***
Дорогой ресторан, негромкая музыка и шумная стокгольмская улица за окном. Почти нетронутый бокал вина, нервное постукивание пальцев по столу и старательное избегание зрительного контакта. Эрик не знает, почему согласился приехать, но в момент, когда он услышал по телефону голос Дэнни, с языка само по себе сорвалось «Хорошо, я буду». – Как идёт подготовка к Мелфесту? – спрашивает Дэнни, чтобы заполнить неловкую паузу. – Неплохо, – говорит Эрик и понимает, что это звучит как ответ «на отвали», потому дополняет: – По сути всё уже готово, но жду репетиций, чтобы узнать мнение прессы. – Уверен, ты будешь блистать на сцене. Эрик наконец перестаёт избегать внимательного взгляда Дэнни, но не собирается вестись на лестные комплименты и обезоруживающую улыбку. Или хотя бы постарается. – Мы же не про Мелфест пришли говорить? – Сааде думает, что выбьет собеседника из колеи своим вопросом, но Дэнни был к нему заранее готов. – Да, ты прав, – мгновенно отвечает он. Сауседо опустошает свой бокал, будто пытаясь настроиться на тяжёлый разговор. Да уж, им точно есть что обсудить. – Прошло уже много лет, но я не могу просто оставить это в прошлом, понимаешь? – Дэнни поднимает на Эрика чуть ли не умоляющий взгляд, но тот молчит. Судьбоносный Мелфест-2011 принёс много драмы и раздора. И если зрителям посчастливилось увидеть лишь милые видео и уже ставшее легендарным фото поцелуя Эрика и Дэнни, то обстановка закулисья конкурса была куда более накалённой. Они переспали после победы Эрика, а потом несколько месяцев пытались скрыть это от его девушки, с которой Дэнни потом начал встречаться, чтобы тому насолить. Звучит как сюжет малобюджетной драмы, и они оба хотели бы отмотать события назад, изменить всё и избежать так называемых «ошибок молодости». Но всё, что они могут сделать сейчас, – это тратить время на пустые разговоры в ресторане. Эрик не злится. Он умеет если не прощать, то хотя бы забывать о случившемся, а вот Дэнни настолько зациклился на событиях тех годов, что до сих пор не спит по ночам, размышляя, как всё могло обернуться, если бы он тогда не признался Эрику в чувствах. Оголяешь душу – готовься быть отвергнутым. Сааде не смог (или же просто не решился?) ответить взаимностью, и Дэнни не удалось с этим смириться. Он украл у него девушку, все последующие годы дразня Эрика их якобы счастливыми улыбками на фото. Сауседо, вспоминая те времена, мечтает хорошенько вмазать себе по лицу. Он вёл себя как самый настоящий мудак. И что самое ужасное – Эрик запомнил его именно таким. Эгоистом, неумеющим принимать отказы. – Не знаю, на что я рассчитывал, когда звал тебя на ужин, – говорит Дэнни и наливает себе ещё бокал вина. Не получится поговорить – получится напиться. – Ну вот, ты снова это делаешь, – с лёгким упрёком замечает Эрик. – Делаю что? – искренне не понимает Сауседо. – Манипулируешь. Эрик сильно повзрослел. Про изменения во внешности можно говорить вечно и беспрестанно, но больше всего Дэнни поражает его внимательность и осознанность. Эрик ведёт себя так, будто знает наперёд каждую реплику собеседника, каждый приём, каждую, даже самую незаметную попытку манипуляции. Сааде не верит, что люди способны меняться. Возможно, он прав. – Это не так, – глупо отрицать, но Дэнни отрицает. – Для меня правда важно расставить все точки над «и» в этой ситуации. Эрик хочет ему верить, но уж больно хорошо он знает этого человека, чтобы вот так, развесив уши, выслушивать его монологи о сожалении. – «Ситуация»? Так вот как ты называешь все те годы, когда пытался испортить мне жизнь лишь из-за того, что мне не хватило смелости сказать, что я тоже тебя любил? Слишком искренне. Слишком громко. Несколько заинтересованных посетителей ресторана поворачивают к ним головы, но, поняв, что публичных разборок ожидать не сто́ит, возвращаются к своим салатам. Дэнни