🐺🐺🐺
Лу-пи-кал. Одно слово. Три слога. Столько теплоты и нежности, сколько нельзя заключить в этих никчёмных семи буквах, которыми так любят ограничиваться люди, теряя всю суть. Рейзор прижимается теснее к бокам волчат, и их ещё пока что короткая шерсть щекочет оголенную кожу. Они мирно сопят, выдохнувшись за насыщенный день, а старшие в стае сходят до воя, передавая важную новость дальним сородичам. Сон в подобные ночи не приходит. Когда встревожены волки — встревожен и сам Рэйзор, чувствуя зудящую тревогу, что передаётся словно по тоненькой ниточке, которой они все связаны. Ниточке, называемой судьбой. Лу-пи-кал. Один из волчат заворочался, заскулил во сне и мазнул прохладным носом по руке Рэйзора. Мальчишка сразу же успокаивающе погладил волчонка, позволяя вновь окунуться в безмятежный сон, почувствовать чужое тепло и чувство защищённости. Рэйзор не уверен, что у него есть настоящие, человеческие братья или сёстры, но для волчат он всегда был старшим. Защитником. Они полагались на него, а он никогда не подводил их. Волки оглядываются на него, словно пытаясь на немом языке взглядов успокоить и заверить, что всё хорошо. Но Рэйзор чувствовал резкий запах крови в их лесу. До сих пор чувствует — слишком резкий, въедливый запах словно до сих пор щекочет ноздри, напоминая, что один из них них пострадал. Один из стаи. Один из Лупикал. Стрела вонзилась едва не в сердце, растерзав плоть. Пришлось долго и мучительно выхаживать, каждый день молясь Архонту, чтобы волк выжил и смог встать на лапы. Никто из местных людей не был способен на это — все они были слабым людом, который мог навредить, но не смертельно. С ними было проще справляться. Пурпурная ведьма сказала, что тут замешан такой же человек как и они. Человек, благословенный глазом бога и наделённый силой. Потому попросила не лезть его в неприятности, поскольку это слишком опасно. Рыцари сами разберутся с этой проблемой. Рэйзор тогда упрямо мотнул головой, отказавшись от этого варианта. Этот человек навредил стае — Рэйзор не может простить подобного. Ни за что. Он обязан справиться с этим, иначе он больше не сможет быть защитником своей семьи. Пурпурная ведьма тогда на это лишь вздохнула с улыбкой — знала же, что упрямый мальчишка всегда делает всё по своему.🐺🐺🐺
Деревянный лук греет онемевшие пальцы. Родной ветер, всегда оказывающийся рядом, принося за собой прохладу, скользит меж ветвей и щекочет шею, словно играючи. Йане натягивает тетиву. На поляне перед ней волчата. Не те же, что напали на неё и отца несколько лет назад — с той стаей она давно поквиталась. Эта — другая. Невиновная. Но Йане не видит между ними разницы — сердце, дрогнувшее в тот день, разошлось трещинами и требует продолжения отмщения. Доказательства своих сил. Йане задерживает дыхание. Отец обучил её всему, что она умеет, а ей оставалось лишь довести эти навыки до ума. Потому сейчас она никогда не промахивается, во что бы не целилась — а если промахнется, то ветер поможет всё равно. Направит стрелу туда, куда нужно — в несколько раз сильнее и быстрее, чем способен обычный человек. Йане гладит лук обожжеными пальцами. И не пускает стрелу. Её едва не задевает мечом — Йане вовремя подскакивает, отпрыгивает и достаёт охотничий нож, словно в предупреждение. Оно не работает на мальчишку перед ней — он замахивается вновь, заставляя Йане уворачиваться и пытаться увеличить дистанцию. Глаз Бога вибрирует, словно напоминая о себе, но Йане замечает у мальчишки почти такой же, потому не рискует. Волчата на полянке встревоженно воют и убегают прочь — Йане следит за ними лишь краем глаза, не сводя взгляда с мальчишки. Он смотрит в ответ — и в нём проскальзывает отцовская хмурость, перемешанная с чем-то диким, волчьим. Йане на мгновение замешкалась, неуверенная в том, что перед ней действительно человек. Мелькает мысль, что если она хочет убить стаю — нужно будет убить и мальчишку. — Зачем человеку защищать волков? — хрипло спрашивает Йане, совершенно отвыкнув от подобного. Обычно она не спрашивает, просто берёт или делает — несгибаемая в своей воли, словно тетива лука в неумелых руках. К такой сунешься без знания дела — получишь по длинным пальцам и пропадёт всё желание пробовать снова. Отцовская строгость не мелькает в ней, как в этом парне — полноценно читается в каждом жесте и чертах лица. Йане переняла её, чтобы заглушить обрушившееся горе, с которым она не знала что делать — и запечатала его глубоко в себе так, как делал это отец. Не выливала скупыми слезами, как это делала горюющая матушка. Она мало похожа на девушку своих лет — каштановые волосы обстрижены коротко и косо собственным небрежным взмахом рукой. Пальцы стёрты, перевязаны и по прежнему никогда не отпускают лук или нож, а взгляд — прямой, острый. Точно стрела, вонзающаяся в дичь. Но мальчишка не дрогнул из-за этого — такой же несгибаемый и готовый идти напролом до последнего. Но не из-за отчаяния — из-за дикости, привитой волками. — Они — Лупикал, — мальчишка