Сомнения в глубине души

— Кенджиро… — осекся парень, наплевав на вежливость. — Увидимся через год?

      В это время года в Мияги всегда смеркалось рано. Ширабу не любил возвращаться домой в сумерках, потому что было прохладно, промозгло и местами даже сыро, говоря короче — неприятно. Но теперь, когда он третьегодка, да еще и вице-капитан волейбольного клуба, на его плечи ложилось много ответственности. И больше всего проблем было… — Ещё раз! …с этим парнем.       После ухода Ушиджимы, после проигрыша Карасуно на отборочных, Гошики Тсутому стал тренироваться намного больше обычного. Кажется, «прощальные» слова Ушиджимы повлияли на него не совсем так, как ожидали остальные. Вытянуть слова из их капитана вообще было сложно, поэтому нет ничего удивительного в том, что произошедшее всех ошарашило. Когда после проигрыша Карасуно их отпустили домой, Гошики нагнал Ширабу по пути в раздевалку, попросив немного потренироваться. Само собой, Ширабу в тот момент отказался. Они устали после пяти сетов матча, после этого наказания от тренера, какие ещё тренировки? Ширабу ожидал, что Гошики изменится, но уже тогда заметил другое: тот не знал, что ему делать. Воодушевленный этим мелким центральным блокирующим, он начал тренироваться усерднее, однако не хотел выглядеть так же просто и наивно, как тот рыжий. Видимо, в его голове образ Ушиджимы Вакатоши, самого грозного и сильного доигровщика Мияги, всё ещё был силен. Но туда закрались подозрения. Закрался Хината Шоё. Ширабу это бесило. Теперь за Гошики нужно было следить еще пристальнее — чтобы тот не перетрудился и не получил травму. — Эй, Ширабу-сан, а после школы ты продолжишь играть в волейбол? Они сидели в раздевалке уже одни, остальные ушли в общежитие давным-давно. — С чего бы тебе спрашивать об этом? — удивился Ширабу, поглядев на необычайно тихого сегодня Гошики. — Ну, вот Ушиджима-семпай попал в японскую сборную, а Тендо-сан ушел из волейбола. Хотя мы и одна из сильнейших школ, не все здесь мечтают связать жизнь с волейболом. Вот я и подумал, когда ты выпустишься, мы сможем еще встретиться на площадке? Потому что я тоже хочу в сборную! И с тобой хочу продолжать играть. Ширабу не смог вовремя отреагировать, замолчав на некоторое время. Эта фраза звучала как комплимент, но в то же время по его интонации казалось, что он скрывает за словами что-то ещё. — Я не думаю, что гожусь даже для второго состава сборной, не говоря уже об основном, — всё же ответил Ширабу спустя время, поднимаясь, чтобы забрать сумку и выйти, закрыв за собой дверь раздевалки. Пропустив вперед Гошики, он перебил его, не успел тот и начать возражать: — Но играть я буду, думаю. Может, в колледже. Сумерки, как и ожидалось, были густыми и неприятными, поэтому Ширабу поморщился. Ему хотелось поскорее дойти до общежития и укутаться в одеяло в своей комнате. Возможно, ещё заварить горячего чая, но в первую очередь одеяло. Гошики шёл рядом и задумчиво рассматривал асфальт под ногами. — Ты прекрасный связующий, так что не принижай себя, семпай. Все в Шираторизаве могут попасть в сборную, — всё же добавил он, искоса глядя на Ширабу. Ширабу снова остановился. Ему было приятно слышать такие светлые и приятные слова от Гошики. И хотя самому Ширабу в эти слова не верилось, он всё же слабо улыбнулся: — Спасибо. Давай пока что сосредоточимся на отборочных. Кажется, краем глаза Ширабу смог заметить, как Гошики поджал губы. Ему явно хотелось не такого сухого ответа, но что мог ещё ответить Ширабу? Возможно, через пару лет он найдёт более подходящие слова для этой ситуации, но не сейчас.       С каждым днём погода становилась только более отвратительной. От сырости Ширабу хотелось чихать. По крайней мере, ему так казалось. А потом всем стало очевидно, что он заболел (всем, кроме самого Ширабу, как ни странно). Когда Ширабу всё же слёг с сильной температурой, к нему в комнату и постучался Гошики. Кажется, он принёс дынных булочек и мандаринов. Он много говорил обо всякой чепухе — о том, что они делали в клубе, как прошёл тренировочный матч, как связующий-первогодка запаниковал, когда сделал пас слишком высоко. Слишком много рассказов, которые не то чтобы были Ширабу неинтересны… Просто Ширабу чувствовал себя уставшим