кажется, что у него только что выросли крылья, которые ему мгновенно отрубили при самой спине. Получается, это было взаимно. Глупая влюблённость, появившаяся ещё задолго до секса, имела хоть и корявый, но смысл. Но слово «любил» в прошедшем времени звучит уж слишком безнадёжно. Эрик понимает, что сказал лишнее. Надо же, вино пил Дэнни, а язык почему-то развязался у него. Сааде одним только взглядом просит его не акцентировать внимание на сказанном сгоряча, и Дэнни, хоть и хотел бы детальнее обсудить эту тему, понимает намёк и продолжает там, где начал: – Так вот, мне искренне жаль, что так вышло, но если бы не вся эта недосказанность, я бы не... – Господи, ты даже извиниться нормально не можешь, – иронично говорит Эрик. Снова тишина. Да уж, извиняться Дэнни действительно не умеет. Даже когда есть за что. Даже если он годами обдумывал, что скажет во время этого разговора, как объяснится и как попросит прощения. – Да, это так, – неожиданно признаёт Сауседо. – Но есть ли смысл извиняться, если я и так знаю, что это ничего не даст? И если минутой ранее Эрик всё ещё находился в сомнениях, то сейчас он на сто процентов уверен, что Дэнни ни капли не изменился с тех пор. Он – всё тот же эгоист, не умеющий признавать свои ошибки и не думающий о чувствах других. – А на что ты рассчитываешь? Что после твоего «извини» я брошусь к тебе в объятия, и мы забудем, как ты предал моё доверие, рассказал Молли, что мы переспали, а потом ещё и обручился с ней? Дэнни мечтает сквозь землю провалиться, пока Эрик перечисляет все его грехи. Хотя он знал, что за эти поступки рано или поздно придётся отвечать. Эрик спокоен, по крайне мере внешне. Что творится у него на душе – одному дьяволу известно. Натали Брудольф переоценила перспективность этого разговора, когда советовала Дэнни лично поговорить с ним. Убеждая себя, что терять нечего, Сауседо решается на отчаянный шаг. – Я не извиняться пришёл, а сказать, что всё ещё думаю о тебе. Знаю, что поступил ужасно, ранил тебя и продолжал добивать на протяжении долгих лет, но это было не из-за обиды или ненависти, а потому, что я до сих пор тебя... – Нет, – Эрик перебивает его и жестом поднятой руки просит остановиться. – Ты делаешь только хуже. Я оставил всё позади и тебя прошу сделать так же. И... Я лучше пойду, – он поднимается из-за стола, а шокированный Дэнни даже не пытается его задержать. Сауседо просит принести счёт, оплачивает и всё время краем глаза смотрит в окно. Там, в ночной полутьме осветлённой фонарями улицы, Эрик вызывает такси, и если Дэнни выйдет сейчас, то придётся либо молча пройти мимо него, либо хоть что-то сказать, хотя Сааде наверняка считает, что за сегодняшний вечер было сказано всё и даже больше. Пройти мимо, не сказав ни слова, не получилось. – Подвезти? – предлагает Дэнни, как только оказывается на улице. Он не рассчитывает, что Эрик согласится. Откажется, потребует оставить его в покое – да. Но согласиться – нет уж, никогда в жизни. – Спасибо, но я жду такси. Дэнни дважды не предлагает. Садится в свою машину, но выезжать не спешит. Эрик в его сторону даже не смотрит. Проходит минута. Две. Три. Пять. Сауседо видит его в зеркале заднего вида и мысленно делает ставки, сколько ещё Эрик может вот так простоять в ожидании. Седьмая минута. Дэнни готов молиться, чтобы такси не приехало. Пятнадцатая минута кажется самой длинной. Сауседо решает, что если ровно к десяти вечера такси не приедет, он вновь подойдёт к Эрику. Судьба, судя по всему, решила дать ему второй шанс, чтобы исправить ситуацию, ведь такси так и не появилось. У Дэнни от природы был талант пренебрегать всеми шансами, которые ему даны, но он надеется, что этот будет исключением. Он подъезжает чуть ближе к Эрику, опускает стекло и спрашивает: – Может, всё-таки подвезти? Сааде, замёрзший и задолбавшийся ждать, в этот раз