С небес на землю

      Чертовски ровная дорога и огромная скорость, задорным ветром свистящая в ушах. Драйв, чувство свободы и Хаджиме — неразлучные вещи.       Скейт не едет — летит, словно метеор. Да, Иваизуми сейчас больше всего напоминает именно его. Стремительный, приближающийся, неотвратимый, горящий и сгорающий, опасный для жизни. Причём во всех смыслах — редкие прохожие успевают лишь судорожно вздохнуть, ощущая, как их окатывает плотной волной звенящего воздуха; и только некоторые, чья реакция развита чуть больше, отбегают поближе к бордюру, имея возможность смазанно разглядеть лихача и удивлённо вскинуть брови или чертыхнуться. Хаджиме плевать. Парень тихо усмехается на каждое ругательство и отталкивается ногой, дерзко бросая вызов уже отвернувшимся людям. И времени. И всему миру. И себе самому. Ему надо заменить бездействие движением, скованность — развязностью, раздражение — удовлетворением, школу — драйвом, людей — адреналином, изнуряющие тренировки — расслабляющим ветром, а раздражающего Ойкаву — скоростью. Выместь на короткий срок всё из башки, все мысли, оставив там один лишь свистящий ветер.       Небо заволакивает вечерней синевой, горячий воздух оседает на землю. К девяти часам Хаджиме добирается до площадки. В будний день народу здесь не так уж и много, да и рано ещё для местных скейтборд-, самокато-, велосипед- (и других) -истов.       Иваизуми ехал метров двадцать не отталкиваясь, поэтому скейт сбавил скорость, позволяя без лишних усилий совершить прыжок. Благодаря небольшому выносу его задней части, борд остался под ногами — такой трюк называется «Олай». Чёрные зрачки глаз сузились, когда Хаджиме приземлился на перила и плавно соскользнул по ним на площадку парка. В груди разлилось это чувство бесконечного удовлетворения от успешно выполненного трюка. И пусть он давно отточил его, но каждый раз это приносит всё те же восхитительные ощущения — прямо как когда забиваешь мяч со всей дури в пол перед ногами неуспевшего среагировать соперника. Переведя дыхание, Иваизуми направился по кругу, начиная с мини-рампы. Внутри царила беспечность, а снаружи от него веяло сосредоточенностью и лёгкой пафосностью. Когда приходишь в места, подобные этому, всегда кто-то на тебя смотрит. И эти взгляды — неважно, с немым восхищением или едким презрением — настраивают тебя лишь на выпендрёжничество, желание показать крутость и утереть нос таким же любителям. Соперничество возбуждает. Иваизуми отметил, что вечное стремление быть лучше всех привил ему бестолковый Тоору. Вот уж точно — с кем поведёшься, того и наберёшься. Иваизуми раздражённо цыкнул. «Снова думаешь, — осадил он себя за неосмотрительность. — Эта прогулка была задумана для обратного…» Правая на доске, левая набирает скорость.       Для поднятия на вершину, пусть даже небольшую, требуются усилия больше, чем при движении по горизонтали. Это правило используется не только в скейтбординге или волейболе. Это девиз любого успеха. Иваизуми всегда полностью сосредотачивается на выполнении задачи. Хотя отвлечь его легко, и это — самое ужасное. Любая мысль. Лишнее движение. Неуверенность, страх. И всё рухнет. Но контроль над собой Хаджиме развил уже давно. Теперь он мягко въезжает на рампу, выжидает момент и переносит вес тела в нужное место, зависая над краем на задних колёсах.       