Дыхание между нами (The Breath Between Us)

      Звенят бокалы, звучат тосты, и Джон улыбается. Он не хочет улыбаться, но чувствует себя обязанным; он знает — это одна из причин, почему его любят люди. У него прекрасные манеры у постели больного, прекрасные манеры за столом. До того, как его подстрелили, он был хорош на песке и на солнце, в палатках и лачугах. Тем не менее, сейчас его улыбка кажется фальшивой, как будто он надел чужие ботинки. — Так где, вы сказали, вы работаете, доктор Уотсон?       Очень важно заводить друзей, говорит его психотерапевт. Это заставит его чувствовать себя лучше. Он всё ещё вскакивает по ночам, когда должен спокойно спать и видеть сны. Несколько пар глаз поворачиваются, чтобы посмотреть на него. — Сент-Томас, — вежливо отвечает Джон, сделав глоток. Человек, который спрашивает, высокий и лысеющий, и носит фиалку в петлице. Джон представляет себе, как его супруга медленно вынимает садовый цветок из пиджака мужчины, нежно поглаживая его морщинистыми пальцами, и манит к выходу. Сердце Джона сжимается, как собака, которую пнули.       Мужчина вежливо хмурится: — Кажется… достаточно просто, — говорит он. — Для врача с вашим опытом, я имею в виду. — Я не такой уж сложный человек, — пожимает плечами Джон. — Мне нравится помогать людям.       Это удивительно мягкое заявление для комнаты, насыщенной Альфа-феромонами и полной мужчин в шикарных костюмах с надменной уверенностью в себе. Джон забывает упомянуть, что он заведующий. Он не называет количество своих подчинённых. Его скромность — ещё одна из причин, почему он нравится людям.       Мужчина почти заканчивает с каре ягненка. Джон заказывает салат. — Да, любопытно, — бормочет мужчина. *****       Когда Джон возвращается домой, в холодильнике нет ничего из еды. В последнее время он часто ходит на званые ужины.       Большинство Альф его возраста и положения удачно женаты ещё со времён университета. У них есть дети, комфортабельные коттеджи в охраняемых посёлках. Джон думает, что он может быть единственным Альфой в этом доме. Одинокие Альфы его возраста или вдовцы, или больны, или того хуже.       Джон здоров — ну, почти здоров, и живёт один в съёмной квартире. Его зарплата накапливается на банковском счете, и он даже не знает, сколько там денег. Он никогда не был женат. Его мать сказала, что его решение встречаться с бетой в школе было нелепо, точно так же она говорила о его решении стажироваться за границей, вступить в армию, сражаться в Афганистане — на самом деле его мать никогда не одобряла большинство его поступков. Он никогда не станет таким Альфой, какой была она. Вспоминая своего Омегу-отца, его глаза, пустые, как деревенский луг через две недели после ярмарки, его раннюю смерть от алкоголизма, Джон рад, что никогда не превратится в такую Альфу, как мать. Тогда, в молодости, он вообще особенно не задумывался о женитьбе.       Джон прислоняет трость к прикроватному столику. Вернувшись домой с войны, он и представить себе не мог, что будет настолько востребованным кандидатом; поскольку значительная часть молодых Альф сейчас оказалась за границей, он в последние несколько недель приглашён на столько званных обедов, что не хватило бы сосчитать пальцев обеих рук. Сын друга его двоюродного брата. Дочь женщины, с которой он познакомился в метро. Племянник дантиста. Дочь его босса. (Это было очень неловко).       После каждого обеда он, по обыкновению, протягивал Омеге руку. Если Омега пожимал её в ответ, Джон знал, что приглашать его или её на другое свидание не стоит. Если Омега заинтересуется, то постарается избежать прикосновений, и Джон будет свободен связаться с ним или с ней для следующей встречи. Некоторые Омеги уверенно пожимали ему руку, а некоторые стыдливо отводили глаза, надеясь, что он снова придёт к ним. Но Джон ни к кому из них больше не возвращался.       