***
С тех самых пор они проводят почти все свободное время в компании друг друга — сначала Сынмин хвостиком бегал за старшим, приходил на каждой перемене и ждал после уроков, а потом Чанбин так свыкся с этим, что они стали развлекаться вдвоем не только в школе. Чем больше Чанбин узнает о Сынмине, тем больше тот кажется чудным. У Сынмина нет смартфона, и он сильно удивляется технологиям и тому, на что способна эта маленькая коробочка. Непривычно видеть в наше время такого человека, думается Чанбину, но в то же время — это он до переезда сюда жил в соседнем городе побольше, может просто родители Сынмина считали, что телефон тому не нужен. В этом маленьком городе торговых центров даже не было, может не так уж и странно встретить такого человека. На следующий же день после знакомства с передовыми технологиями, Сынмин счастливый прибегает в Чанбину в класс и показывает — у него теперь тоже есть смартфон. Парню так льстит привязанность этого чуда, что после уроков они остаются, и он учит того всяким современным фокусам, на которые способен обычный телефон. Чанбин узнает, что Сынмин не дружит с естественными науками, зато очень силен в истории и литературе, а еще его почерк невозможно разобрать. У Сынмина никогда нет с собой денег и обеда, но все в школе его подкармливают. Он не голодает, но почему-то Чанбин чувствует ответственность, поэтому иногда просит маму приготовить целых два бенто и угощает своего друга. Сынмин никогда не пробовал европейские сладости, поэтому, впервые приглашая того к себе домой, Чанбин покупает на свои карманные целый круглый торт с клубникой и с довольным лицом наблюдает, как сверкают глаза у ребенка напротив при виде десерта. Чанбин не решается спросить, как живет Сынмин — отсутствие денег и обеда складываются в не самое приятное впечатление, да и тот никогда не зовет к себе в гости. Старший старается эту тему не поднимать, чтобы не задеть Сынмина, потому что понимает, что не хочет видеть его грустное лицо. Сынмин чудной, но такой уютный, у него мягкий голос и яркая улыбка. Он кажется фиалочкой, но всегда напрямую говорит, если его что-то не устраивает. Его действительно любит и знает вся школа, учителя не ругают, а ученики всегда помогают и обращаются дружелюбно. А еще, спустя время, Чанбин понимает, что не только его признание в любви — в речи младшего в целом частенько мелькают устаревшие выражения. Это по-своему очаровательно, или по крайней мере очень сильно очаровывает самого Чанбина. Все эти милые странности кажутся милыми первый месяц их дружбы. Чанбин придумывает в своей голове оправдания каждой из них — и то, что он, может, живет со стариками, и что денег у них не много, и что тот стесняется приглашать к себе. Вроде логично. Логично же? Перед сном Чанбин задает себе этот вопрос, и решив, что все в порядке, проваливается в сон. Сынмин пусть и чудной, но Чанбин уже по уши влюбился. Странности перестают казаться милыми в тот момент, когда в обычном разговоре с одноклассниками — самом простом, о том, кто чем занимался в средней школе — кто-то вдруг говорит, что учился вместе с Сынмином. Чанбин не может пройти мимо этого, ему хочется узнать, каким этот парень был в средней школе — и он интересуется. Только вот несколько одноклассников, которые учились в разных школах, описывают Сынмина одинаково и так, будто все учились вместе с ним. Чанбин сначала решает, что это у него мозги поехали, ну или может Сынмин просто тоже переводился? Описание самого парня совпадает у всех — они даже начинают обсуждать и вспоминать, каким он был, и никто не чувствует этого диссонанса. Чанбин чувствует и очень сильно. Он спрашивает еще несколько одноклассников, но все поголовно утверждают — Сынмин учился с ними в одной школе. Почувствовав, как процессор в голове просто уже перегревается, он срывается и спрашивает на весь класс — неужели никому не кажется странным то, что Сынмин учился в одной средней школе с каждым в классе. Перегрузка системы случается в тот самый момент, когда класс с непониманием смотрит на парня и спрашивает в ответ — а что, должно? В тот день Чанбин уходит с уроков пораньше, потому что мозг кипит и отказывается воспринимать полученную информацию. Что-то здесь не так, что-то явно не сходится. Сынмин не просто чудной, Сынмин странный. Чанбин ничего не понимает, поэтому просто заваливается на кровать под недовольные крики сестры, накрывается одеялом и решает, что