***
Весь месяц каникул прошёл у Хатаке в квартире. Они не скрывали от своих родителей о том, что теперь в отношениях: Сакумо даже заходил пару раз, каждый раз умоляя прикрыться, если всё неприлично, но ему везло попадаться в моменты, когда они играли в монополию или сидели на кухне. Старшему Хатаке Узумаки понравился – он назвал его мальчиком умным, начитанным и скромным. На последнем слове, конечно, Какаши поперхнулся чаем, вспоминая, чего достиг этот чёртёныш за месяц ведения половой жизни. Но для отца своего парня он, конечно, был чертовски тихий, скромный и обаятельный: эти актёры. Но если Какаши уже, всё-таки, был достаточно взрослым, и Сакумо не обращал внимания на разницу в возрасте в три года и знал, какой его сын серьёзный, умный и ответственный, то с Наруто, что встречается с четверокурсником-архитектором, родители могут быть не так согласны. Хотя Узумаки уверял, что его родители – лучшие люди на свете. Они часто уезжали в последний год, так как их бизнес наконец-то дал плоды и для того, чтобы развитие продолжалось, пришлось жертвовать любимым ими сидением дома. Наруто рос в любви и понимании, в поддержке и заботе – поэтому то, что сейчас родители решили наконец-то заняться тем, о чём давно его мечтали, делало его только счастливым. Да и свободная квартира, он будет честен, ему сильно нравилась, несмотря на то что на родителей он никогда не жаловался. Сегодня Хатаке впервые переночует у Наруто. Почему-то он стеснялся своей квартиры, говоря, что комната у него очень детская, так как ремонт делали, когда ему было семь. Какаши только качал головой. Сейчас они были по пути в квартиру Узумаки: завтра должны были приехать его родители, и они наконец-то познакомятся. Архитектор, честно, сильно волновался – он так даже перед сдачей первого проекта за деньги не переживал. Ведь, Наруто младше, и, если он не понравится родителям, вполне возможно, что актёр доверится своей семье и попрощается с ним, а Какаши будет строить здания в его честь и умрёт в одиночестве. Хатаке старается не отвлекаться от дороги, поглядывая изредка в навигатор. Из столь депрессивных мыслей и жевания собственной нижней губы его вывел Наруто, сидящий справа и положивший ладонь ему на колено. Вообще, он убил бы любого, кто отвлекает его за рулём, но Узумаки делает это столь правильно и любимо, что ругаться нет ни малейшего желания. — Что? — Ну… – Наруто кусал губу, ведя пальцами по крепкому бедру, обтянутому тканью брюк, – не будешь же смеяться, что у меня стены оранжевые, мой любимый архитектор и мастер дизайна? — Ты в первый день был в ужасных кроссовках, а я всё равно влюбился, Наруто, – Какаши хрипло смеётся и поворачивает, останавливаясь на светофоре. — Ну это же другое, – Наруто вздыхает и надувает губы, а Хатаке позволяет себе убрать руки с руля и не смотреть на дорогу, взяв лицо парня в руки и поцеловав, переплетая языки и чувствуя, как ладонь на его ноге слегка сжимает кожу. Наруто только приоткрывает рот, позволяя парню контролировать, и мычит. Какаши приходится оторваться, так как через двадцать секунд загорится зелёный. Он отстраняется и облизывает губы, кладя одну руку на руль, наблюдая за довольным лицом Наруто. — Мне всё равно, какие у тебя там стены, хоть обои в цветочек, – Какаши наигранно скривился. — Если что, стану миллионером и сделаю вам ремонт. Хотя, и без миллионерства сделаю… — Ах, миллионером? Ремонт? Какой ты благородный, – на лице у Узумаки озорная улыбка, и он чмокает Хатаке в щёку и поправляет чуть упавшую чёлку.***
— Твои мама и папа точно приедут завтра вечером? – Хатаке заносит сумку в квартиру на четвертом этаже: это те вещи, что успел перетащить к нему младший. Его же вещи – в рюкзаке за спиной. — Да-да, – Узумаки потягивается, и забирает из рук парня сумку, откидывая её к двери своей комнаты. Он тянет руками чужой шарф, вставая на носочки и вовлекая в поцелуй: в этом архитектор никогда не сможет отказать, поэтому просто обвивает рукой талию парня и прижимает к себе, углубляясь. Наруто всё-таки стягивает с парня шарф, но отвлекаться не собирается, под недовольное мычание сминая его и откидывая на рядом стоящую тумбу. Туда же летит шапка Узумаки. Какаши вжат в дверь, пока младший расстёгивает