Теперь инстинкты Джона воюют в его голове. Он никогда не делил постель с Омегой. Он не отрицает своих желаний, он отчаянно хочет любить и чувствовать себя любимым. Его одиночество тяжелее, чем скука. Череда бет, с которыми он встречался, закончилась разбитым сердцем и обидой. С другой стороны, Джон не видит никакого способа, чтобы свидание с молодой Омегой закончилось успешно. Он не верит, что попытаться привязать к себе юного, наивного, многообещающего мужчину или женщину — значит обрести счастье, любовь или что-то из того, что обещают фильмы.       Итак, Джон в недоумении. Но, конечно, непозволительно грубо отказывать родителям, стекающимся к нему вопреки всему, что принято обществом на протяжении веков. Будь он молодым человеком, от него бы ожидалось, что он станет посещать десятки званых обедов в течение того времени, пока его родители и родители Омеги решат, что их дети готовы заключить брак. Но Джону уже далеко за тридцать, и его родственники мертвы. На этих обедах он не чувствует ничего, кроме смущения. Да и эти родители, наверняка, хотели бы лучшего для своих сыновей и дочерей, чем немолодой сломленный человек.       Джон считает, что у него есть свободный вечер от этой глупости. Его босс пригласил его рассказать военные истории, третью из наименее любимых Джоном тем. Но всё равно он чувствует облегчение, ведь у него есть хотя бы одна ночь, одна ночь, когда не придётся думать о браке.       А вот человек с фиалкой в петлице, тот, что был на ленче. У него есть сын. Омега. Джон записывает в своём календаре: среда, 19.30, Холмс. *****       Майк снова хихикает. — И кто на этот раз? — говорит он, и его очаровательно румяное лицо раздувается от смеха. Он протягивает Джону чёрный кофе. — Какой-то мужчина с сыном, — признается Джон. — Весьма шикарный. Удивлён его приглашением. — Да, но, может быть, этот окажется тем самым, а?       Майк никогда не упускал случая пробудить в Джоне романтические чувства. Он был счастливо женат ещё с их школьных дней, и у него было много детей, увеличивших его размеры в несколько раз по сравнению с юношеской стройностью. Омеги считались созданиями внушающей благоговейный трепет красоты, возбуждающей похоть и пыл каждого Альфы, слишком пристально посмотревшего на них. Джону было трудно поверить, что Майк до сих пор сексуально привлекал свою Альфа-жену; его запах давно превратился в обыденно-домашний от семейных хлопот. Однако Джон знал, что они всё ещё любят друг друга, и не перестают этим заниматься; младшему сыну Майка было всего два года. — Сомневаюсь, — говорит Джон. — Этот человек показался мне слишком жёстким, чтобы иметь детей с творческими способностями, интересами или чем-то ещё. — Может быть, жёсткость как раз то, что нужно молодому парню! — фыркает Майк. — Я знаю, мне была нужна та твёрдая штука, которую моя Дженнифер дала мне прошлой ночью.       Джон закатывает глаза. *****       Особняк просто пугает. Охарактеризовать его как «впечатляющий» или «роскошный» достаточно верно, но «устрашающий» — это наиболее точное определение.       