сон сейчас будет лучшим решением. Когда он просыпается, то чувствует себя совсем расклеенным. Тело ломит и спустя несколько секунд охватывает озноб. — Хён? — слышится тихий голос сбоку. Когда Чанбин поворачивает голову, то видит перед собой обеспокоенное лицо Сынмина. — Я услышал, что ты ушел с уроков и забеспокоился. Ты в порядке? — А… нет… — также негромко отвечает старший, немного приподнимаясь на кровати. — Температура, похоже. Как ты сюда попал? — Я пришел тебя проведать, твоя сестра меня пустила, — Сынмин чуть улыбается. Чанбин смотрит на него и не знает, что думать. Впервые у него подскочила температура от обычных переживаний. — Спасибо… но я пожалуй еще посплю, ты можешь идти домой, — Чанбин не уверен, что сможет разговаривать в таком состоянии и в спутанных мыслях. Парень наблюдает, как Сынмин поднимается с пола и аккуратно садится на край чужой кровати. Он наклоняется к старшему и аккуратно целует в лоб. Сердце в груди делает кульбит, а дальше он просто снова отрубается — так позорно и бесцеремонно. Когда Чанбин просыпается второй раз, то чувствует себя бодрым и полным сил, а от ощущения температуры не осталось и следа. Сердце, конечно, заходится танцами, стоит вспомнить этот милый жест со стороны Сынмина, но вся ситуация покоя не дает. — Сеструх, — зовет он, выглядывая из своей комнаты, но та не отзывается, поэтому он недовольный спускается на первый этаж и находит ее в гостиной. — Слушай, сколько Сынмин у меня просидел? — Сынмин? — девушка оборачивается и лишь хлопает ресницами. — Кто такой Сынмин? К тебе никто не приходил. — Что?..***
Когда Чанбин решает всерьез разобраться, в чем дело, выясняется много очень и очень странных подробностей о Сынмине. Например то, что о нем почти ничего не известно. Он выбирает моменты, пока того нет, и спрашивает его одноклассников о том, где живет Сынмин — никто не может назвать точный адрес, а те, что называют, указывают совершенно разные улицы и дома. И никому не кажется это странным. Никому, кроме Чанбина. Он расспрашивает знакомых о том, знает ли кто о родителях Сынмина, но люди, которые утверждали, что учились с ним в одной средней школе, ничего не знают. Никто и никогда не видел его родителей ни на собраниях, ни на церемониях. Никогда. Когда Чанбин пытается добраться до хоть каких-то официальных записях о таком человеке, как Ким Сынмин, он сталкивается с проблемами одной за другой. Классный руководитель Сынмина, у которого старший просил адрес того, вдруг теряет записку, на которую выписал его, и просит зайти позже. Преподаватели путаются в описании его родителей, хотя однозначно должны были с ними общаться. Никто из родных самого Чанбина не помнит никакого Сынмина, про которого он рассказывает, хотя тот пару раз здоровался с его матерью, когда приходил в гости, и даже немного общался с сестрой Чанбина. Но все они поголовно утверждают, что он никогда не приводил друзей домой. Все то время, что Чанбин пытается разобраться, он неосознанно избегает Сынмина. Когда тот появляется в поле зрения, старший делает вид, что очень куда-то спешит и просто-напросто сбегает. Он не может спросить у того напрямую, но и разговаривать с ним, когда он совершенно не понимает, что происходит, тоже сложно. Доходит до того, что он следит за Сынмином после уроков, чтобы понять, где тот живет. Ему нужно четкое доказательство того, что у него не поехала крыша — так он оправдывает свое поведение, но теряет младшего из вида почти сразу, как тот заворачивает на перекрестке, где они обычно расходились. Ему нужно лишь что-нибудь, что угодно, что сможет подтвердить существование Сынмина. Но когда он умудряется заполучить журнал класса, в котором учится младший, сталкивается с тем, что его имя там отсутствует. Его там просто нет — количество ребят, которые учатся в этом классе, ровно на одного меньше, чем нужно, чтобы там был Сынмин. — Хён? — Чанбин резко разворачивается и роняет журнал из рук. Сынмин стоит в дверном проеме пустого класса и смотрит на него. — Что ты делаешь? — А, я, нет, просто, — Чанбин суетится, подхватывает журнал и кладет его на место. Он не придумал себе подходящее оправдание, но Сынмин почему-то не спрашивает его вновь, лишь подходит и берет парня за руку. Мило улыбается. — Сегодня ты не занят? Мы давно не возвращались вместе домой, — он тянет старшего к выходу из класса, и Чанбин не может сопротивляться. Ему больно. Он на самом деле