не отказывается. Ехать в одной машине, как ни в чём не бывало, – самое глупое, что может случиться с людьми, пережившими такую любовную драму, как у них. Иронично, что винить в этом они не могут никого, кроме самих себя. Дэнни ведёт машину так, будто хочет повыпендриваться, и Эрик, честно говоря, действительно впечатлён. Как он ловко поворачивает руль, как внимательно смотрит на дорогу... И как раздражённо клянёт-проклинает вечерние пробки, когда они вынуждены остановиться из-за какой-то аварии спереди. Судьба, зараза, издевается. Или наоборот – хочет как лучше, даёт возможность ещё раз поговорить, причём уже в более спокойной обстановке. А эти двое мастерски портят момент. – Как думаешь, я пройду в финал завтра? – ни с того ни с сего спрашивает Дэнни. – Ну, если не будешь волноваться, то хорошо выступишь и пройдёшь, – рассуждает Эрик. – Я никогда не волнуюсь перед выходом на сцену, – с излишней, но такой свойственной ему самоуверенностью говорит Дэнни. Эрик улыбается. Сауседо принимает это за хороший знак. – Я не об этом, – тихо говорит Сааде. «Из-за проблем в личной жизни я тоже не волнуюсь», – хочет сказать Дэнни, но это будет наглой ложью, поэтому он молчит, позволяя тишине воцариться в салоне машины. – Ты уж извини, что я так вспылил, – говорит Эрик, но не хочет, чтобы эти слова звучали как оправдание. – Просто не был готов к этому разговору. И вряд ли когда-нибудь буду. Не хотел разговаривать, но на встречу пришёл. Зачем? Чтобы взглянуть Дэнни в глаза впервые за столько лет и попытаться разглядеть в них хоть каплю сожаления? Разбередить старые раны? – Видишь? Это просто. Я извинился. Теперь твоя очередь, – говорит Эрик, будто обращается к ребёнку, которому нужно всё разжёвывать и объяснять. Дэнни знает, что извиниться нужно и есть за что. Но разве слова могут унять боль, загладить вину и поставить точку на давних обидах? Сауседо тщательно подбирает слова. Боится сделать хуже, уничтожить и без того мизерный шанс на прощение. Ранить ещё больше. И что-то ему подсказывает: так будет правильно. Поэтому он говорит то, на что думал, что не способен: – Прости. Прошу, прости меня. Я причинил тебе столько боли и знаю, что не заслуживаю прощения, но... Эрик не хочет слушать дальше. Что-то ёкнуло в сердце, что-то переклинило в голове. Свой следующий поступок он не хочет ни аргументировать, ни искать ему оправдание. Секундное столкновение взглядов. Оба знают: либо сейчас произойдёт нечто, о чём они ещё долго не смогут забыть, либо у них хватит здравого смысла, чтобы оставить всё, как есть. Первый вариант кажется куда более вероятным. Дэнни инстинктивно подаётся навстречу, когда Эрик тянется к его губам. Боится упустить момент. Смазанный поцелуй. Под рукой, поглаживающей шею, пульсирует вена. Шумные выдохи. Оба напряжены до предела. Отстраняются на миг, чтобы взглянуть друг другу в глаза и убедиться, что происходящее сейчас – это правильно, а затем вновь прильнуть к желанным губам, по которым так скучали. Идиллия закончилась бы гораздо позже, если бы не просигналил водитель автомобиля, стоящего сзади. Оказывается, они и не заметили, что пробка рассосалась, и можно спокойно разъезжаться по домам. Но нужно ли? – Всё ещё хочешь домой? – спрашивает Дэнни, в глубине души надеясь на отрицательный ответ. Эрик думает секунду-другую. Или же просто делает вид, что думает, хотя на самом деле уже давно всё решил. Но не пожалеет ли? Откинув сомнения, выпаливает почти умоляюще: – Хочу к тебе. Как раньше. Дэнни ведь тоже хочет, чтобы всё было как раньше. Нет, не так. Он хочет, чтобы всё было лучше, чем раньше. Чтобы в этот раз их история закончилась менее грустно, а в идеале – не заканчивалась вообще. Он не сдерживает улыбку, едва веря, что это происходит наяву, но вмиг меняется в лице и спрашивает серьёзным тоном: – Уверен? Эрик считает, что ещё один поцелуй вполне сойдёт за ответ, и Дэнни это вполне устраивает. Он целует Эрика в висок, заводит машину и на ближайшем перекрёстке поворачивает в сторону своего дома.***