и сонным. Как он ни старался, он не мог до конца вникнуть в суть того, о чем ему рассказывали, и в конечном счете задремал. Он слышал голос, всё ещё рассказывающий о чём-то очень интересном, слышал, как голос дрожит, а после затихает. Вероятно, Гошики осознал, что Ширабу засыпает. Ширабу повернул голову, собираясь что-то сказать, объяснить, что ему интересно и он просто болеет, собираясь открыть такие тяжелые веки. И столкнулся лицом к лицу с Гошики. Точнее сказать, лицом с лицом. Еще точнее, губами с губами. Гошики, конечно же, подскочил на месте, заикаясь и смущенно начиная тараторить: — Ширабу-сан!.. Я думал… проверить температуру! Ты так бледно выглядишь! Семпай, не подумай ничего… Ширабу скривился. Не от его слов, а от громкости его голоса. И чтобы Гошики не воспринял всё неправильно, он объяснил: — Немного тише… Всё нормально, только… успокойся… пожалуйста. Голова немного болит. И хотя Ширабу планировал никогда не вспоминать этот случай, в конечном итоге в душе зародилось сомнение. Как он заметил, что внутри Гошики зародился Хината Шоё, так внутри Ширабу зародился Гошики Тсутому. Когда Ширабу думал об этом, он задавался вопросом: почему навестить его пришёл именно Гошики? Ведь он не так хорошо к нему всегда относился, ругал, не давал выпендриваться… И всё же. Именно он, шумный и гордый собой, пришёл его навестить. Не пытался ли Ширабу увидеть в этом поступке что-то большее? Неловкость нарастала с каждым днём, общение становилось напряженным и, как минимум ради команды, Ширабу пришлось всё разъяснить. Или ему хотелось говорить, что «пришлось». Они снова остались наедине после тренировки в раздевалке. Ширабу дожидался, когда Гошики переоденется, но тот будто специально медлил. А ведь раздевалку нужно было закрыть на ключ, отнести ключ капитану, и только потом можно было идти на ужин… — Ты в порядке, Гошики? — А? Да, семпай... С чего ты решил, что что-то не так? — удивился Гошики, явно стараясь выглядеть более искреннее, чем был на самом деле. — Ты избегаешь меня. Это ведь связано с… — но не успел Ширабу закончить, как Гошики его перебил: — Нет! То есть, да… То есть… Я не избегаю тебя, семпай… Я просто… — запнулся. — Просто что? Боишься, что я посчитаю тебя ненормальным? — Ширабу приподнял одну бровь. Ему казалась бредовой даже мысль о таком исходе. — Боюсь, что ты поймёшь, что я не хотел измерить температуру, а хотел попытаться тебя поцеловать, пока ты спишь. Голос Гошики в этот раз был неуловимо тихим, поэтому Ширабу пришлось прислушаться, а после и помолчать, чтобы осознать сказанное. — Тебе стоило бы попытаться снова.       На этот раз тишину словами никто не нарушал ещё долго. Гошики был удивлен, скорее даже ошарашен. Ширабу, однако, был удивлен не меньше. Он не думал, что решится открыть этот странный уголок его души. Неловкое движение в сторону друг друга, смущение, кажется, у Гошики дрогнули руки. Одними глазами он будто спрашивал, не шутка ли всё это. Но это не шутка. Произошедшее в этот раз уже можно было назвать настоящим поцелуем. Неловким, но мягким, осторожным. С обветренными губами Гошики, со странными смущающим свистом, получившемся при выдохе, с дрожащими руками и не только руками. Ширабу не считал, что это любовь. Он не позволял себе так считать. Но позволял Гошики таскать его на подобие свиданий. Ширабу верил, что они разойдутся уже через несколько месяцев и могут никогда не встретиться снова. Он готовился к этому. И знал, что выпускной совсем скоро. Весна не принесла той радости, которую она обычно приносила ему. Весна веяла холодом и одиночеством. Ширабу срезал пуговицу с пиджака, как подобало выпускнику. Он хотел вручить эту пуговицу как-нибудь романтично, хотел придумать что-то, что смягчило бы это расставание. Но увидев Гошики в этот день, он осознал — тот не был готов. — Кенджиро… — осекся Гошики, наплевав на вежливость. — Увидимся через год? На площадке? Ширабу закусил губу, втянув носом воздух. — Увидимся. Обещаю. Не только на площадке. Ширабу не стал даже оглядываться, проверяя, не видит ли их никто. Осторожно он поцеловал Гошики, как в первый раз, вложив в его руку заветную пуговицу. Придётся, всё же, продолжить играть в волейбол. Придётся, всё же, перестать верить в худшее.