Малахитовые сосны

Вместо головы солома Ноги Виталия в старых, потрепанных кроссовках ступили из подъезда в питерскую мокрую грязь. В этом городе неважно, какое время года, под ногами всегда грязно – зимой снег тает, превращаясь в няшу, летом – льют дожди. В этом плане Валя чувствовал родство с городом – он был таким же серым, невзрачным, грязным, как и питерские асфальты. Валя усмехнулся своим мыслям и поднял голову от земли. Над грязью Питер был чертовски красив, во всех этих своих архитектурных изысках…и напоминал Вале уже другого человека. Они познакомились с Ваней еще в школе. Курочкин был странный, сейчас бы ему поставили какой-нибудь диагноз из аутичного спектра, тогда просто стебали всем классом. Впрочем, это быстро надоедало, Курочкин никогда не вдуплял в чем прикол. А когда стеб становился агрессивным, невинно хлопал глазами, улыбался и спрашивал: Ребят, вы чего? Я вас чем-то обидел? Хлопать глазами и невинно улыбаться у Вани получалось как-то обезоруживающе. Так, что даже самые агрессивные гопники присвистывали, фыркали и говорили про него что-нибудь типа: «да он конч, пойдемте уже». В эти годы Валя и прилип к Курочкину, посчитав его таким же неудачником. Братом по несчастью. Так и было, пока им не исполнилось 15. Тогда Иван вымахал, покрасил волосы в блонд и начал петь – самое странное, что у него получалось. Гопники стали к нему агрессивнее, а вместо «конча» он стал «пидором». Зато девочки вдруг обратили на Курочкина внимание. Он выступал на каждом школьном мероприятии, прыщи талантливо замазывал тоналкой, а мило хлопать глазами и улыбаться – не разучился. Этого оказалось достаточно, чтобы стать мечтой девочек с пятого по десятый класс их захолустной школы на окраине города. Мечтой девочек… и Витали, который к тому времени так и не подрос, а еще обнаружил первые уродливые залысины. Ваня, несмотря на свалившеюся на него популярность, от Витали не отвернулся. Наоборот, притянул его к своему музыкальном хобби и сутками рассказывал, какую прекрасную группу они создадут, когда вырастут. Валя кивал в такие моменты и рассматривал красиво очерченные губы Курочкина, мечтая поцеловать их. Ни в какую группу он не верил, но готов был соглашаться со всем, что этот аутист скажет. А он реально был аутистом. Однажды Ваня три часа любовался лысой сосенкой в их дворе. Объяснив свое поведение тем, что сосна напомнила ему малахит. И Валя стоял рядом, смотрел на гребанную сосну, но видел только лысоватую палку. И это его бесило. Он ведь тоже начал лысеть… Углубившись в воспоминания, Виталя чуть было не пропустил нужный поворот. Пришлось резко развернуться. Девушка, что шла позади, посмотрела на него с подозрением. Вале часто говорили, что он похож на маньяка, особенно когда хмурится. Так что он нахмурился, назло этой телке. Она округлила глаза и поспешила перейти на другую сторону улицы. Валя довольно ухмыльнулся и направился в нужный двор. Вместо сердца пустота Когда они репетировали, обычно милый и мягкий Курочкин превращался в тирана. «Нет, Виталя, на этой фразу нужно играть с экспрессией, понимаешь?», «Виталя, мне кажется, что ты не прочувствовал, когда я пою «отказ» - это должно ощущаться трагедией, понимаешь?» Ну, и так далее. Они могли гонять их абсолютно тупые, на вкус Витали, песни по сто пятьдесят раз, пока Ваня не оказывался доволен звучанием. Валя не видел никакой разницы между первым и последним вариантом, но просто смирялся. Ты со многим учишься смиряться, когда твой друг – Курочкин. Например, с тем, как он бесцеремонно может закинуть свои длинные ноги на твои колени, и развалиться на диване с изяществом Венеры Боттичелли. – Лапы убери, – устало вздохнул Виталя. Но Ваня даже не оторвался от телефона. Что-то печатал, улыбался, становясь до неприличия красивым, и снова печатал. Валя смотрел на него, в очередной раз не в силах оторваться. Рассматривал его красиво лицо, линию плеч, грудь, торс. Виталя почувствовал, как не вовремя привстает член, и грубо столкнул ноги Курочкина на пол. – Эй, ну чего ты? – обиженно надув губы сказал Ваня, но сразу же расплылся в улыбке. – А у меня хорошие новости. Тур подтвердился. Билеты раскуплены даже в российских глубинках. Прикинь? Мы поедем в Тюмень! – Охуеть, какое счастье, – стараясь прикрыть ногой стояк заметил Валя. – И что там, нашлись три калеки любителей малахитовых сосен? Ваня скрестил руки на груди и требовательно уставился на Виталю. Этот взгляд обозначал: «Ты опять