Джон отказался от предложения таксиста подвезти его от калитки до самой двери и теперь немного жалел об этом, потому что нога уже давала о себе знать, пульсируя от бедра до лодыжки. Когда он, как и полагалось, послал мистеру Холмсу электронное письмо, чтобы тот подтвердил их планы на ужин, Холмс был очень благодарен Джону за согласие отобедать с их семьёй. С тех пор Джон узнал от своих коллег, что младший Холмс опасно приближается к совершеннолетию, что он отверг нескольких женихов, иногда весьма грубо, и семья Холмсов уже близка к тому, чтобы потерять надежду. Казалось, они искренне отчаялись найти подходящую партию для своего сына. Незамужние Омеги часто оказывались запертыми в своих родительских домах до наступления менопаузы, когда их гормоны ослабевали, оберегая тем самым от похищения, изнасилования и других несчастных случаев. Без брака и уз у Омег было мало шансов вернуться в школу или сделать карьеру, хотя развитие интернета, телекоммуникаций и подавляющих препаратов медленно меняло это положение.       Джон почувствовал облегчение. Возможно, мальчику будет дан шанс достичь совершеннолетия и пережить оставшиеся юношеские годы без бремени брака в семье с приличным положением — хотя, скорее всего, у Холмсов просто закончились «подходящие пары», учитывая, что они пригласили его, хромого армейского врача. Возможно, мальчик, окажется достаточно дерзким, чтобы отменить ужин ещё до начала, избавив их обоих от неловкости.       Подойдя к концу кажущейся километровой тропинки, Джон нажимает на звонок. — Доктор Уотсон! — женщина, пожилая Омега, открывает дверь. «Миссис Холмс, — думает Джон. — Это необычно; конечно же, у Холмсов есть дворецкий». — Добрый вечер, — говорит он, улыбаясь и пожимая женщине руку. Мистер Холмс появляется следом, его улыбка полна энтузиазма. — Пожалуйста, — говорит он, — входите.       Обеденный стол не очень-то длинный, но в тишине Джону кажется, что их с Холмсами разделяет не несколько дюймов, а несколько футов. Майкрофт, их старший сын, сидит тихо. Он похож на своего Альфа-отца, такой же высокий и уже лысеющий. Их младший сын пока ещё не появился, и Холмсы вежливо делают вид, что вовсе и не ждут его, но на всех лицах ясно читается напряжение. На первое подают крем-суп. Джон слишком смущён, чтобы о чём-нибудь осведомляться, и суп стынет почти нетронутым на пяти тарелках. — Доктор Уотсон, мистер Холмс сказал мне, что вы часто ходите пешком, — любезно говорит миссис Холмс. — Бывает, — вежливо улыбается Джон, постукивая тростью по ковру. — Мистер Холмс покашливает, а миссис Холмс выглядит огорчённой. — Конечно, — говорит она. — Когда вы повредили ногу, доктор Уотсон? — быстро вмешивается Майкрофт.       Джон делает глубокий вдох. — У него нет травмы ноги, — раздается голос позади. В широком дверном проеме стоит высокий молодой человек. — Шерлок, — говорит миссис Холмс, — пожалуйста, садись.       Прежде чем Джон успевает сосредоточиться на юноше, Шерлоке, разглядеть цвет его глаз или проследить за завитками его волос, или за изгибом коленей под краем коротких штанов, Шерлок обегает стол и садится. — У него нет травмы ноги, — повторяет Шерлок. — Он был ранен в плечо. — Я знаю, — напряжённо говорит Майкрофт. — Тогда почему вы… — пытается вмешаться Джон. — Шерлок! — отчитывает сына миссис Холмс. — Прошу прощения, доктор Уотсон. — Доктор? — спрашивает Шерлок, — О, я понимаю, конечно. — Мама говорила тебе вчера, что он врач, — заявляет Майкрофт, закатывая глаза. — Не делай вид, что не помнишь.       Шерлок пристально смотрит на Джона. Его тонкие руки складываются под острым подбородком. — Да, вы работали со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра; вы осматривали детей; волоски на вашем свитере слишком тонкие, чтобы остаться от животных; но вы начальник, и да, много занимаетесь бумажной работой, ваше имя Джон, а не Джонатан. — Как вы… — спрашивает Джон. Его вилка падает на стол. — Вы левша; и подписываетесь вручную, не используя факсимиле, поэтому ручка оставляет следы на вашей ладони.       