Praise and Promise

— Разве первый снегопад в этом году не божественен?       Шизуку улыбается благоговейному тону Наны, напевая в знак согласия и поднося к губам бокал густого бордового вина. Полупустая бутылка стоит на кофейном столике. Она крепче обхватывает свободной рукой талию своей возлюбленной, наслаждаясь интимным внешним теплом.       Их рождественская елка, уютно устроившаяся в дальнем углу комнаты, служит единственным источником освещения, это разноцветные лампочки, лениво переливающиеся через яркие драгоценные тона. Всякий раз, когда снежинки проносятся мимо окон, они сверкают и танцуют, преломляя проходящие мимо калейдоскопические лучи цвета. — Спасибо, что разрешила мне открыть так рано, — говорит Шизуку и показывает бокалом на бутылку вина. —Только одна вещь лучше подходит для созерцания города, чем хорошее марочное вино.       Нана невинно смотрит на неё. — И что же это может быть?       Женщина на мгновение замолкает, переставляя скрещенные ноги так, что её левая теперь вытягивается над правым коленом. Наконец, она бормочет ответ в свой бокал и делает еще глоток. Нана не может быть уверена в темноте, но она не думает, что красный оттенок на лице Шизуку исходит от дерева. — Хм? Это не было бы... — предлагает она, наклоняясь ближе. Её рука лежит на сердце Шизуку на несколько дюймов выше, а большой палец скользит под ворот рубашки, чтобы коснуться ключицы возлюбленного.       Резкий вдох. Вспышка ртути, когда глаза Шизуку исчезают за темными ресницами. Когда она снова открывает их, чтобы посмотреть Нане в глаза, они блестят жидкой ртутью, которая заставляет ее пульс пропустить несколько ударов. — Ты сегодня очень красивая, — шепчет Шизуку.       Нана краснеет и отворачивается, смущенно натягивая свой свободный свитер. Между украшением, упаковкой подарков и ранними приготовлениями к рождественскому ужину у неё не было времени, чтобы привести себя в порядок так, как она обычно делала в течение обычного дня дома. Ее пальцы зудят, чтобы хотя бы расчесать волосы, но что-то в глазах Шизуку заставляет ее сдержаться. — Я не сделала ничего особенного, — говорит она вместо этого.       Шизуку отставляет бокал и протягивает руку, чтобы обхватить круглое лицо Наны. Ее пальцы гладкие и прохладные. Скользнув рукой дальше назад, она убирает беспорядочные волны волос цвета карамели и целует бабушку за ухом. С дрожью Нана чувствует дыхание Шизуку, когда та шепчет рядом: — Это красота девушки, которая много работает для своей благодарной подруги.       Нана держится очень спокойно. Ей хочется ответить, что она вовсе не так красива, как думает Шизуку, что она набрала вес зимой, что сейчас она выглядит неряхой, но после страстных слов своей любовницы её сердце становится слишком легким, чтобы эти старые заботы могли ударить по нему. И кроме того, Шизуку уже ушла. — Это вино было слишком дорогим, любовь моя. Тебе действительно не следовало этого делать... — Шизуку на мгновение покачнулась, потом хихикнула и уткнулась лбом в плечо Наны. — А теперь мне это пришло в голову, — говорит она, искоса глядя на девушку лунными глазами. — Ты действительно очаровательна, особенно когда даже не пытаешься.       Нана на мгновение возвращает ей взгляд, прежде чем разразиться смехом. Шизуку чувствует, как он резонирует в груди женщины, теплый и нежный звук, яркий, как звон колокольчиков. — Ты сегодня более разговорчива, чем обычно, Ши-тян. — Мне нравится твой смех, - продолжает Шизуку, тщательно скрывая замечание Наны. Она захватывает руки своей подруги между прессом их тел. — И что твои руки всегда теплые, даже когда холодно. — Оу, прекрати уже, это становится неловко!       Нана убирает руки, чтобы прикрыть лицо и скрыть приливающий румянец. Несмотря на её слова, счастливая улыбка тронула её губы.       