сучишься, изволь объясниться». Вопрос легко считывался, но Валя решил притвориться, что не понимает. Он быстро поднялся с дивана и направился в туалет, бросив раздраженное: «Мне поссать надо». Он включил воду в раковине, и устало уселся на унитаз. С раздражением глянул на свою ширинку. Это происходило с ним часто. Не проходило и часа общения с Курочкиным, чтобы Валя не возбуждался. А с учетом того, что они были с Ваней вместе почти постоянно – Виталя вечно был возбужденный и злой. Может, это, в конце концов, и сделало его похожим на маньяка. Он освободил член от одежды и нетерпеливо провел по нему рукой, размазывая естественную смазку. Он представил, как Ваня стоит перед ним сейчас на коленях и тянется своими красивыми губами к его члену. Всего пара минут, и он снова спустил в кулак. Чертов Курочкин, чертова его жизнь! Ты трусливо просишь слово В тюменском клубе шумно и темно. В целом, они проехали уже полстраны, а пейзаж не менялся. Все клубы каждого провинциального города были похожи друг на друга. Да и города мало чем отличались. Они были серые и невзрачные, как питерский асфальт и как Виталий. Тем ярче сиял Курочкин на их фоне – уже не очаровывая, а раздражая своей чистотой…И девчонки все также по нему текли. Разве что одна, в центре зала, с красивыми глазами, смотрела на них обоих музыкантов с одинаковым презрением. За этот взгляд и приметил ее Виталий, он не привык, что кто-то ТАК смотрел бы на Курочкина. Вдруг парень, что крутился рядом с этой девчонкой, пошел к сцене. «Наверно за автографом Вани», – между делом подумал Виталя, и от этой мысли повеяло неприятной горечью. Какого черта он тут вообще делает? Кому он нужен? Жалкий, дрочащий на Курочкина плешивый урод? Может и Ваня держит его только для того, чтобы сиять на его фоне? Но парень, дойдя до цели, обратился именно к Вале. Что-то крикнул, в шуме расслышать было сложно. Неужели фанат? Валя чуть наклонился, чтобы услышать. – Сантехник! Ты – сантехник! – сказал парень и свалил. Виталю обожгло гневом. Невинные слова парня, который может нажрался или обкурился, почему-то стали последней каплей. Сантехник, маньяк, он кто угодно в глазах людей, но не чертов музыкант популярной группы. И это не тур – просто марафон унижения. Курочкин возит его по стране, чтобы показать: «Смотрите, какой урод». Все за что так держался Валя, все, на что наделся – чертов бред. Курочкин знает, как Валя к нему относится и просто использует его. Виталя крепко стискивает зубы. Ему хочется сорваться и уйти со сцены. Но он доигрывает этот концерт. Слышишь вежливый отказ Ваня заходит в темноту гримерки раскрасневшийся, взлохмаченный, счастливый. Глаза сияют, а улыбка не сходит с лица. Только что раздавал автографы, слушал лестные комментарии. Это всегда наполняло его желанием жить и двигаться дальше. Да, его песенки не претендовали на гениальность, но нравились ему. Он писал их от души. И, кажется, трогал еще чьи-то души. Сейчас Ване не хватало только Витали. Его лучший друг, самый надежный и самый верный – вот благодаря кому Ваня может заниматься любимым делом и быть счастливым. Валя – определенно причина его счастья. Виталя был в гримерке, но почему-то не включал свет. Видна была только красная точка от горящей сигареты. Обычно Валя не курил, и вся эта ситуация показалось Курочкину странной. – Ты красивый, – неожиданно бросил Виталя. Ваня почувствовал, как краснеют щеки. Не часто он слышал комплименты от друга, тем более – своей внешности. – Эмм, спасибо? – весело пробормотал Ваня. – А почему ты тут в этой карбонадовой темноте? При свете сказать о моей красоте как-то язык не поворачивается? У меня бы тоже не получилось… – Ты красивый, – повторяет Валя и спокойно подходит почти вплотную. – Я думаю, будет справедливо, если люди запомнят тебя таким. Ваня не успевает ничего понять, когда чувствует испепеляющую боль в районе сердца. От боли он не может даже крикнуть, только тихие хрипы вырываются из горла. Ваня уже не замечает, как губы его лучшего друга сминают его губы. Умирая, Курочкин так и не успеет понять, что Валя зарезал его точным ударом в грудь. Повезло Курочкину, что он не узнает и то, что сделает с его телом его лучший друг после этого поцелуя, до того, как расчленить его тело…Виталия найдут на берегу Туры, вместе с расчаленным Иваном Курочкиным в рюкзаке. Он так и не сможет объяснить причины своего поступка. Но будет, безумно улыбаясь, повторять: «Я сантехник. Я сантехник».