Джон смотрит на свою руку. В течение дня чернила превратились в размазанное пятно. Джон поднимает голову. Глаза Шерлока остро блестят. — А ночная смена? Неужели я слишком стар, чтобы дежурить ночи напролёт, не обнаруживая этого? — улыбается Джон. — Порезы от бумаги, — уточняет Шерлок. — Они почти полностью зажили. Хотя налитые кровью глаза вас не красят. — Шерлок! — на этот раз вмешивается мистер Холмс. — Это потрясающе, — говорит Джон. За столом воцаряется тишина.       Шерлок поднимает голову. Джон выясняет, что у него голубые глаза. — Что? — вмешивается Майкрофт. — Потрясающе? — спрашивает Шерлок. Его взгляд сияющий, пытливый и заинтересованный.       Джон кивает: — Да. Просто удивительно. — Ну что ж, — говорит миссис Холмс. — Доктор Уотсон, лосось или форель?       Джон ест лосося. Потом он ест картошку и салат с укропом, пробует их на вкус, но ничего не ощущает. Шерлок не глядя гоняет еду по тарелке, а когда не бормочет что-то себе под нос, наклоняется через стол к Джону, и Джон с энтузиазмом пьёт, слушая о типах обувных подошв, о том, как с возрастом меняется густота волос и какие насекомые больше всего притягиваются к трупам. — Восхитительно, — говорит Джон. — Необыкновенно. Удивительно.       Мистер и миссис Холмс молчат уже минут двадцать, когда Шерлок говорит: — Хотите посмотреть на моих пчёл? — Пчёл? — спрашивает Джон. — Я держу пчёл, доктор Уотсон. — Но на улице темно, мистер Холмс. — Они вам понравятся, — говорит Шерлок. Джон думает, что ему всё это снится. Реальные люди так не живут. Настоящие молодые люди не разводят пчёл, не принимают с охотой докторов вдвое старше себя и не имеют скул, которые вызывают нестерпимое желание дотронуться до них пальцами. — Сон это или нет, — думает Джон, — но у меня адские проблемы.       Шерлок выше Джона, по крайней мере, на несколько дюймов. Его губы подрагивают, когда он уводит Джона подальше от дома Холмсов. Его колени подгибаются в лунном свете и дрожат от вечернего холода. Волосы у него короткие на затылке и длиннее на лбу, где они соблазнительно вьются. — Ты видишь королеву? — спрашивает Шерлок и показывает Джону то место в сотах, где проложены их ходы       Джон говорит: «Прекрасно», но он не имеет в виду пчёл.       Когда их обоих зовут внутрь, чтобы попрощаться, Джон чувствует, как бьётся его пульс в венах, а лицо болит от улыбки. Он нервничает и уверен, что Шерлок это понимает; Шерлок уже читает его, как картограф простейший атлас, и Джон надеется, что тот не пожмёт ему руку. Он надеется, что не увидит рук Шерлока по крайней мере несколько дней. — Мы бы очень хотели увидеть вас снова, доктор Уотсон, — вежливые слова миссис Холмс омывают слух Джона, как тёплый душ, дурманящий, но очевидный. — И я тоже, миссис Холмс, мистер Холмс, — говорит он им обоим и Майкрофту, прежде чем повернуться к Шерлоку, чьи уши порозовели от уличного холода. Впервые Джон надеется, что всё пойдёт соответствующим образом. Внезапно он осознаёт цель светских поз и ритуалов, сопровождающих ухаживание. Такое неудержимо сильное желание нуждается в крепкой узде. Если Шерлок намерен вежливо отпустить его, он пожмёт Джону руку. Если он этого не сделает… — Доброй ночи, доктор Уотсон, — говорит Шерлок. Джон протягивает руку, но Шерлок стоит в нескольких футах от него и не подходит ближе. Его руки крепко сцеплены за спиной.       Джон кивает и закрывает за собой дверь, уходя.       Он уже в двадцати футах от дома, когда Шерлок кричит ему вдогонку: — Доктор Уотсон! Джон оборачивается: — Да? Шерлок сглатывает: — В больнице, где вы работаете, у вас есть доступ в морг? Джон пожимает плечами: — Немного. Шерлок сияет: — Превосходно. *****       Первое сообщение приходит через десять часов, Джон ещё только готовится к работе. Он не видит его до обеденного перерыва, когда проверяет время. «Когда ты свяжешься с моим отцом насчёт нашего следующего ужина?» Ш.