успел соскучиться по их бессмысленным разговорам, по сверкающим глазам Сынмина, когда тот что-то ему объясняет. По его неуклюжести и тактильным привычкам. — Кто ты? — спрашивает Чанбин, после чего Сынмин останавливается посередине школьного коридора. Он все еще держит того за руку, но не поворачивается, а Чанбин не уверен, что не жалеет о том, что спросил — но назад уже не открутить. Ему необходимо знать, кто такой Сынмин. Что он такое. — Эх-х, — вздыхает младший, разворачиваясь. Он смотрит Чанбину прямо в глаза, и тот не может отвести взгляда. — Ты смотришь именно на меня. Чанбин не понимает, что тот пытается этим сказать, но он прав. Чанбин смотрит на Сынмина, и хочет, в конце концов, понять его сущность. — Прости, без твоего согласия я не могу забрать тебя с собой, — Сынмин отпускает руку Чанбина и улыбается как-то очень грустно. — Ты так и не ответил мне. — О чем ты? — не понимает Чанбин. Какое еще к черту забрать? Куда? — Что ты такое? Сынмин не отвечает, хватает Чанбина за воротник пиджака и целует. Бесцеремонно, напористо и без возможности отступить — несколько секунд старший чувствует абсолютную власть этого человека над собой. — В следующий раз принеси мне юзу, — шепчет Сынмин в чужие губы, и смотрит прямо в глаза. Все внутри Чанбина сворачивается в трубочку. — И все же попроси что-нибудь.***
С тех пор Сынмин больше не появляется в школе. Когда Чанбин спрашивает его одноклассников, те утверждают, что в их классе нет никого с таким именем, а стоит позвонить по номеру его телефона — он попадает на какого-то парня из параллели. Ни учителя, ни ученики не помнят Сынмина, прямо как его семья. В мире не было доказательств существования Сынмина, и теперь из мира исчез он сам. Когда Сынмин был рядом, Чанбин больше чувствовал неправильность этого мира, но стоило тому исчезнуть — он ни секунды не задумывается о том, что мог выдумать этого парня, как раньше. Необходимость в доказательствах пропала, но сам Чанбин целиком и полностью убедился, что Сынмин существовал. Он его помнит, он помнит, как весело они проводили время, помнит их немного неловкие объятья, любознательность Сынмина, вечера, проведенные в классе за бессмысленными беседами. Чанбин неделю живет с пониманием, что Сынмин просто сбежал от него. Почему он в этом так уверен — он не может сказать наверняка, но точно знает. Младший просто испугался и сбежал, стер воспоминания о себе у всех и спрятался где-то. Чанбин не особо верит в мистику, но ради Сынмина поверит. Незаметно подкрадываются летние каникулы, но у Чанбина никаких планов нет — за все время, проведенное с Сынмином, он не успел полноценно подружиться ни с кем из одноклассников, поэтому планировал проваляться дома все выходные. Он надеялся найти Сынмина, но как? Где? Он даже не имеет понятия, кем был этот парень, к экстрасенсу прикажете обращаться? Чанбин мотает головой — он уже видел цены. Нет уж, спасибо, его карманных денег на это не хватит. — Сеструх, — начинает парень, валяясь на полу под вентилятором в попытках выжить в невыносимую жару, — а что такое юзу? — Ты совсем крышей поехал? — смеется сестра, а потом вдруг будто что-то вспоминает. — А. точно, ты ж никогда не пробовал их. Фрукт такой. Что-то между мандарином и лимоном. — Ммм, — мычит парень в ответ, уставившись в потолок. С чего бы Сынмину просить в следующий раз принести юзу? Какой еще следующий раз? А каких-нибудь подсказок по-конкретнее он не мог дать, где его искать? — Кстати говоря, — вдруг продолжает сестра, — говорят, что местное божество любит юзу. В торговом квартале старушки обсуждали, что сейчас их уже не так часто покупают, как раньше. Шестеренки в голове вдруг встают на место и начинают крутиться с бешеной скоростью. Этот придурок. Еще бы тоньше намекнул, честное слово. Чанбин подрывается с пола, кричит сестре, что выйдет погулять, и слышит вслед лишь недовольное «кепку надеть не забудь». Юзу ему еще нести, ишь чего захотел. Может еще обед приготовить ему и дома убраться?! А- Чанбин это уже делал. Он все же заходит в фруктовый магазин в поисках этого самого юзу, но вспоминает, что выбежал без каких-либо денег. — Не часто в последнее время у меня брали юзу, — улыбается старушка-продавщица, но Чанбин лишь истерично смеется в ответ. — Хотел было, но забыл деньги… подождете немного? Я тут недалеко живу… — Ах, постой, — просит женщина, — возьми так. Но при условии — отнеси парочку в храм на холме? Мне