Второй удавшийся трюк. Ещё одно цунами безграничного счастья. Иваизуми балансирует на краю обрыва. На границе между небом и землёй. И он жадно ловит эти мгновения. Мгновения, когда чувствуешь себя всемогущим. Чувствуешь себя собой. Чувствуешь скейт (который ещё полгода назад предательски вылетал из-под ног и заставлял всё тело клониться то вперёд, то назад и падать) и можешь им управлять, как третьей ногой. И телу так легко-легко. И хочется взлететь. — Ива-чан! Ты выглядишь, как бог! Хаджиме рефлекторно хотел повернуться на звук. А ревнивая и возмущённая доска на колёсиках разочаровалась, что ей уделяется не всё внимание, и тут же напомнила о себе. Опорная нога едва заметно пошатнулась, но и этого хватило, чтобы потерять равновесие и сорваться вниз.       Громкие маты раздались на весь парк. Зрители же увидели, как из-за рампы выкатывается скейтборд и одиноко останавливается метрах в пятнадцати от неё. — Боже… То есть… Ива-чан, с тобой всё в порядке?       Силуэт парня в белоснежной ветровке, таких же кроссовках и синих спортивных штанах скользит за искусственную горку и скрывается за ней. Подойдя к стремящемуся встать с асфальта Хаджиме, Ойкава критически осматривает его. Иваизуми содрал кожу рук, взъерошился и покрылся небольшим слоем пыли — легко отделался, короче. — Как-то ты не по-божески упал… Неграциозно. Вообще, — выдавил Тоору, прикрывая улыбку ладонью.       Иваизуми, стоя на четвереньках спиной к насмехающемуся Ойкаве, наградил друга ненавистным, прожигающих насквозь взглядом. Из горла вырвался гневный рык. — Да ладно, не ощетинивайся так, Ива-чан, — голос Тоору такой слащавый, слишком сочувственный — так и сквозит притвортственой насмешливостью. — Я всего лишь вернул тебя с неба на землю, а то, видишь ли, в облаках он витает! — Ты смеёшься надо мной? — и в голосе прямо сочится угроза. — Я не смеялся, когда говорил, что ты похож на бога!.. — Какого чёрта ты здесь делаешь?! «Какого чёрта я тебя вообще вспомнил!» — мысленно добавил он следом. Внутри Иваизуми боролись два чувства: радость и ярость — и он всё не мог решить, что из этого испытывает больше. Ойкава развёл руками и, туповато улыбнувшись, ответил: — Гуляю.       Иваизуми глубоко вздохнул, встал, отряхнулся, и это едва ли помогло успокоиться. — В скейт парке не гуляют. Здесь катаются, Ойкава, — вкрадчиво пояснил он, перекрещивая руки на груди. Тоору неловко завёл руку за голову и улыбнулся: — Так почему бы тебе не поучить меня кататься, Ива-бог? Иваизуми с серьёзным, недовольным лицом оглядел Тоору с ног до макушки и остановился на его глазах. Хаджиме думал, что Ойкава снова шутит, но в его взгляде танцевал азартный огонёк.       Сначала Хаджиме хотел отказать. Но перспектива от души посмеяться над другом в отместку за то падение заставила изменить решение. — Ладно. Но при одном условии. Тоору опустил руку и склонил голову набок: — У тебя сейчас слишком страшное лицо, Ива-чан. Я уже всерьёз задумался над тем, чтобы взять свои слова обратно… Иваизуми широко ухмыльнулся и сказал: —…Ты не должен брать своих слов обратно. — Нужели ты лишаешь меня права выбора, Ива-чан?! — ужасается Тоору. Иваизуми выглядел очень самоуверенно. Указав на себя большим пальцем, он довольно произнёс: — Бог уже давно предопределил твой выбор, Трусокава. — Эй, не называй меня так! — предупреждающее грозил пальцем Тоору на каждое своё слово.       «Всё-таки, — подумал Ива-чан с какой-то разливающейся радостью и теплотой, — Тоору нельзя забыть. Он слишком часто даёт о себе знать. И он всегда стремится покорить вершину. Интересно, сорвётся ли он, как я?» Иваизуми усмехнулся. — Ива-чан, ты чего усмехаешься? — Ива-чан, как это делается? — Смотри, Ива-чан, получается! — АААААА! КАК ТОРМОЗИТЬ?! КАК ТОРМОЗИТЬ?!!! ИВА… Бах. Скейт улетает вперёд и бешено вращается в воздухе. «Конечно, поднимется… Если прежде не разломает мне доску».