Райские птички

На поиски ушло больше времени, чем следовало, учитывая все обстоятельства. С другой стороны, я не очень активно искала эти… скелеты. Не нужно было выходить на улицу, чтобы понять размеры дома и прилегающей территории. Я преуспела в наблюдении за миром изнутри, поэтому многое увидела, просто глядя в окно. Деревьев было очень много. Они демонстрировали просторы пышной зелени. Задняя часть дома была красивой. Кто-то до него, наверное, создал всю эту красоту. Он на такое не способен. Большой внутренний дворик загораживали французские двери, там стояла красивая бледно-коричневая плетеная мебель, большой кирпичный камин на открытом воздухе и заросшая дорожка. Я вспомнила одну из моих самых любимых книг - «Таинственный сад». Потому что, несмотря на всю свою красоту, в нем была тайна. Не те безобидные тайны, что существуют в книгах, а уродливые и опасные. Зная владельца этого дома, я подозревала, что красота сада была построена поверх разлагающейся плоти. Может быть, не настоящие тела и скелеты - хотя я думала, что они тоже есть, - а что-то более зловещее, что висело в воздухе вокруг. По бокам были деревья, окружающие дом. Пейзаж был ровным и зеленым до самого края горизонта, где холмы выступали из равнин, обрамляя мою тюрьму в красоту. Они были видны поверх кирпичного забора, окружающего дом, на нем рос зеленый плющ. Окна в передней части дома показывали широкую подъездную дорожку, но главного входа не было видно за деревьями. Я догадалась, что она заперта. Хотя какая разница. Я была уверена, что мой убийца с радостью даст мне все необходимое, чтобы выйти за ворота поместья, если я этого пожелаю. Я действительно хотела уйти. Неистово. Настолько сильно, что меня это душило. Но я никуда не собиралась. Я все еще могу дышать здесь, в этом затхлом воздухе разложения. С трудом, но я справляюсь. Снаружи, на свежем воздухе, я задыхалась. Это прекрасное голубое небо обрушится и раздавит меня. Бегство наружу не было хорошим вариантом. Поэтому я осторожно всё исследовала. Я не подглядывала, потому что это было как-то неправильно. Грубо. Что было забавно, ведь я не гостья, а пленница. Он сказал мне, что я могу уйти, когда захочу, и я была уверена, что это правда, но я все еще была пленницей из-за него. Потому что он прорвался сквозь мои тонкие, как бумага, стены и потом разорвал все это в клочья. Но я все равно чувствовала себя странно и не стала скрываться от своего убийцы. Я слонялась вокруг, мои глаза скользили по предметам в разных комнатах. Иногда трогала пальцами, но не открывала закрытые вещи, не рылась в ящиках, не взламывала замки. Я просто бродила. В конце концов, это было частью моей рутины. После йоги, приняв душ, покушав, поработав на ноутбуке, бесцельно уставившись в окно и поиграв мыслью о самоубийстве, я ходила по дому. Первый этаж состоял в основном из развлекательных комнат и похожего на пещеру фойе с мраморными полами и двойной лестницей, поднимающейся в глубь дома. Я ненавидела фойе. Независимо от температуры в доме, там всегда было холодно. Тут меня дразнила входная дверь. Уйти я не могла даже под собственным контролем. Двойные двери в передней части дома были похожи на два непреклонных глаза зверя, который обещал сжевать меня, если я подойду слишком близко. Эти двери для храбрых и живых. Я не была ни той, ни другой, поэтому никогда не подходила к этим дверям, к свободе. Нет, я обходила их и продолжала свои странствия. И вот тут-то я его нашла. В самом конце дома, с другой стороны от того, что я начинала называть «своей стороной». Я инстинктивно знала, что это его сторона. Конечно, весь дом принадлежал ему, но тут был он. Тени будто множились, покрывали каждый квадратный дюйм коридора и меня. Сильный запах кедра и чистого белья смешивался с леденящим душу запахом смерти. Это был его запах. Застилающий воздух. Мое сердце превратилось в бомбу в груди, как будто скоро взорвется, если я сделаю неверный шаг. Эта перспектива пугала меня, вызывала отвращение, но в то же время и соблазняла. Я хотела этого. Его. Хотела встретиться с его пустыми и жестокими глазами, его привлекательным образом, скрывающим монстра. Но если