пуговицы его пальто и прикусывает чужую нижнюю губу. Хатаке нехотя отстраняется. — Просто, мне нужно обязательно купить твоей маме цветы и подготовиться к встрече с твоим отцом, – архитектор тяжеловато дышит, его губы чуть красноватые от столь интенсивного поцелуя. – И ещё забрать кое-что из машины, подарок. — Мне? – Наруто хлопает глазами, и Какаши клянётся, он убить готов ради такого взгляда: немного наивный, чертовски влюблённый, самый красивый. Хатаке не сдерживает улыбки. — Тебе-тебе, – он смеётся и оставляет поцелуй на чужом лбу, поправляя сползшую чёлку, – давай хотя бы разденемся, ма-а? Наруто только играет бровями, заставляя Какаши недовольно буркнуть: «я имею в виду пальто, дурачок». Они целуются, еле раздевшись, и Узумаки наконец убегает в свою комнату, позволяя Хатаке повесить вещи хоть сколько-нибудь аккуратно. Какаши оглядывается: квартира была светлой и уютной. Особенно глаз радовали несколько фотографий на стене, в красивой рамке: на одной из них был совсем маленький Наруто с плюшевой лисой в руках – слишком очарователен, чтобы не улыбаться, на фото, что висело рядом – красивая молодая пара с годовалым малышом на руках. Наруто был чертовски похож на своего отца. Хатаке стоял и лыбился, пялясь на маленького Наруто и доставая телефон, чтобы сделать себе фотографию, когда услышал недовольное «даттебайо» из комнаты. — Чего? — Какаши, блин! Иди уже ко мне! Чего застрял, стенок никогда не видел, а? Я же интереснее, ну даттебайо-о! Хатаке только смеётся, и всё равно фотографирует для себя рамки с фотографиями, как бы абсурдно это не звучало в его голове. Для него в целом последний месяц был слишком особенным и странным: он всю жизнь не чувствовал любви ни к кому, кроме своего отца и любимой архитектуры, что всегда была точна и никогда не подводила, а сейчас сходит с ума от одного очень непредсказуемого, громкого парня, на которого даже злиться сил нет. Он часто не заправляет кровать после того, как проснётся – ведь Хатаке всегда встаёт раньше и оставляет свою соню спать дальше; его дурацкая привычка ставить чайник точно рядом с подставкой, а не на неё; не складывать вещи так, как они лежали, просто потому что хаос – его второе имя. Любого другого на его месте он бы не то, что оскорбил – он бы избил и выгнал к чёртовой матери, потому что терпеть такого не мог. Не мог, пока не узнал, каково это – чувствовать на себе такой влюблённый взгляд голубых глаз, нежные касания рук, ощущать вечную заботу и ласку, чужое желание, глуповатые, но такие очаровательные сюрпризы в виде неудавшихся в приготовлении баклажанов. Это всё заставляло холодного для всех Хатаке оттаять, очаровательно улыбаясь и прижимая Наруто к себе, говоря где-то внутри: «он такой дурак и я так его люблю». Наруто был очарован чужой любовью не меньше: осознавать, что этот серьёзный, иногда даже слишком архитектор, рядом с тобой превращается в очаровательного, вечно улыбающегося и смеющегося парня, который так любяще смотрит и вытирает салфеткой краешек рта, когда Узумаки слишком неаккуратно ест. Для него это в целом был первый опыт – хотя, и для Какаши, судя по всему, тоже – и он ощущал себя чертовски ненасытным во всём, что касалось архитектора. Он напялился на него в университете, и теперь наконец-то мог трогать, целовать, игриво кусать и наслаждаться его компанией намного ближе, чем всегда до этого, и это заставляло его счастливо улыбаться, получая от Хатаке комплименты и говоря что-то столь же приятное в ответ. Вообще, этот рассудительный мужчина оказался на удивление слишком романтичным, и Наруто чувствовал себя, как та девочка из диснеевских фильмов, за которой ухаживает самый крутой, красивый и классный. Было страшно представить, что будет с университетом, когда новость о их отношениях разойдётся: хотя Наруто уже и выкладывал одно из их селфи в инстаграм, о том, что они теперь пара, вряд ли кто-то думал… И совсем необязательно Узумаки было знать, что Хатаке вежливо просил у Шикамару советов по поводу того, куда лучше отвести и какие Наруто любит цветы, хотя в итоге угадал, что тот любит подсолнухи. Такой яркий парень может любить только то, что хотя бы на пятьдесят процентов яркое, как он. Какаши был романтичен – да, но ему нужна