Х.       Джон в растерянности. Обычно, после получения разрешения от Омеги, Альфа несёт ответственность за развитие дальнейшего контакта. Как говорится, мяч находится на стороне Джона, чтобы либо продолжать видеться с Омегой, либо прекратить ухаживание. «С чего ты взял, что я хочу поужинать?»       Трель текстового сообщения раздаётся прежде, чем Джон успевает сунуть свой телефон обратно в карман. «Потому что если бы ты этого не хотел, я бы совершил ошибку.» Ш.Х. «Это как же?»       Джон жуёт и улыбается. Его рот, мозг, кончики пальцев гудят от возбуждения. «А я их не делаю.» Ш.Х.       Джон открывает свою электронную почту. ***** — В каком ресторане вы собираетесь пить чай? — Майк что-то бормочет себе под нос, поглощая сэндвич с яичным салатом. — В каком-то клубе! Я не знаю! — А что, люди до сих пор состоят в частных клубах? Реальные люди, я имею в виду? Это ведь не какая-то извращенная штука, Джон, ты уверен? — Нет, не думаю, Майк.       Чай всегда очень важен. Обычно перед первым чаем устраивался ещё один семейный ужин. Обычно двое были примерно одного возраста. Обычно Омега не был гением. Существует много таких «обычно», над которыми Джону нужно поразмыслить.       Он ждёт за дорогим на вид столиком в дорогом на вид зале, когда в зал вальсирующей походкой входит Шерлок. Джон видит в приоткрывшейся двери сопровождающего его человека, стоящего у противоположной стены.       Дверь закрывается, и Джон чувствует, как щелчок замка разносится по всей комнате. Шерлок смотрит на него, но не делает и шага вперёд. Его ноги направлены прямо на Джона, как будто он целится. На нём нет пальто. — Тебе не холодно? — спрашивает Джон. На столе полный чайный сервиз с печеньем и бутербродами. Чай в чайничке заваривается, и Джон чувствует, как согреваются его руки. — Не сегодня, — говорит Шерлок с ухмылкой, и этот намёк бьёт Джона, как свернутый журнал. — Сейчас не подходящее время для таких разговоров. — Нет, я не дурак, — говорит Шерлок и садится. — Пока нет. — Чай? — Джон сосредоточенно перебирает сервизные чашки. — Да, два кусочка сахара, пожалуйста. — Шерлок разваливается в кресле, его холодные пальцы касаются холодных губ.       Обычно Омега разливает чай. Обычно. Джон смеётся.       Первый раз они прикасаются друг к другу на следующем чаепитии. Есть булочки, и джем, и лимонная помадка, и ни один из них не нарушает заведённого порядка.       И именно в тот момент, когда Шерлок пытается выпрыгнуть из окна, Джон хватает его за талию и втаскивает в комнату. Шерлок хотел спуститься по пожарной лестнице в Лондон, чтобы сводить Джона на собственное свидание. Джон не знал, что там вообще есть пожарная лестница.       Для Джона существует три различных уровня осязания: когда его руки впервые соприкасаются с хлопчатобумажной тканью рубашки Шерлока, излучающей жар его кожи; когда рубашка Шерлока прижимается к нему, и руки Джона чувствуют тепло этой кожи; затем, когда руки Джона начинают давить на плоть и различные уровни эпидермиса от рогового слоя до базального, и Джон чувствует, как всё это собирается в единое целое с артериями, венами, мышцами и костями Шерлока, сливаясь в идеальный момент памяти. Он делает шаг назад, пока Шерлок приходит в себя. В этот момент Джон решает, что купит Шерлоку пальто. *****       Джон начинает посещать поместье Холмсов более регулярно. — Вам нужно будет самому записывать его на приём к стоматологу, — говорит Майкрофт. — Он не будет есть без присмотра. Он понятия не имеет о рациональном бюджете. Если ему придётся выбирать между оплатой аренды и заказом электронного микроскопа, он не увидит никаких проблем в выселении.       