говорит коротко, скупо, сжимая рукоять меча и не отводя взгляд, — моя семья. Ты навредила им. — Волки — не семья человеку, — Йане сжимает тонкие, сухие губы, машинально облизывая, и щурится, оглаживая лук, — будешь так цепляться за них — долго не проживёшь. — Ты ничего не знаешь, — мальчишка мотает головой, даже не вдумываясь в слова Йане, — я защищаю их, они — меня. Это и есть семья. Йане неосознанно кивает — она действительно мало знает. Лишь истину отца, что всегда перебивала материнскую. Путешествуя по миру, Йане видела самые разные семьи, и почти нигде не было места мысли «каждый сам за себя», но Йане считала их слабыми и не зацикливалась. Ей не было дела до тех, кто бесславно закончит жизнь из-за собственной дурости. Но этот мальчишка другой. Ещё никто не защищал перед ней волков. Или не просто волков — семью? Йане опускает лук, словно отдавая дань его смелости и силе духа. На деле же — сомневается, что начнёт считать себя лучше зверя, если спустит стрелу вновь в кого-то из волков из этой стаи. Она со смерти отца ненавидит и их горящие жаждой глаза, и острые клыки, что они безжалостно вонзают в плоть. Возможно, эта ненависть была в ней и до этого случая — иначе Йане не смогла соглашаться на охоту с отцом, где нередко выдавалось застать врасплох волчицу с волчатами, едва могущих сделать что-то осторожным охотникам. Но эта стая ощущается другой — совершенно другой. Словно особенной. И, едва Йане успевает подумать о том, что в этот раз она отступит — мальчишка, крепко сжав в руках меч, делает выпад вперёд.🐺🐺🐺
Во время своих странствий Йане пересекалась со многими странными людьми. Были попросту обезумевших от жестокой судьбы, были — опечаленные и убитые горем, но самыми запоминающимися были те, кто упрямо отрицал собственные странности. Одной из таких была женщина преклонных лет. Своей немощностью она напоминала Йане о матери, потому предложение обменять дичь на сытный ужин было не только заманчивым, но и согревающим душу. Вернуться Йане никогда не думала, хоть и не переставала думать о доме, оставшимся в самом сердце густого леса. Йане знает, что попросту напоминала бы матушке о покойном отце, в смерти которого она обязательно себя винила бы — как и во всех прочих грехах. Но так же Йане знала, что, неспособная и дальше жить в лесу, матушка вернётся в деревню, чтобы начать другую жизнь. Без своевольной дочери, напоминающей каждым жестом почившего мужа. Эта женщина, угостившая её рагу, словно знала об этом. Смотрела хитро, едва не видя насквозь, и утверждала, что самая обычная старушка. А после, всё не отступаясь от своих слов, предложила заглянуть в будущее и погадать. Её слова надолго засели в памяти. Сердце, однажды дрогнувшее и застывшее на долгое время, вновь покроется трещинами, только в этот раз — будет затронута лишь его обледеневшая часть. — Ты никогда не видел человеческих лекарств, дикарь? — хмурится Йане, пытаясь заставить мальчишку сидеть смирно, а не воротить носом от предложенных ею средств. — Волчий крюк — надежнее, — мальчишка вновь мотает головой, и, Йане уверена, будь у него хвост, он бы раздражённо им вильнул. Йане недовольно цыкает, из последних борясь с желанием дать ему по твёрдому лбу луком. Едва верится в то, что этот мальчуган спас её от подкравшегося со спины мага бездны, приняв на себя удар, а после, вместе с ней, расправился с ним. Её спасали до этого лишь раз. Собственный отец, перед тем, как Йане смогла укротить ветер и получить Глаз Бога. Потому предсказание хитрой старушки сбылось сполна. Действительно дрогнуло что-то глубоко в груди. Что-то давно забытое и утраченное. Йане цепкими пальцами хватает его за лицо — чудо, что не волчью морду, учитывая его нрав и манеры, — заставляя смотреть прямо, пока сама девушка размазывает мазь по ране на щеке. Мысленно она называет это «услугой за услугу». — Я не буду больше трогать твоих волков, не смотри так, — Йане хмурится, заметив взгляд мальчишки, недовольный и осторожный, словно он ожидает, что она снова возьмётся за лук. Но после этих слов он смягчается, уже не так дёргаясь — словно веря на слово. — Как тебя зовут? — спрашивает следом Йане, понимая, что продолжать звать его мальчишкой не совсем правильно, а сам он, вроде как, идёт на контакт. — Рэйзор, — послушно отвечает уже-не-безымянный-мальчишка. Йане простодушно вытирает руки об штаны, с которых понемногу сходит иней, оставшийся после мага бездны. Рэйзор не спрашивает имени в ответ, потому она не представляется — не видит смысла, раз она закончила с ответной услугой. Пора расходиться, да? В знаки судьбы Йане не верила и вряд ли поверит лишь из-за одного случая. — Девушка-луковица не такая плохая, — выдаёт Рэйзор, стоит только Йане отойти. И, за «девушку-луковицу», он всё-таки получает луком по лбу, пока сама Йане думает о том, что, если действительно решит закончить свои странствия на Мондштадте, поселившись в нём, возможно и поверит в глупую судьбу. Через пару тройку встреч.