присмотреться повнимательнее, можно понять, что он вовсе этого не скрывает. И я поняла, что жажду этого. Я провела всю свою жизнь среди монстров, маскирующихся под людей. Они меня не пугали. Но этот человек, который не носил маску, пугал. Он напугал меня и окутал своей тьмой. Поэтому я прокралась глубже в темный коридор, минуя лестницу справа, чувствуя магнитное притяжение к двери в конце. Было странно, что я не могла даже стоять в метре от входных дверей, но мои пальцы схватились за эту холодную медную дверную ручку и повернули ее без колебаний. Может быть, у меня было желание умереть. Может быть, я хотела найти его здесь, поймать его магнетический взгляд, а потом посмотреть, как он убьет меня, наконец. В комнате не было ни его магнетического взгляда, ни моей смерти. Но она была полна других вещей, купающихся в янтарном свете. Была середина дня, но все тяжелые бархатные шторы задернуты, и в воздухе висела тень, которая доказывала, что солнечный свет не часто согревал эту комнату. В углу располагался камин, вокруг которого стояли два больших кожаных кресла, а между ними - богато украшенный дубовый столик. Я шагнула вперед, позволяя комнате поглотить себя. Оглядевшись, я немного разочаровалась. Не знала, чего ожидала: скелеты вдоль стен, трупы, свисающие вниз головой с потолка, женщины в клетках, что-то безумное, что будет соответствовать злу в глазах мужчины. Но нет, несмотря на тень и угрозу, витающую в воздухе, тут было… нормально. Будто логово богатого бизнесмена средних лет, куда он пришел, чтобы сбежать от назойливой, напичканной ботоксом жены и одетых в «Ральф Лорен» детей. В одном конце комнаты, перпендикулярно камину, стоял полированный и дорогой на вид деревянный письменный стол. За ним кожаное кресло. Стол был опрятен, с настольным двухэкранным компьютером и множеством дорогих ручек, коробкой сигар. Там были ручки, но не было бумаги, что показалось мне странным. Когда мои ноги понесли меня дальше в комнату, все внутри нее окутало меня. Было холодно, несмотря на влажный воздух, холод от него остался. Мои руки скользили по полированному дереву стола - ни пылинки. Я взглянула на стену с книгами от пола до потолка. Между стеной и спинкой стула было достаточно места, чтобы удобно втиснуться. Я осмотрела книги, нахмурившись, пытаясь понять, зачем они здесь. У него была целая библиотека. Эти книги - я взяла «Нарисованные из Рая» - могли бы легко поместиться на некоторых пустых полках в той библиотеке, зачем они тут стоят? Я смотрела на корешки, понимая, что каждая книга была на одну и ту же тему. Птицы. — Странно, — сказала я вслух. Я внимательно изучала книги, чтобы убедиться, что там нету «Десять лучших способов спрятать тело» или что-то подобное. Но с другой стороны, этот человек - тот, чье имя я до сих пор не знаю, - не производил впечатления парня, который прячет трупы. Я лениво размышляла, какие улики остались в моем фермерском доме в глуши. У меня не было работы - никто не заметит мое отсутствие, не было семьи или супруга, чтобы сообщить о моем исчезновении. Для своего мужа и семьи я уже пропала, к их счастью. Никто не будет скучать по мне. Курьеры бы сами заметили мертвую тишину дома: тот факт, что я не открываю дверь, нагромождение пакетов. Но они знали о моем состоянии или, по крайней мере, догадывались. Они, вероятно, подумают, что кто-то из моих родственников или друзей помог мне. Вряд ли они подумают, что я настолько интересна, чтобы меня похитил наемный убийца, питающий странное пристрастие к птицам. Я еще не до конца верила в реальность происходящего. Я думала, что лежу на деревянном полу своего дома, полузамерзшая, полумертвая. В середине моих мыслей и надежд о том, какую реальность я предпочитаю, мои глаза что-то уловили. Отблеск в тусклом свете. Я прищурилась и посмотрела вниз. Защелка. Не совсем скрытая, но и не слишком заметная. Она зажата между двумя толстыми книгами, и мне хватило места, чтобы зацепиться пальцем за холодный металл и потянуть. «Именно здесь я найду трупы», — подумала я. Когда стена с книгами распахнулась и сенсорная лампа осветила комнату, я поняла, что была права. Там я и нашла трупы.