Майкрофт смотрит на него поверх чашки, голова его покоится на высокой шее, на накрахмаленном воротничке и шёлковом галстуке, завязанном двойным виндзорским узлом. — А если вы его оставите, он умрёт. *****       Шерлок каждый раз берёт Джона за руку, как будто тот — ребёнок, понятия не имеющий, куда идёт. Каждый раз он отводит Джона в различные уголки поместья навестить лодочный сарай, сад и пчёл — чаще всего пчёл.       Рабочие дни для Джона тянутся медленно. Они проползают мимо, а когда заканчиваются, исчезают со скоростью нейронной связи. Его коллеги спрашивают, почему он всё время улыбается, и куда делась его трость?       Шерлок целует его в промежутках между объяснениями длиной в милю, с промокшими штанинами коротких брюк после сбора образцов плесени, взгромоздившись на колени Джона, тёплый и тонкий, окружённый сырым запахом гниющего дерева. Джону нравится вкус губ Шерлока, загадочных и безмолвных. Он чувствует это всеми частями своего тела, кожей, зубами; тайна омывает его, как чернила, пока он не открывает глаз, а глаза Шерлока сияют, как звезды. — Ты убивал раньше? — спрашивает Шерлок, пробегая любопытными руками по ткани на плече Джона. — Да, — говорит Джон. — Ты убьёшь ради меня? — многозначительно спрашивает Шерлок, глядя прямо в лицо Джона, испещрённое морщинами и складками. «Я всажу пулю в любого, кто хоть раз прикоснётся к тебе», — думает Джон и кивает: — Мне кажется, я уже это сделал.       Самое быстрое решение, которое Джон когда-либо принимал, — это пригласить мистера Холмса на встречу. Они обсуждают незначительные детали за чашкой крепкого чая Улун в клубе, название которого Джон до сих пор не знает. У семьи Холмсов существует родовое поместье. Там есть каменная арка, где можно повесить фамильный герб Уотсонов. Семнадцатый день рождения Шерлока через четыре месяца и десять дней. *****       В ту ночь Шерлок пролезает к нему в окно.       Глаза Джона распахиваются, и он делает глубокий вдох холодного ночного воздуха. Руки и ноги Шерлока обвиваются вокруг него, как паучьи лапки, а его влажное дыхание на ухо Джону кажется поцелуем. — Мы собираемся пожениться, — говорит Шерлок. — Я выйду за тебя замуж, и ты будешь трахать меня каждый день моей течки в течение следующих ста лет. Я буду жить в твоем доме. Я никогда не буду носить одежду. Я буду сидеть у тебя на коленях, когда ты не обращаешь на меня внимания, и сосать твой член, когда ты спишь. — Шерлок, пожалуйста, — говорит Джон. Его дыхание учащается, а член наполняется так быстро, что он буквально чувствует, как кровь мчится туда из кончиков пальцев и ступней. — Скажи, что трахнешь меня, — говорит Шерлок, — пожалуйста. Это единственное, о чём я могу думать каждый день. Пожалуйста. — Я собираюсь трахнуть тебя, — говорит Джон. Ты будешь последним, что я увижу. — Я собираюсь сорвать с тебя эту одежду, — шепчет Джон так резко и так быстро, и бедра Шерлока прижимаются к его бедрам. Я умру, засыпая рядом с тобой. — Всё будет хорошо, — обещает он. Я выполню это. *****       Следующие четыре месяца — сущий ад.       Джон проводит половину своего времени с Шерлоком, опасаясь, что трахнет его ещё до свадьбы, а половину времени надеется, что сделает это. Он так отчётливо представляет себе эту ошибку: Шерлок распростёрт под ним, распутный и задыхающийся, мокрый от феромонов и смазки.       Шерлок переживает течку и проводит 56 часов, переписываясь с Джоном. Сотни сообщений спустя Джон не может смотреть на свой телефон без дрожи. Он берёт выходной на конференцию, которую не собирается посещать, и запирается в своей спальне, говоря себе, что не придёт, как бы Шерлок его ни упрашивал. 