Шизуку снова садится, её тон становится отрезвляющим. — Ты тоже вытащила меня из моей раковины. — При виде скептицизма на лице Наны, она исправляет свое заявление, её серьезное выражение превращается в неохотную ухмылку. — Во всяком случае, немного. Я работаю вместе с другими волшебными девушками, чтобы защитить тысячи незнакомцев, чего я никогда не видела до того, как ты вошла в мою жизнь.       Шизуку откидывается на спинку стула, глядя на город с крышами, теперь сверкающими серебристо-белым. — Я не стала тем защитником, которым являюсь сейчас, пока не встретила тебя и не увидела, как сильно восхищаюсь твоим бескорыстием. И это восхищение постоянно растет. Всегда. Каждый день, который я провожу с тобой, — это еще одно Рождество, еще один подарок, который ты даришь мне так легко. Отдавать — все равно что дышать для тебя, и это то, что я люблю в тебе больше всего, Нана.       Шизуку заканчивает свою речь, поворачиваясь к Нане с самой непринужденной улыбкой, одна сторона её лица скрыта темными волосами, а другая широко открыта в тот редкий момент, когда все ее стены полностью разрушены.       Нана сидела молча, пока Шизуку наконец не исчерпала все свои слова похвалы. Покалывание началось в основании ее позвоночника, прежде чем перерасти в поток сильных эмоций, которые заставили ее глаза защипать от слез, а грудь болеть от радости. Сейчас её сердце колотится так же, как и на первом свидании.       По мере того как молчание Наны затягивается, улыбка Шизуку слабеет. — Я знаю, что не умею правильно подбирать слова ... — начинает она, но Нана перебивает ее: — Я всегда считала тебя такой классной, Шизуку. Ты казалась такой уверенной, такой бесстрашной. Я хотела узнать тебя так сильно, что это причиняло мне боль.       Она прижимает свои первые к груди, словно заново переживая эту смесь боли и желания. — И я оказалась прав. Ты всегда защищаешь меня. Я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем с тобой. — Нана делает глубокий, очищающий вдох. — ...или такой же сильной. И я просто знала, что из тебя выйдет замечательная волшебная девочка! В этом я тоже была права: мы действительно отличная пара.       Теперь настала очередь Шизуку выглядеть ошарашенной. Она не ожидала такого ответа — на самом деле она не ожидала никакого разговора, но хорошее вино, как правило, делает её сентиментальной.       Вот почему она вдруг встает и подходит к рождественской елке. Висячие безделушки и украшения меняют оттенки красного, оранжевого, желтого, синего и фиолетового, когда огни подмигивают ей, как подбадривающие друзья. Она протягивает руку среди ветвей, чтобы нащупать маленькую завернутую коробочку, приютившуюся в глубине ствола — там, где её не хватились бы, если бы она передумала, — и вытаскивает её. Подарок завернут скромно, не украшен ни лентой, ни бантом. Он тяжко весит вместе с возможностью в ее ладони. — Да, мы действительно хорошая пара, — говорит она, поворачиваясь к дивану и опускаясь на одно колено.       Любопытное выражение лица Наны сменяется выражением крайнего замешательства. — Я собиралась отдать это тебе завтра, может быть. Я думала об этом — если это было правильное время, если это был правильный выбор. Но мне надоело думать.       Шизуку предлагает подарок своей подруге, которая тянется к нему дрожащими пальцами. Они колеблются лишь мгновение, прежде чем она поднимает его и держит обеими руками, как будто не зная, что с ним делать. Она переворачивает его раз, другой, слезы сверкают на её ресницах, когда она смотрит вниз на крошечную, монументальную клятву, которую он подразумевает. — Да, — всхлипывает она. — Да, конечно.       Она тянется к Шизуку, протягивает руки и хочет обнять её за широкие плечи. Другая женщина встречает ее со вздохом, прижимая к себе через подлокотник дивана. Она дрожит от собственных слез. Нана утыкается лицом в шею Шизуку и плачет вместе с ней, а простая коробочка с простым обручальным кольцом страстно прижимается к её спине.       Снаружи последнее окно темнеет в ожидании белого обещания, которое принесет утро.