Они заваливаются в квартиру, не переставая целоваться. Обувь и верхнюю одежду снимают поспешно, хотя Эрик всё же пытается повесить пальто на вешалку. Не получается, потому что Дэнни нетерпеливо тянет его в спальню. Эрик падает на кровать, а Дэнни нависает над ним, замерев на пару секунд и окинув лукавым взглядом. Любуется видом, по которому так скучал. Эрик жадно тянет его за шею к себе, чтобы сомкнуть губы в поцелуе. Как только одежда летит в сторону, Дэнни не отказывает себе в удовольствии провести руками по его животу, очерчивая рельеф мышц, а затем целует. Хаотично и невпопад. В своей манере, которую Сааде прекрасно помнит, и от которой дрожь по коже пробегает. Руки блуждают по телу, вспоминая каждый сантиметр кожи, каждый изгиб, как будто сами ищут особо чувствительные зоны. Эрик издаёт резкий, порывистый стон, когда Дэнни оставляет влажный поцелуй в критической близости от члена, а когда обхватывает его рукой и начинает двигать ею от головки до основания, то и вовсе закрывает глаза и выгибается навстречу. В следующий момент чувствует горячее дыхание Дэнни на своей щеке, потом короткий поцелуй, после которого слышит тихое «Смотри на меня» шёпотом на ухо. Повинуется. Смотрит всё теми же широко распахнутыми глазами, что и когда-то, и Сауседо понимает, что готов кончить от одного его взгляда. Он на мгновение отодвигается, а затем обыденным жестом достаёт из тумбочки смазку и презерватив, а Эрик издаёт иронический смешок, спрашивая: – Почему у меня такое чувство, будто ты это всё спланировал? – Вопросы портят атмосферу, – Дэнни придвигается ближе и, пока Эрик не успел возразить, затыкает его поцелуем. На самом деле ничего не было спланировано, но Сауседо всё же не исключал возможности такого поворота событий. Самого маловероятного, но в то же время самого желанного. Эрик поворачивается животом вниз, а Дэнни целует его спину, спускаясь ниже. Скользит языком между ягодиц, наслаждаясь приглушёнными стонами. Сжимает бёдра и перемещает руки выше, кончиками пальцев поглаживая рёбра, и каждое прикосновение обдаёт приятным жаром, на контрасте с которым прохлада от смазки кажется отрезвляющей. Сауседо, еле переборов неутолимое желание поскорее оказаться внутри, вводит сразу два пальца, и в эту же секунду Эрик издаёт едва различимый скулёж. Дэнни покрывает поцелуями его спину, словно извиняясь за свою несдержанность. Но долго извиняться не приходится, ведь Эрик, успокоившись, сам толкается навстречу его руке. Стон. Слишком громкий, чтобы остаться незамеченным. Слишком эмоциональный, чтобы не иметь значения. Эрик почти уверен, что Дэнни, услышав его, самодовольно ухмыльнулся. А ещё он рад, что повёрнут лицом к стене и не вынужден терпеть на себе этот пристальный изучающе-оценивающий взгляд. Не хватало ещё, чтобы Дэнни увидел, как у него щёки вспыхнули от стыда. Да-да. Сейчас бы стыдиться, выгибаясь от движения чужих пальцев в собственном анальном отверстии. В тишине, которую прерывает только тяжёлое дыхание обоих, звук открывающейся упаковки презерватива кажется до одури нелепым. Молодая душа стремится к разнообразию, и Эрик решает перехватить инициативу. Дэнни сам не до конца понимает, как он за считанные секунды оказался снизу, вжимаясь спиной в кровать, но не может сказать, что ему это не нравится. Даже наоборот: снизу открывается прекраснейший вид на оголённое тело Сааде, и Дэнни готов любоваться им хоть целую вечность. Он окончательно капитулирует, когда Эрик, немного поёрзав в поисках подходящего угла, начинает насаживаться на его стоящий колом член. «Так уж и быть, хочешь руководить процессом – давай», – думает Дэнни, а в следующий миг едва не задыхается от