2 месяца, 17 дней, повторяет он про себя. Через два дня он подписывает договор аренды дома 221Б по Бейкер-стрит.       Он продолжает навещать своего жениха четыре раза в неделю, всё больше сближаясь с ним, слушая его разговоры. Бывают моменты, когда он приходит к Шерлоку, сидящему в одной позе, сложив пальцы домиком под подбородком. Иногда, когда он уходит, Шерлок по-прежнему остаётся в том же положении, и ни один из них не произносит ни слова.       Бывают моменты, когда едва он входит в дверь, Шерлок прижимается к нему всем телом. Он с неохотой ему препятствует. Через четыре месяца и девять дней после их помолвки Джон входит в спальню Шерлока. — Пожалуйста, ты мне нужен, — говорит его суженый, безумно и настойчиво. — Не сейчас, — говорит Джон, — ты можешь завтра забеременеть. — Я всё равно забеременею, — возражает Шерлок. — Если я хотя бы поцелую тебя, то затрахаю до сумасшествия, — задыхается Джон. — Я собираюсь трахнуть тебя прямо здесь.       Джон садится на огромную кровать Шерлока и устраивает его так, чтобы тот оказался на коленях Джона, прижимая тыльную сторону его бедер к своим гениталиям, мучительно чувствительным к прикосновениям любовника-Омеги.       Джон наблюдает, как насыщенный запах его дыхания и тела проникает в дыхательную систему Шерлока, наполняя его эндорфинами, заставляя краснеть его щеки и колени, и даже кончик носа.       Джон хватается за затылок Шерлока, тёмные локоны легко просачиваются сквозь его пальцы, обвиваясь вокруг костяшек. — Ты всегда будешь носить длинные волосы. Вот так, — говорит Джон, и Шерлок обмякает в его объятиях. — Да, — выдыхает он. — Уже завтра. *****       Майк Стэмфорд — шафер Джона. Кольца сделаны из кевлара, по требованию Шерлока. У них нет свадебной вечеринки. Мистер и миссис Холмс сидят в первом ряду с каменными лицами, стиснув руки. На каменной арке подвешено знамя, которое Джон умолял Гарри не вешать: три ворона на белом поле. Шерлок судорожно дёргается. Его течка будет в самом разгаре к концу ночи. — Когда они уйдут? — умоляет Шерлок. — Еще несколько минут, дорогой, — говорит Джон. — Мои вещи пропали сегодня утром. — Это Майкрофт приказал их перевезти. — Я знаю, — говорит Шерлок. — Ты заберёшь меня в нашу новую квартиру. Я знаю.       Последние гости пожимают Джону руку; он старается не шевелиться, старается не дрожать от аромата своего мужа. Он улыбается.       Шерлок хнычет на заднем сиденье чёрного такси. Джон успокаивает его, пытаясь удержать от того, чтобы он не скинул прямо там свой торжественный костюм, на ощупь уже влажный от пота. Кожа Шерлока пылает огнём, он потеет, его грудь вздымается, наполняясь воздухом и опадая. Сладкий запах его клокочущего дыхания достигает носа Джона, затем его мозга, затем его крови. — Пожалуйста, Джон, — говорит он, и Джону кажется, что он умоляет не переставая уже несколько месяцев; он гадает, перестанут ли они когда-нибудь так сильно хотеть друг друга. Джон поражается самой идее о том, что когда-то он думал, что кто-то другой может ему подойти, как будто кто-то другой может заполнить эту открывшуюся в нём огромную пропасть потребности, горячей и яркой, как солнце. — Ш-ш-ш, Шерлок, — говорит он, гладя Шерлока по волосам и обхватывая его тело. — Я собираюсь сделать тебя таким влажным внутри. Я заполню тебя, — обещает он, — сначала своим членом, а потом своим семенем. Я буду вдалбливаться в тебя до тех пор, пока ты не начнешь течь.       Шерлок стонет, долго и громко, как будто зверь внутри него может быть когда-нибудь уничтожен. Такси останавливается.       