была помощь, а Нара никогда не мог отказать в чём угодно, что касалось счастья его лучшего друга. Да и для Наруто было радостью, что Шикамару и Какаши сдружились и хорошо общаются. И архитектор, счастливо улыбаясь, заходит в комнату Наруто: рыжие стены, белая мебель, обклеенная множеством плакатов и каких-то рисунков, та плюшевая лиса с фотографии гордо лежит на кровати. Какаши оглядывается: конечно, его дизайнерское нутро сейчас немного бьётся в истерике, но смотря на парня в окружении всего этого, сердцем умирает от того, как же ему подходит всё яркое и красочное. У него правда чуть краснеют щёки, и он смотрит на Узумаки, который начал что-то рассказывать и прибираться. На самом деле, слушать сил у него почему-то недостаточно, и он позволяет себе просто смотреть и запоминать каждое мгновение, любуясь. — Ты как солнце, – Какаши не сдерживается, влюблённо наблюдая за Наруто, который поправляет кровать, заботливо переложив лису на тумбу рядом, – такой же яркий, невероятно красивый и необходимый. Жить без тебя, блять, не смогу. Старший сглатывает, наблюдая за тем, как парень сначала в ступоре останавливается, держа в руках свою игрушку, после счастливо улыбается, смеётся и зарывается лицом в эту самую лису: Хатаке клянётся, что он отсюда видит его красные щёки. Он подходит к парню, забирая плюшевого лиса из его рук и откладывая на кровать, взяв его лицо в свои ладони. Архитектор оглаживает пальцами красноватые щёчки актёра, обводя пальцами полоски, и улыбается, любуясь длинными ресницами и довольной улыбкой. — Ты всё-таки такой романтик, – Наруто качает головой и смеётся: от смущения нет и следа. Он обвивает руками чужую шею, прижимается и втягивает в поцелуй, нажимая рукой на чужой затылок и сжимая в руках волосы. Стоит отметить, что Узумаки обожал эту странноватую причёску на голове своего парня, и, что самое интересное – он просыпался, и всё уже было примерно так, как надо. Хатаке довольно отвечает на поцелуй, мычит, чувствуя в своём рту чужой язык, и опускает руки на бёдра, чуть сжимая. Конечно, намерения Наруто были понятны ещё в машине, ведь он любил совсем недвусмысленно намекать, как ему мало. На самом деле Какаши совсем не привык к частой сексуальной активности, но рядом с этим ураганом сдерживать себя сложно, да и не нужно: ведь он сам просит всеми своими действиями и телом. Узумаки притирается, закусив губу и откинув голову назад, пока старший целует его шею и слегка прикусывает. Руки Какаши повсюду: сжимают бедра и ведут вверх, залезая под футболку, что когда-то принадлежала ему, на шее появляется парочка следов от зубов, и довольные стоны Наруто срываются с губ, заставляя Хатаке зарычать. Какаши усаживают на кровать и залезают сверху, прямо на чужое возбуждение; слегка потираются, подразниваясь, и вновь целуют. Архитектор мычит в поцелуй, обвивает руками чужую талию, сильно сжимая, шире открывает рот, позволяя языку Наруто делать всё, что вздумается. Какаши пялится на красные щёки, голубые глаза, что изредка прикрываются от смущения, на то, как чужое тело напряжено, наблюдая за тем, как же Узумаки хочет. Они слишком погружены в процесс; каждый их поцелуй, как первый: они обожают растворяться друг в друге, ощущать, как медленно возбуждаются, как вокруг них становится жарко, как не хватает воздуха в лёгких и как же хочется никогда не останавливаться. Руки Хатаке уже тянутся к краю чужой футболки и тянут вверх, когда… — Привет, Какаши. Презервативы? – голос явно старшего мужчины заставляет Наруто дёрнуться на чужих коленях и развернуться к двери. Какаши распахивает глаза и закрывает приоткрытый рот, облизывая и без того влажные губы, и видит перед собой взрослую, более серьёзную копию Наруто с фотографии. Он смотрит, не зная, что сказать. Наруто сгорает со стыда. — У меня есть, Минато-сама, благодарю, – Хатаке не находит лучшего ответа в своей рациональной голове, и слышит смех мужчины и получает от его сына подзатыльник. Какаши шипит. — Предусмотрительно, молодец, – Намикадзе подмигивает. — Папа! Ты… Ты что тут, блин, делаешь? — Мы предупреждали, что приедем, сынок, – Минато усмехается, наблюдая за нахмуренными бровями Какаши и понимающим свой провал Наруто. — Сегодня, что, девятое?.. я