***

Мертвые существа были вставлены в рамки. Сохраненные в стекле, они красовались на фоне абсолютно белой стены позади них. Эти рамки были повсюду. Умело расставленные, каждая выделялась. Это кладбище на стене не выглядело безвкусным. Мне не хотелось этого делать, но я шагнула в комнату. Тут было прохладнее. Мои глаза бегали вверх и вниз по стенам, рассматривая каждую грань вещей в рамах во всей их ужасной красоте. Конечно, это не люди, а птицы. Красивые, неповторимые птицы. Таких я раньше не видела. Одна была с черной, как ночь, головой и шеей, поразительно ярким бирюзовым туловищем. Яркий пух цвета тлеющих углей освещал хвост существа. Другая была похожа на цветущую лилию: настоящая акварель из оранжевого, голубого и фиолетового. Та, что висела рядом, была вся черная и резко контрастировала с остальными в комнате. У нее был великолепный хвост, вдвое длиннее тела. Я двинулась вперед, очарованная простой и волшебной красотой этого места. Мои пальцы зависли над стеклом: угольные перья выглядели так, словно принадлежали крыльям ангела. Неожиданно слезы защипали мне глаза при виде такого великолепного и фантастического существа, имитирующего полет, но застывшего в стеклянной клетке. Когда я подошла ближе, то увидела мордочку, смотревшую на меня мертвым взглядом, как тот человек много лет назад. Глазки цвета обсидиана. Перья под конец хвоста становились светлее, почти металлически-зеленые превращались в фиолетовые с крапинками оникса. Очень красивая птица, но ее красоту не заметишь беглым взглядом. Только при ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что она так же красива, как и другие. Даже больше. Потому что только те, кого тянуло в пустоту, которые подходили близко, могли увидеть ее великолепие. Мне хотелось сорвать рамку со стены, разбить ее, дать птице свободу летать. Но было уже слишком поздно. Для мертвых не было свободы. — Сакабула, — резкий голос прорезал тишину комнаты. При этом единственном слове температура в комнате мгновенно упала. Он сделал это своим присутствием. Я не обернулась, но нарастающий холодок на затылке подсказал мне, что он приближается. — Более известная как «длиннохвостый бархатный ткач», но я предпочитаю другое название, — сказал он мягким, но в то же время многогранным голосом. — Встречается в кенийском нагорье, Анголе, южном Заире, Замбии и Южной Африке. Я затаила дыхание, когда он подошел ближе. — Я привез этот экземпляр из Кении, — сказал он все еще ровным, но резким голосом. Его ледяная аура окутала мою спину, и я знала, что он был в нескольких дюймах от меня. Как только он снова заговорит, я почувствую его дыхание на своем затылке. Я должна была двигаться, убежать, хотя бы посмотреть ему в лицо. Но ничего не сделала. Я встала перед застывшей красавицей и приготовилась к ледяной угрозе позади себя. — Птица семейства ткачиковых, названных в 1758 году Карлом Линнеем, — продолжал он. — Это самка. Некоторые исследователи нашли доказательства, свидетельствующие о женском выборе в половом отборе. Его голос был таким же обсидиановым, как птица передо мной. Теплое дыхание у меня на затылке контрастировало со льдом его ауры. — Это указывает на компромисс между сексуальной привлекательностью и физическими ограничениями в отношении эволюции сексуальных украшений - мужчины включают комфорт для эстетической привлекательности. Интересная подрывная деятельность человеческого эквивалента, — его тон был смертельным, дыхание ядовито пьянящим и ровным, но чистая угроза исходила из самой его сердцевины. Что-то плотское, что-то темное и зловещее во мне проснулось вместе с маленькой искоркой обольщения, исходившей от его рокового тона. — Интересно, что самец имеет хвост длиннее, чем самка, часто более двадцати дюймов в длину, и самка, как