Утопия

                    В один странный день все люди на планете ощутили счастье.       Все вокруг твердили, что у них есть это приятное чувство. Чувство, что всё хорошо, а будет только лучше. Все твердили, что жизнь прекрасна, что они наслаждаются каждым прожитым мгновением, стараясь получить максимум удовольствия. Все вокруг меня твердили, что давно не были так счастливы… но при этом добавляли, что от этого чувства тревожно сосет под ложечкой.       — Ты не знаешь, куда смотался Сокджин?       — Не поверишь, — усмехнулся Юнги, проводив взглядом выпавшую из рук палочку для еды. Мы сидели на краю крыши, так что получить потерянное обратно у него не было шансов. Через пару секунд мы даже услышали тихий стук, с которым она ударилась об асфальт у самой стены. Мужчина цокнул языком и продолжил, натыкая кругляшки нарезанного кимпаба на одинокую палочку: — По-быстрому собрал вещички, схватил семью в охапку и уехал куда-то в деревню, в глушь, где людей почти нет.       — Надо же, — я нахмурился, разглядывая свою булочку с бобовой пастой, которую держал в руках. — Не думал, что из нас всех именно он окажется самым сообразительным.       — Тоже считаешь, что до добра это всё не доведет?       — Затишье перед бурей, — кивнул я.       Впрочем, должен признать, что на затишье это было похоже очень отдаленно. Праздник. Какая-то всемирная вечеринка. Радость переполняла общество в течение всего дня, а после — и всей ночи, подъем сил, энергии и настроения. Все веселились, как могли, получали удовольствие от работы, после отрывались в клубах, парках аттракционов, театрах — кому что ближе…       Моя соседка с мужем как раз тем утром улетела в путешествие. Они бросили всё, сказали, что им давно пора начать жить по-настоящему, а не как крысам в клетке, от рабочего дня к рабочей ночи. Прощальная вечеринка — которая вообще казалась мне не особо уместной при простом отправлении в отпуск — затянулась на всю ночь, собирая в небольшую квартирку всё больше и больше желающих провести еще один незабываемый вечер в компании алкогольных рек, гор вкуснейших закусок и снующих туда-сюда на высоченных шпильках стройных дамских ножек. Когда я, устав от бессмысленных попыток заснуть под громкую музыку, натянул поверх пижамы халат и всё же поднялся к соседям, слабо надеясь на понимание, толпа приняла меня с распростертыми объятиями, поглотив в одно мгновение. Всё было шумно, пестро и… кажется, весело.       «Разве ты не счастлив, Чонгук, — вопрошали не знакомые мне люди, пытаясь взбодрить так, как это обычно делали близкие друзья, похлопывая по плечу, — глянь вокруг, все счастливы, а ты нет? Ведь все счастливы…» А после сникали на какую-то долю секунды, не в силах выдавливать из себя улыбку, будто окунались на мгновение в совершенно другую обстановку, не дрожащую от звонкого смеха девушек, не влажную от пота потерявших робость и страх жаждущих друг друга героев-любовников, не наполненную учащенным от бездумного восторга биением сердец. Но тут же брали себя в руки и, как заведенные роботы, шли дальше по квартире, ловили новых случайных встречных и делились с ними рассказами о том, как все хорошо.       — Вчера у меня на глазах девушка из окна выпрыгнула, — выдавил я, тут же вгрызаясь в не вызывающую никакого аппетита булочку. Лишь бы ком в горле прошел.       — На той самой вечеринке?       — Да. Сказала, что достигла всего в этой жизни, что обрела счастье, и смысла жить дальше уже нет. Она улыбалась… — Я прожевал и продолжил уже более четко: — А ее парень вызвал скорую и уже минут через пять флиртовал с другой девчонкой.       — Он был счастлив, избавился от надоевших отношений, — монотонно проговорил Юнги. — Сейчас это норма, ты и сам заметил.       