Because I'm always wrong

      Инку тяжело радоваться.       У него нет проблем с другими эмоциями, но испытывать радость ему правда трудно. И даже когда он просто рад, то не может выразить это нормально – как-то неправильно все делает: неправильно улыбается, неправильно смеётся. Выглядит неискренне, даже если Инк в эти моменты самый счастливый на свете. Друзья о его проблемах знают, но корень найти не могут, как не пытаются. Вот только эти друзья, хоть и знают, но все равно не понимают и обижаются постоянно, обвиняют, и Инк в итоге чувствует себя таким ущербным, ненужным и неправильным, что остаётся только тихо плакать в подушку в своей комнате.       Трудно признавать, но у Инка на самом деле и хороших друзей по сути нет. Тех людей может назвать хорошими знакомыми, не больше, потому что они уходят сразу же, не оборачиваются и ждут, когда Инк сам им в ноги начнет бросаться. И Инк идёт и бросается, потому что одиночество хоть немного приглушается в их присутствии.       В коридорах он все же гуляет один, и на это есть причина. Эррор, вечно надоедающий и огрызающийся, лезет везде и всегда. Инк огрызается в ответ, они ругаются, даже дрались как-то раз, правда эту драку Инк вспоминает с теплотой – они после этого встретились рано-рано, пили газировку на крыше какой-то заброшки, смотрели, как рассвет мягко рисует на небе нежными красками расплывчатые пятна и болтали обо всем на свете. Именно тогда Инк и чувствовал себя счастливым, и именно тогда, кажется, правильно улыбнулся, потому что Эррор не смотрел косо.       Слышать «Йо, придурок!» стало уже привычным. Отвечать «Чего тебе, идиот?» – традиция, так каждая перепалка начинается. Всегда есть к чему придраться к другому, за что оскорбить и во что ткнуть пальцем. На уроке они кидают друг в друга ластики и бумажки с гневными посланиями, и все в классе наблюдают за этим с улыбкой – откровенно веселятся, смотря на эту холодную войну, которая дарила Инку кучу тепла и неправильных улыбок.       В один из очередных скучных дней они дерутся снова из-за какой-то ерунды. Выдергивают друг другу волосы, оставляют пару синяков и улыбаются после, понимая, что ранить или всерьез ударить другого никто не хотел. Они для всех враги, продолжают беситься, но сейчас идут вместе в круглосуточный, берут липтон и любимую обоими арбузную жвачку.       Инк чувствует, как Эррор берет его за руку, отказываясь смотреть, и ведёт в неизвестном направлении. Оба молчат, не говорят ни слова, а затем Эррор останавливается у старых гаражей и забирается на один из них, после помогая Инку. – Я уже думал, ты не залезешь, – усмехается он и плюхается задом прямо на холодную крышу гаража. Инк усмехается в ответ и садится рядом, немного криво улыбаясь – лучше бы он не был так рад провести время со своим, казалось бы, врагом.       Эррор открывает бутылку с чаем, протягивает ее Инку и кусает губы – его неизменная привычка. Инк давно заметил, но как-то не акцентировал на этом внимание, а сейчас замечает кучу глубоких ранок. Одну из таких Эррор делает сейчас, отрывая от нижней губы неплохой кусок кожи и слизывая кровь после этого. Инка даже не воротит, хотя он знает, что его одноклассницы бы посмотрели пренебрежительно.       Это смешно. Его соперник, его «враг» – единственный, с кем он может неплохо провести время, и единственный, рядом с кем мысли «а правильно ли я...» притупляются. А оттого Инк всегда хочет задержаться на старых гаражах подольше, выпить ещё больше дешёвого липтона и, возможно, узнать, изменит ли «земляника и клюква» свой вкус, если попробовать ее с чужих губ, жутко обветренных. Но Инк на последнюю деталь, опять же, не смотрит, потому что Эррору все это даже идёт. А ещё ничего, ничего и никогда не изменит того, что Эррор самый красивый в мире. И нет, он не стандартный красавчик с острыми скулами, ровным носом и изящной линией бровей(хотя это, пожалуй, присутствует). Он не тот идеальный и правильный принц из историй, которые читают девочкам перед сном, но он все ещё прекрасен.       И он все ещё целует его двадцать пятого ноября в двенадцать двадцать четыре, во время химии.       И да, у Эррора на губах те самые отголоски липтона с земляникой и клюквой, и да, Инк любит этот вкус бесконечно, но пробовать его так – намного лучше, намного приятнее. И да, у Эррора потрескавшиеся губы, Инк, кажется, кроме чая чувствует отголоски солёной крови, но ему нравится, потому что сам факт того, что они целуются, невероятен.       – Я правильно... Все сделал? – у Инка сердце трещит после поцелуя, потому что он счастлив, но осознание того, что сейчас неправильный тон или неверно подобранное слово может все испортить, давит ужасно, хватает за горло и не собирается отпускать. Эррор каким-то божеством кажется на фоне зелёной листвы, и Инку пофиг, что на нём черная одежда и что волосы у него растрепались. Он усмехается, и Инк понимает, что дрожат ещё и ладони. — Прости, если я поцеловал тебя неправильно, или улыбнулся неправильно, или...       – Улыбнулся неправильно, серьезно? – и Эррор улыбается с такой нежностью, гладит Инка по щеке и снова целует, но уже в щёку, — А когда ты вообще улыбался неправильно, м?