Под мелодию взрыва

      Сбегая из дома Хаято совершенно не думал о том, как тяжело будет жить одному в незнакомом городе, среди тех, кто желает поймать, продать или убить. Мафия, мафиози — они пропитаны ароматом крови и дыма. Кому-то этот парфюм к лицу, а кому-то, как самому Хаято ужасно не идёт.        И видит Бог он пытался! Искал выход, жил тихо и не ввязывался в передряги, всеми силами стараясь сделать так чтобы о нём забыли, но никто не забыл.        — О! Да это же малыш Сальвадо! — чужие голоса преследовали его повсюду. Люди, ищущие лёгких денег, всегда были поблизости.        И ему приходилось сражаться за свою жизнь и свободу. Отец, мать, сестра… После того как он узнал, почему так не похож на семью ему не было места среди них. Чувствовать себя белой вороной, не достойной своего имени… Нет, это не возможно.        Давно забытые мелодии Баха и Моцарта сами собой возникали в голове, во время очередной перестрелки. Большой чёрный пистолет, неудобный и грубый, странно выглядел в детской руке, но выхода у него не было. Лучше боль в кистях и назойливая Элизе в голове, чем смерть от руки очередного алчного ублюдка.        Его мать, настоящая мать, была связана с музыкой. Вся её жизнь прошла на сцене в концертном зале, среди наблюдающих за её красотой и красотой звуков, который она извлекала из фортепьяно. Она научила его играть и привила любовь к этому делу, но позже он возненавидел музыку.        Лавина умерла, а он и не знал, что женщина так похожая на него волосами и чертами лица была его матерью. Больно, очень больно.        Он чувствовал себя одиноким и брошенным. Отец, который всю жизнь врал ему, мать, которая на деле вовсе не родная, ласково улыбалась и раскрывала руки для объятий… Лжецы! Позорные лживые твари.        А он — ублюдок. Щенок, недостойный жизни.        Считать себя отбросом было в новинку. Принимаемый в любом доме с радушием и радостью, он чувствовал себя уничтоженным от осознания своего истинного положения. Жалкий недобиток, которого следовало бы уничтожить ещё в утробе — таким как он не место среди нормальных людей.       Но были ли они нормальными и стоило ли себя считать отбросом? Хаято не знал, предпочитал даже не думать об этом, ведь если закрыть глаза на проблему, то можно сделать вид, что её не существует.        Он хотел жить мирно: спать, есть, учиться не задумываясь о том, что совсем скоро эти дни могут закончиться. Он хотел этого, но всё время что-то мешало.       Ему пришлось перейти на динамит — ещё одно оружие, с которым он неплохо управлялся. Отдача от огнестрела повредила кисть его правой руки, а без рук он не мог бы играть, не мог бы творить музыку. И казалось бы, какой во всё этом смысл, если мелодии Чайковского и Глинки стали ему противны, напоминая о маме. Но он по прежнему дорожил своими руками и боялся потерять возможность ловко перебирать пальцами по клавишам, переставлять руки, выбивая из инструмента всё больше чувств и эмоций. Ему было страшно лишиться этого, поэтому пистолет остался на самый крайний случай, а динамит стал основой.        Звуки взрыва оглушали и пугали, оставляя за собой покорёженные тела противников. Кажется, впервые он убил именно с помощью динамита.        Видя тело мафиози в тёмном костюме, уже не хрипящего от боли и даже не дышащего, он почувствовал ужас от того, что же натворил. Он забрал чужую жизнь, оборвал её, лишил кого-то будущего… Возможно, этот человек был отцом, был братом и любимым сыном, а он одним неосторожным движением забрал всё, — он думал об этом, перебирал в уме, представлял то, как плачет на чужой могиле жена и любовница, как непонимающе смотрят на гроб, покрытый землёй, дети, как они кричат «Папа!». И ничего не чувствовал. Ему было жаль, но ни слёз, ни тошноты — ничего, чем можно было бы показать свою человечность. Ему жаль, но щенка, которого им с Бьянки подарил один из отцовских партнёров, и которая наелась отравленной кулинарии сестры, было жаль гораздо больше.       Развернувшись, он просто ушёл. Он убийца, но это его не трогает.        Он старался быть мирным, честно старался, но всё время что-то мешало. Наёмники отца, люди, нанятые сестрой, сама сестра, а после и один из боссов мафии, с которым она связалась через своего любовника Реборна — сильнейшего киллера девятого поколения… Они мешали, но эти помехи давным давно стали частью его жизни и, если бы они сейчас все исчезли, то он не знал бы, что ему делать. Играть на фортепьяно? Учиться? Читать книги и декларировать стихи? Хах, бред и глупость.        Теперь он тоже мафия и от этого никуда не деться.        Тем страннее было встретиться с Наследником на трон Вонголы — Савадой Тсунаёши. Одногодка, но выросший в абсолютно спокойной обстановке. В жизни Савады не было места перестрелкам, убийствам, крови и шлюхам. В его жизни всё это было.        Они были разными, абсолютно по разному вели себя и чувствовали мир, но их объединяло то, что оба они стремились к спокойной жизни. Только Хаято уже перестал этого желать, а Тсуна только начинает.        Это тот человек, за которым я пойду, — на удивление твёрдо решает Гокудера. Он никогда ещё не был так уверен в своём выборе, но увидев чужую Волю и Пламя, он решил поверить в Саваду.        И не пожалел.        Прикрывая мальчишку, постепенно становящегося мужчиной, он чувствовал, как давно позабытые чувства наполняют его. Эльзе, многочисленные Этюды, Размышления, Менуэты, Вальсы и Сонаты кружились в его голове, выстраивались в ряд и танцевали канкан, но его это устраивало.        Мелодия взрыва, мелодия танца, мелодия души и свободы. Да, это его выбор и он в нём уверен.