещё немного… Есть! Вообще лазать по горам после дождя было глупо. Беатрис это признаёт, но радуется, что руки не соскользнули с гладких горных сколов. Очередной цветок Цинсинь, гордо сорванный с отвесной скалы, покоится в небольшом букете. Беатрис чувствует гордость — это было сродне подвигу. Взглянув вниз, откуда пришлось карабкаться добрые полчаса, а может больше, девочка морщит нос. Как-то… Неожиданно страшновато. Не без колебания принимается решение полюбоваться местными красотами — авось и страх сойдёт на нет. Вообще, как такового желания карабкаться по скользким горам не было и в помине. Она прекрасно понимала степень всей опасности — мала, физическими способностями не выделялась, крыльев за спиной не имела, как некоторые из окружающих Адептов. Но ведь лезла. Лезла, да с такой уверенностью, будто мёдом намазано. В Заоблачном Пределе особо делать то и нечего. Скука иногда граничит с безумием, что уж таить. А у неё энергия ключом бьёт, куда-то девать нужно. Нашла. Одобрили бы? Нет, конечно. Гань Юи цветки Цинсинь не просто любит. Обожает до одурения. Беатрис и сама однажды поддалась соблазну: сорвала цветок, в речке промыла и сунула пару лепестков в рот. Да только горькие были, как незнамо что. Но для Гань Юи они были вполне сносными, что уж тут спорить. В Ли Юэ таких цветов не сыскать. Да думается только, были бы — Гань Юи вообще бы гавани не покидала. От этого Беатрис чувствует мимолетную тоску. На самом деле можно было бы уподобиться Архонту Контрактов, да сделать состояние на этих цветках. Были такие мысли, даже она, несуразный ребёнок, понимала их ценность. Но не стоит улыбка Гань Юи всей этой моры в Золотой Палате. Она нечто более ценное, за что и по горам попрыгать можно на свой страх и риск. Солнечные лучи неприятно слепят глаза, а ведь пару часов назад и намёка на ясный день не было. Недалеко Беатрис видит пристанище Творца Гор, да думается, зайти нужно, кор ляпис насобирать. Не то, чтобы нравились ей оранжевые камни или была в них для неё хоть какая-то ценность. Но, как ни странно, не просто так складирует. Повадился периодически наведываться в их земли мужчина. Высокий, статный, начитанный. Не всегда Беатрис понимала, о чём его очередная исповедь или байка, но слушала внимательно, чуть ли не с сердцем замирающим. Было что-то в нём не от мира сего. Может эта его любовь на цветы смотреть, да пение птиц слушать вместе. Странно, но как таковых целей она его так и не поняла. К Адептам он не захаживал, проходил мимо, лишь редко оглядывался, будто видел нечто незримое. Взгляд у него… Скучающий от чего-то, тоскливый. Но всё ходит. Придёт, бывает, сядет под широким деревом и думает. О чём? Она не знает. Беатрис сядет рядом, так начинает он свой монолог вслух вещать. О всём, куда душа уведëт. Мало, что усваивается в юной голове, к сожалению. Хотелось бы ей понимать хоть половину из того, что он говорит. Да в знак их редких встреч Беатрис одаривает камнями цвета его глаз. Просто так, в знак благодарности за компанию, да за визит. Ей и от этого было приятно. А он смеётся, говорит, ведёт себя, будто пришёл просить милостыни. Но кор ляпис берёт, говорит, в быту пригодится. Имени своего он так и не произнёс. Зато Сяо знал. — Должно быть, тоска от мира смертных гложет, — говорит Якша, смотря вниз, цепляется за удаляющийся прочь силуэт. — Ты его знаешь? — Беатрис даётся диву, Сяо ведь привык держаться от людей подальше, а тут знакомый. — Доводилось… Хотя давно не виделись, — задумчиво мычит в ответ, складывая руки на груди. Она от чего-то поняла, что это были мысли вслух, но промолчала, — Чжун Ли тот, на кого всегда можно положиться. Беатрис тихо пробует чужое имя на губах, которого до этого момента и не знала лично. Таинственный мужчина пропадает из виду, но подарок, глазурная лилия, приятно щекочет горло сладким ароматом. Сяо, на самом деле, тоже падок на цветы. Беатрис не видела, чтобы он их ел, как та же Гань Юи, но её маленький презент всегда принимал, не отказывался. Брал в руки букет, да смотрел пристально. От чего? Кто его знает. Лишь раз решился он задать вопрос. Должно быть, от любопытства. — Спасибо… Но зачем? Она смотрит на него своими глазами, удивленными, наивными до одурения, медленно переводя взгляд на Цинсинь в чужих руках. И улыбается. Искренне, так по-детски. — Просто так, тебя порадовать. И не было в этих словах особого смысла. Беатрис пока в силу возраста не скрывала за словами ничего лишнего. Проста была её истина. И он смотрит на цветочные бутоны и глаз оторвать не может. Подарок, такой простой… Обыденный, в этом же ничего такого нет, как и в её словах. Но от чего-то угодили прямо в сердце. — Понятно…