собственного натужного стона. Руки Дэнни ложатся на его бедра, перемещаются на ягодицы, поясницу – ну не может Сауседо не ощутить под пальцами каждый миллиметр шелковистой кожи. Он приподнимается на локтях и вот так, полулёжа-полусидя, прижимает Эрика к себе. Телом к телу. И от этого обоих кидает в жар. Сбитое дыхание. Пошлые шлепки кожи о кожу. Тихие, слегка хриплые полустоны Эрика, которые сильно умиляют Дэнни и кажутся ему похожими на кошачье мурлыканье. Да уж, Эрик – тот ещё кот. Его целуй, люби, корми, и он останется верным навсегда. Темп всё ещё не слишком быстрый, но Сауседо на всякий случай нашёптывает ему на ухо что-то успокаивающее. Утыкается носом в шею и целует плечо, обжигая кожу горячим дыханием. У Эрика затуманенный взгляд. Одна рука сжимает простыню, вторая блуждает по спине Сауседо. Для Дэнни его прикушенная губа – отдельный вид кинка, и он неосознанно ускоряет темп, заставляя Эрика дышать чаще и стонать громче. Губы смыкаются в долгом влажном поцелуе. Счёт идёт на секунды, и Дэнни ускоряет этот процесс, обхватив ладонью пульсирующий член Эрика и начинает ловкие движения по всей его длине. Дэнни втайне мечтает, чтобы сейчас Эрик произнёт-простонал его имя, но этого не происходит. Они кончают почти одновременно. С громким выдохом в унисон, запрокинутыми головами и полузакрытыми глазами. Чувствуя то ли непривычное умиротворение, то ли подступающую тревожность. Эрик, упав рядом на подушку, смотрит пустым взглядом в никуда. От бывалой взбудораженности не осталось и следа. – Я скучал, – шепчет Дэнни, слегка приобнимая его и оставляя невесомый поцелуй на шее. Тот не отодвигается, но и взаимностью не отвечает. – Где у тебя душ? – спрашивает будничным тоном. – По коридору налево, – в голосе Дэнни звучит разочарование. Эрик высвобождается из объятий, выпутывается из простыней и исчезает за дверью ванной комнаты. Водой мысли не смыть. От них вообще никуда невозможно подеваться. Особенно сейчас, когда Эрик чувствует, что вот-вот начнёт жалеть о случившемся. Надо было это предвидеть, но он не смог. Поддался мимолётному порыву. Струя воды, возможно, слишком горячая, но Эрик этого не замечает. Он слишком зациклен на попытках перестать сопоставлять сегодняшние события со всем тем, что произошло много лет назад. Чёртово дежавю. Ощущение, будто кто-то перемотал фильм с самого конца в начало. Драма десятилетней давности, которая, казалось бы, наконец-то закончилась, начинается вновь. Эрик не хочет этого допускать. Слишком много боли тогда причинили ему, слишком много боли причинил он сам. Выйдя из душа, он тихо одевается и старается даже не смотреть на Дэнни, который явно не намерен играть в игнорирование, но после нескольких попыток завязать разговор всё равно сдаётся. Звук пришедшего сообщения привлекает внимание обоих. Эрик смотрит на экран своего телефона, где красуется ««Ваше такси прибыло, желаем приятной поездки». Ага, с опозданием в два часа. Два часа, за которые они успели вернуться к началу всех проблем. Некоторым людям недостаточно одной ошибки, чтобы не допускать подобных. Нужно больше. Эрику пришлось ещё раз наступить на те же грабли, чтобы в один момент понять: тяга к человеку, который принёс в его жизнь лишь раздор и хаос – это нездорово. Это проблема, с которой нужно либо бороться, либо убегать от неё. Эрик выбирает второе. Они встречаются взглядами лишь когда он оказывается за дверью, вызывает лифт и говорит короткое «Оставим это между нами», которое для Дэнни звучит как прощание навсегда. Сауседо закрывает за ним дверь, чтобы через мгновенье сползти по ней на пол и, подобно несчастному глупцу, корить себя за то, что снова всё испортил. В этот раз окончательно. Каким бы сильным ни было чувство тоски, каким бы нужным и незаменимым ни казался Дэнни, Эрик точно знает: людей из прошлого нужно оставлять в прошлом.