Самоубийств в последние дни резко стало в разы больше. Каждое подобное явление объяснялось всё там же чувством переполняющего счастья и чувством выполненного долга перед миром. Та девушка была не первой, кого я увидел. Был и взрослый мужчина… И мальчишка, совсем еще юный, но такой счастливый даже со вскрытыми парой резких и уверенных движений венами. «Не больно, — улыбаясь сквозь слезы, шепнул он, когда я в ужасе упал перед ним на колени, торопясь набрать номер скорой, — я был счастлив, будь и т…» Это все походило на паранойю. Какое-то безумие. Я с замершим сердцем наблюдал, как врачи, напевая веселые песенки, уносят парнишку, на чьем лице так и застыла гримаса болезненной улыбки. И такое за несколько дней стало нормой… Я с давящим чувством вины изо дня в день, проходя мимо подворотни, где всё произошло, скользил взглядом по лужам крови, оставшимся после того случая — их никто и не думал убирать, всем было не до того, все выжимали из своего счастья последние соки.       — И не только это, — добавил Юнги, протягивая мне свою коробку с печеньем и предлагая попробовать.       Я осторожно взял пару штук.       Не только это, он прав. По новостям не говорили ни о многочисленных ограблениях, ни об изнасилованиях, ни об убийствах, заполонивших наш город и, наверное, все другие. Не было смысла мешать счастью граждан… «Если кому-то для полноты счастья нужно убить надоевшего босса, пусть, — похоже, примерно так размышлял каждый, — пусть, а я пока подожгу магазин, где мне продали пропавшее молоко». Лично мне уже давно было страшно выходить на улицу просто так. И соглашался я только в те дни, когда мне составлял компанию Юнги. Именно он.       Ведь других друзей я уже тоже стал опасаться.       Они тоже были счастливы.       — Как Тэхён? — спросил мужчина, кажется, уже не надеясь услышать что-то утешительное.       Тэхён тоже был счастлив. Безумно. Он продал квартиру, чтобы купить себе ужасающе дорогой спортивный автомобиль. И с тех пор всё время посвящал именно вождению, ночным нелегальным гонкам. А ведь у него даже не было прав. Он жаждал победы, а его глаза горели маниакальным огоньком. Я всё пытался поговорить, но он слышал лишь то, что хотел. И очень скоро я понял, что мне не удастся противостоять его счастью. Ведь не останавливало его даже то, что несколько ребят уже разбилось в авариях во время этих гонок, а прежнего Тэ это бы заставило задуматься. Не зная, как вразумить друга, я из ночи в ночь названивал ему, чуть ли не волоком тащил к себе домой, но раз за разом нарывался на новый скандал. Он хотел счастья.       С чего только он взял, что счастье ему даст именно скорость?       — Так же, — тихо ответил я, кроша печенье в ладони.       — Похоже, ты ему уже не сможешь помочь.       — Ты-то сам кому сумел помочь? — бросил я, совершенно не подумав.       И тут же виновато прикусил губу, проклиная себя за эту несдержанность. Ведь я прекрасно знал, что никому он помочь не успел. Хоть и пытался, боролся до последнего за каждого. Но эти несколько дней… с тех пор, как все стали счастливыми, отняли у нас слишком многое, слишком многих.       Счастье лилось водопадом, рекой, бурным потоком, сбивая с ног каждого, кто не успел убраться с пути, топя и заставляя барахтаться, захлебываясь. Вот только плыть никто не хотел. Ведь это счастье. Нужно просто отдаться ему, пусть прольется в легкие, пусть вытолкнет из вен кровь, заполнив собой, пусть заменит воздух. Зачем еще и дышать, когда есть счастье?       А это тревожное чувство, когда сосет под ложечкой. Так ведь оно неизбежно, когда всё так хорошо, это всего лишь лишнее подтверждение, что всё чудесно, что можно поглубже вдохнуть, пытаясь вобрать в себя как можно больше счастья.       — Может быть, нам с тобой тоже уйти, пока не поздно? Как Сокджин?       — Куда? — устало отозвался я, уже не пытаясь сдерживать чувства. — Везде оно. Нам некуда уходить, просто некуда.       — Для начала, — он отставил в сторону коробочки, встал, отряхнул брюки и вдруг потянул меня за собой, пытаясь таким образом привести в чувства, — возьмем что-нибудь поесть и запремся у тебя в квартире — мою затопили соседи, устроившие бассейн посреди спальни. А там уже будем думать, как спасать Тэтэ.       Я запрокинул голову, глядя на мужчину, державшего меня под руки. Он слабо улыбался. Но как-то приятно устало, вымученно, совсем не счастливо. От этого на душе стало тепло и немного тревожно.