думал, восьмое… чёрт, я- — Наруто, – Какаши вздыхает и закрывает лицо рукой, сгорая со стыда. — Господи, Наруто. Минато только по-доброму смеётся, наблюдая за смущённым сыном и его парнем. В комнату заглядывает и Кушина, только хихикая над положением сына: а ведь даже не думает слезать с чужих коленок, хотя так смущён. Точно влюблён. И, судя по тому, как парень её сына сжимает руками его талию, желая отвлечь от чувства стыда, влюблён не меньше. Она еле сдерживается от того, чтобы не похлопать в ладошки. — Привет, Какаши, – она смеётся, когда муж пропускает её чуть вперёд и обнимает, и кладёт голову ему на плечо, – мы пиццу думаем заказать, Наруто, как обычно, даттебане, будет своё извращение с ананасами, а ты? Хатаке только наблюдает за родителями своего парня, а после переводит взгляд на сгорающего со стыда Наруто. Он смотрит в глаза Минато, который одним только взглядом уверяет: всё в порядке, Наруто наводит панику, «ты же его знаешь». Кстати, что? Даттебане? Какаши усмехается. Видимо, внешностью в отца, а характером – точно в маму. Не так он представлял себе их знакомство, совсем не так… — Любую, какую закажете, – он сглатывает, поглаживая Узумаки по спине, желая чуть успокоить, – мне не принципиально. Они лишь оба, одновременно, словно сговорившись подмигивают архитектору и закрывают дверь, явно уходя на кухню. Какаши с одной стороны винит себя, что не услышал, а с другой – ну разве с таким-то мальчиком на своих коленях можно думать о чём-то, кроме него? Он наблюдает за стыдливо прячущим своё лицо Наруто, и качает головой, оставляя поцелуй на его макушке. — Позор на всю жизнь, Какаши. Позор. Они меня засмеют. Потом будут нашим детям рассказывать: ваш папа такой дурак, что перепутал числа, и мы спалили, как они с вашим папой целуются и практически трахаются, потому что наш сын – идиот, даттебайо! И ты, наверное, злишься, я ведь все планы тебе испортил, ты хотел цветы, выглядеть круто перед моим папой, а я… – он шмыгает носом, смотря парню в глаза. — А ты – самый лучший мальчик на свете, Наруто, – Какаши оставляет поцелуй на чужом носу, – я счастлив, что ты всё такой же непредсказуемый человек, каким и был, – он чмокает в губы, заставляя Узумаки счастливо улыбнуться. И вообще нет ни сил, ни желания, ни даже возможности злиться на него. Они опять целуются: так же увлечённо, как и до, крепко обнявшись. Наруто обдумывает произошедшее: он прекрасно знает, что его родители – самые прекрасные люди, а значит, бояться нечего, да?***
Ужин прошёл спокойно и тихо. Минато и Кушина оказались чудесными людьми: и ни разу не подкололи Наруто за произошедшее, за что и сын, и его парень были благодарны. Он рассказал о себе и своей работе, об учёбе в университете, о том, как они познакомились, и почти всегда держал Узумаки за руку, чтобы тому было немного легче. И постепенно он расслаблялся, дополняя рассказ, погружаясь в разговор и вновь становясь самым ярким, громким и очаровательным, вызывая у Хатаке уж слишком счастливую улыбку. И наблюдая за семьёй, Какаши действительно подмечал: Наруто сильно похож на Кушину характером. Минато намного более тихий и спокойный, чем эти двое, но только счастливо улыбается, наблюдая за своими любимыми людьми, и изредка что-то говорит. Также мама поделилась несколькими, как Наруто сказал, портящими его репутацию историями, рассказала, как он выбрал профессию актёра, почему продолжает спать с этим лисом, которого, как оказалось, зовут Курама (против этой истории Узумаки выступал сильнее всего, говоря, что всё это – ложь), и Какаши словно заново влюбился в это чудо с пшеничными волосами и голубыми глазами, похожими на бездонное море или летнее, ясное небо. И свой подарок в виде новой цепочки для кулона Наруто получил, и был слишком уж доволен и смущён, зацеловывая Какаши чуть ли не до смерти. Признаваться, что умереть так, в принципе, не плохо, не хотелось. Родители Наруто были предельно счастливы, что их сын нашёл такого любящего и умного человека: они, как два кусочка пазла, дополняли друг друга, позволяя создать идеальные отношения. И Какаши был так же рад, что понравился родителям любви всей своей жизни: правда, неловкое, отчасти даже нелепое знакомство навсегда в памяти останется.