было доказано, предпочитает самцов с наиболее длинными хвостами. Он придвинулся ближе. Холод его души просочился в мои кости, несмотря на то, что это было технически невозможно; мурашки на каждом дюйме моей кожи говорили о другом. — Это несмотря на то, что более длинные хвосты вредны для выживания самцов. Они имеют меньшие шансы на выживание, но более склонны привлекать самку. Пряди моих волос упали на спину. Движение было таким легким и незаметным, будто это был легкий ветерок, сквозняк. Но воздух тут неподвижен, как в могиле. — Самцы в буквальном смысле отказываются от своего выживания, чтобы найти самку, — пробормотал он. — Они подвергают себя опасности, противостоя силам естественного отбора… ради самки. Мои волосы вернулись на спину. Я могла бы вообразить это прикосновение в состоянии ужаса. Но я не чувствую ужас, а что-то другое. Влечение? Нет, нечто худшее, темное, гораздо более роковое, чем простое влечение. Люди снимали целые фильмы о том, как смертельно притягательны женщины, и мой похититель говорит что-то подобное? Сейчас не время размышлять о таких вещах. Это первый раз с тех пор, как я проснулась, как снова стала чем-то похожим на человека, когда я столкнулась с ним. Я медленно и целеустремленно повернулась. В какой-то момент он отодвинулся, как будто понял, что я собираюсь посмотреть на него, как будто он и сам боялся прямой близости. Но, кажется, все это притворство. Или я слишком много думаю? Или недостаточно? Он был суровым, резким на фоне белых стен, белого ковра и поразительной трагической красоты вокруг. Он во всем черном, под стать его душе. Еще один костюм. Искусно скроенный. Прожив в его доме около двух недель, не считая время, проведенное без сознания, я предположила, что всё, чем он владеет, должно быть только самого высокого качества. Он окружил себя роскошью. Красотой. Напрашивался вопрос: почему я здесь, среди всего этого? Я не была роскошной или красивой. Я была грубой и полной противоположностью этим вещам. — Что это за место? — спросила я его ледяные глаза. Он ответил не сразу и даже не через несколько мгновений. Мы подвисли во времени, как существа на стенах, окружающих нас. — Ты уверена, что именно этот вопрос хочешь задать? — сказал он наконец. Я моргнула. Что-то начало трескаться под слоями льда, которые он создал своим присутствием. Что-то раскаленное добела. Гнев. Чистый, неподдельный гнев. — Ты совершил ошибку, не убив меня, — выплюнула я, мое внимание переключилось с комнаты на более насущную ситуацию. Он холодно посмотрел на меня. — Это не вопрос, — он долго выдерживал мой взгляд, прежде чем ответить. С другой стороны, такая скудная вещь, как взгляд от чего-то столь жалкого, как я, точно не испугал бы этого человека. — Может быть, — согласился он наконец. Я усмехнулась его невозмутимому виду. Ненавижу его. — Какое еще к черту «может быть»? — заорала я. — Если ты не заметил, у меня больше нет сил на это дерьмо, — я помахала руками вверх и вниз по телу, как будто это показывало трещины в моей психике снаружи. Не то чтобы он этого не видел. Он был свидетелем моего психического срыва, видел каждую уродливую часть меня. Еще он был причиной всего этого. Он не двигался. — Я заметил. Я все замечаю, Элизабет. Я рассмеялась. Звук был холодным и уродливым, но каким-то образом подходил к этой комнате тошнотворной красоты. — О да, — прошипела я. — Ты все замечаешь. Ты знаешь все о боли, страдании, смерти и уродстве, а значит, ты знаешь все обо мне, верно? Потому что я полностью состою из этих терминов. На этот раз я жестикулирую более яростно. — Может быть, именно поэтому ты не убил меня, — сказала я, решив, что мне почудился блеск в его глазах, который последовал за моими словами. Это означало бы реакцию. Или эмоции. — Меня не