уже тяжело подниматься туда. Чанбин стоит в непонимании с врученным пакетом юзу, но потом кивает головой и почему-то улыбается. Кричит напоследок, что для этого и хотел их купить, а потом бежит к лестнице на холм. Сынмин просил в следующий раз принести юзу. И все же попросить что-то — в прошлый раз он не знал ничего о боге того храма, поэтому ничего не пожелал, но сейчас в сердце припрятана одна просьба — и он обещает себе, что заставит Сынмина ее исполнить, чего бы тому это ни стоило. — Э-э-эй! — кричит Чанбин, забегая на территорию храма, — этой, Сынмин! Я принес юзу, как ты и просил! Святилище и окружающий его лес отвечают парню абсолютной тишиной, лишь его собственный голос отражается еле слышным эхом от деревьев. Он проходит дальше, обходит колокол и касается рукой дверей. Аккуратно тянет в сторону и заходит внутрь храма. Тут все еще лучше, чем было, когда он пришел сюда в первый раз, но не помешало бы пройтись метлой еще разок. Чанбин помнит, где оставил ее и принимается за уборку. В этот раз не бубнит ничего под нос, лишь думает, что по Сынмину этой метлой тоже не помешало бы пройтись. Закончив, он садится перед алтарем и аккуратно выкладывает на него несколько юзу. — Я переехал сюда за пару дней до нашего знакомства, придурок, — говорит он в пустоту, но на самом деле тому, кто абсолютно точно его слышит, — откуда мне знать, что ты любишь юзу? А если бы я сообразил об этом через десять лет? — Не страшно, — слышится мягкий голос за спиной, но Чанбин не спешит оборачиваться, — десять лет это всего лишь каких-то десять лет. — Для тебя может это и какие-то десять лет, а я бы уже дяденькой был, — Чанбин поднимается с пола так резко, чтобы Сынмин точно не успел сбежать, и, развернувшись, хватает того за руку. Он видит перед собой Сынмина в кимоно и красивом расписном хаори. Весьма солидный вид для божества заброшенного храма. Скажи он такое вслух — на него бы стоило наслать пару проклятий за такое неуважение, но Сынмин лишь с испугом в глазах наблюдает за Чанбином. — И куда делась вся твоя уверенность, с которой ты признавался мне в любви? — усмехается парень. Сынмин меняется во взгляде, вырывает свою руку и смотрит так пронзительно, что ни на секунду не появляется сомнений — это точно божество. — Ты хоть понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? — его голос звучит громче в несколько раз, и стены святилища будто дрожат, что заставляет Чанбина на секунду испугаться. — С тем, с кем месяц назад целовался, а что? Сынмин внезапно покрывается румянцем и начинает размахивать руками с длинными рукавами хаори и что-то возмущенно вопить и топать ногами. От этого зрелища хочется рассмеяться, и Чанбин позволяет все же себе немного хохотнуть в кулак. Какое это божество — обычный недовольный ребенок. — Сынмин, — зовет он, но тот все еще очень занят возмущениями, — Сынмин. Сынмин, я принес тебе юзу — теперь я должен что-то попросить? Тот наконец останавливается и смотрит на Чанбина, надув красные щеки чуть ли не до размеров этих самых юзу. — Да, — отвечает тот, — но сделай все по правилам. Чанбин кивает и выходит на улицу к колоколу перед входом в святилище. Они всегда ходят в храм на первое января, поэтому правила он знает. Сынмин стоит в дверях, скрестив руки на груди — и не скажешь, что это божество, скорее обычный школьник, вырядившийся в красивые одежды. Чанбин вновь чуть тихо смеется и наконец звонит в колокол. Два поклона. Два хлопка. «Прошу, отдай мне Сынмина» Поклон.***
— Я слышал, ты связал свою жизнь с человеческим ребенком? — хитро улыбается кицунэ, развалившись на траве в обнимку с бутылкой саке. — Жалеть не будешь? Он не займет и сотой доли твоей жизни… — Мнение глупого лиса я не спрашивал, — огрызается Сынмин, делая глоток рисового вина. — Я сам этого пожелал. Хоть и раскрывать свою сущность в мои планы не входило. Лес за храмом Сынмина глубокий, в нем живет множество ёкаев и несколько богов, охраняющих его покой, и изредка они собираются и устраивают фестивали — пьют, играют в человеческие игры и развлекаются, как подобает существам не от мира сего. — Только не приходи ко мне плакаться, когда твой человек умрет, — дуется лис и пьет прямо из бутылки. — Мой человек обещал, что мне больше никогда не будет одиноко, — чуть улыбается Сынмин, поднимая взгляд на полную луну на небе. — И знаешь, я ему верю. Люди намного сильнее и изобретательнее, чем нам порой кажется.