Ноги Шерлока напряжены, а колени подкашиваются, будто из желе, едва он ступает на тротуар. Джону приходится нести мужа вверх по лестнице.       221Б заполнена мебелью и ящиками, исписанными метками, сделанными прямым почерком Джона. Единственная разобранная комната — это спальня, куда и вваливается Джон. Комната такая же, какой он её покинул: тускло освещённая, с большой кроватью, застеленной прохладными хлопковыми простынями, на которые безвольное тело Шерлока падает, как снег на землю, совершенно тая. Он расстёгивает пиджак и рубашку, выпутываясь из них, пока Джон снимает ботинки. Его пальцы ныряют под пояс брюк, и он останавливается.       Джон стоит на коленях в изножье кровати и знает, что должен думать, но не может. Кожа Шерлока распростерта между ними, и он протягивает руку как раз в тот момент, когда Шерлок наклоняется. Кончики их пальцев соприкасаются, и грудь Шерлока быстро поднимается и опускается. Его губы влажны, как кубик льда, оставленный на солнце. Джон заползает на кровать и перелезает через его тело, срывая с него одежду. Шерлок стонет, когда их плоть прижимается друг к другу, совершенно новое чувство мгновенно пронзает обоих. Их брюки спадают за секунды, их руки тянутся друг к другу между приступами стонов и поглаживаний.       Шерлок внезапно оказывается перед ним, твёрдый член упирается в плоский живот. Джона лихорадит. — О боже. О Боже, Шерлок.       Вся задняя часть бедер Шерлока блестит от жидкости, липкой от доказательств его желания. Его отверстие сжимается и разжимается, а член Джона яростно дёргается, требуя его заполнить.       Пальцы Джона сначала гладят его бедра, затем плоть ягодиц, прежде чем, наконец, мягко погрузиться в Шерлока, прижимающегося к нему тёплым бархатистым телом. Шерлок отчаянно стонет, запрокинув голову и корчась на подушках.       Пальцы Джона трясутся и становятся влажными. Шерлок тоже дрожит от потребности, его глаза крепко зажмурены. Одной рукой Джон поглаживает его живот, нежная кожа которого натянута решимостью. Колени Шерлока смыкаются вокруг локтя Джона. — Давай, — шепчет он. — Войди, пожалуйста, войди. — Да, — отвечает Джон, обхватывая руками рёбра Шерлока и переворачивая его лицом вниз. Дыхание Шерлока прерывается всхлипами, и Джон раздвигает ягодицы и направляет свой член во влажное и открытое отверстие Шерлока.       Шерлок толкается, и толстый член Джона исчезает в его теле.       Сенсорная система Джона сгорает дотла. Шерлок падает на покрывало, руки Джона обвиваются вокруг его талии, тело прижимается к телу мужа, и Шерлок кричит, когда весь член Джона жёстко входит в него, тёплый, влажный и лишённый трения.       Когда нервная система Джона оживает, ему становится больно от удовольствия. Он вонзается в Шерлока раз, другой, и Шерлок весь в поту и дрожит. — Я сейчас кончу, — внезапно говорит он, и оргазм разом проносится по его телу, как ураган, маленькие полувздохи падают с его губ, как книги с полки. Джон покачивается в нём, чтобы облегчить приступ, бормоча в волосы любовные признания и постоянно благодаря за удовольствие, подаренное его телом. — Я люблю тебя, — говорит он и ускоряет толчки, врезаясь в податливый зад Шерлока и чувствуя, как набухает член. — Свяжи меня, — просит Шерлок, обмякнув и расслабившись на одеяле. — Я не могу, не сейчас, не в первый раз… — говорит Джон. — Сделай это, пожалуйста, Джон!       И Джон решается, его член проталкивается сквозь мышечный барьер тела Шерлока, и он почти слепнет, когда спазм за спазмом сотрясает их тела.       И Джон думает, счастливо, мечтательно, пока его голова кружится от оргазма, что он слышит, как Шерлок говорит: «Я тоже люблю тебя.»