интересует, зачем я здесь, — солгала я. — Важно то, что я здесь. Хорошо это или плохо, но я теперь постоянный житель твоего маленького мавзолея. Мое уродство означает, что я не могу уйти, если только ты не захочешь меня выбросить на какой-нибудь дороге. Я посмотрела на него. — И я уверена, что это приходило тебе в голову раз или два. Но поскольку ты все это знаешь, то понимаешь, это - все равно что всадить пулю мне в голову. Итак, мы возвращаемся к нашей первоначальной проблеме. Ты ведь спас девушку, верно? Может быть, для того, чтобы на твоей полуночной душе осталась хоть одна маленькая светлая отметина, не знаю. Мне все равно, — еще одна ложь. — Но причина не имеет значения, ведь то мгновенное решение, которое ты принял в темноте той ночью, имеет необратимые последствия. Ты сам выбрал для меня жизнь. Я втянула в себя воздух, полный битого стекла, излияния моей боли, моего отчаяния, моей правды. Кроме того, это было самое большое количество слов, которые я произносила за последние недели, и у меня пересохло в горле. До сих пор я никогда не кричала. По целому ряду причин. Во-первых, мамины правила приличного поведения запрещали такие безудержные взрывы эмоций. Во-вторых, кричать было бессмысленно. В моей семье, в моем браке, в моей жизни. Крик во всю глотку ничего не даст. Крик привлекает внимание, помощь, спасение. На такую роскошь я никогда не надеялась. Крик не дал мне ни помощи, ни спасения. Но я привлекала к себе внимание. От человека, который видел, как я кралась по дому, который пришел на встречу с моим отцом. Для отца я была объектом, чем-то, что можно было отдать. Деловой услугой. И сказать «нет» одному из крупнейших торговцев оружием в стране - верная смерть. Мой отец был очень привязан к выживанию, поэтому он без угрызений совести обменял мою жизнь на свою. Потребовалось время, чтобы все решить, спланировать. Мой отец был скрупулезен в планировании. Не потому, что я была его младшей дочерью, и он беспокоился о моей судьбе. Нет, потому что это было важно для него. Это должно было случиться. Даже несмотря на то, что он слышал о намерениях моего мужа. Его бывшие жены похоронены в неглубоких могилах. «За что ты так со мной» не помогало - ему просто было все равно. И маме тоже. Ни братьям, ни сестрам. Все они принадлежали к одной и той же хладнокровной династии. Я не кричала ни на одном этапе того процесса. Ни когда отец сообщил мне о моей судьбе. Ни после первой встречи с Кристофером, когда он потряс мою душу безудержной жестокостью в глазах. Ни в день свадьбы. Даже не в ужасную брачную ночь. Или много ужасных ночей и дней. Ни даже в тот день, когда я потеряла дочь. Или в тот день, когда Кристофер буквально вышвырнул меня на улицу. Слова меня ранили и калечили, но я ничего никогда не говорила в ответ. До сих пор. Перед моим убийцей, в окружении его прекрасных трупов. Мои крики не даруют мне от него спасения. Я не искала спасения. В конце концов, кто ищет помощи у проклятых? Да и он не собирался мне помогать. Самое близкое похожее на помощь, что он сделал (я подозревала, что это единственный раз в его жизни), - он не убил меня. И даже это еще может изменится. Я подозревала, что моя смерть все еще давит ему на душу. Но я привлекла к себе какое-то внимание. Что-то такое тяжелое, что могло соперничать с тяжестью неба, с моей печалью. Он просачивался в каждую часть меня. Его взгляд, каждый дюйм его тела был сосредоточен на мне. Лился на меня. В меня. Это внимание было кисло-сладким. Это не было жестокостью моего бывшего мужа и его садизмом. Это было что-то из той же участи, но не такое раскованное. — Ничто не вечно, — сказал он. — Даже смерть, — он оглядел комнату. — Все мы в конце концов увядаем и разлагаемся. Всё становится ничем. А потом он повернулся и вышел.