Ожидание императора

Искореженные трубки, кабели с оплавленными пучками жил, гарь, потеки изоляционной пены – внутренности металлического животного, израненного в бою, раскрыты и обнажены. Гудит сварочный аппарат, едкий дым клубится над вывернутыми листами брони. Металл плавится, растекается, остывает. Михель накладывает хирургически точные швы, соединяя листы внутренней обшивки. Коридоры вычищены, разбитые листы переборок заменены на новые, лишь немногочисленные зарубки на стенных панелях напоминают о кровавой бойне, разыгравшейся на верхней палубе императорского флагмана. Вместе с двумя десятками товарищей третий механик Михель Шульц возвращает к жизни поверженную валькирию. После ремонта ее покрасят – она снова станет белой, как платье невесты, как погребальный саван – наряд для последнего путешествия. А пока она лежит в доке, словно туша белого кита, надежно схваченная балочными держателями. Для императора – невеста и возлюбленная, для врагов она была дьявольским Моби Диком, объектом охоты, и стала желанной добычей. Получив гарпун в бок, она поглотила рыцарей Розы, и могла бы увлечь на дно наследника Чудотворца Яна, но была принесена в жертву - заклятье от страха, заклятье от одиночества. Работа идет круглыми сутками, в три смены. Все ждут императора, но никто не знает, когда он прибудет. По слухам, он задержался на одной мертвой планете, куда отправился за покаянием. Михель не верит в эти слухи. Покаяние и император – несовместимые понятия. Вечером, после смены, во время увольнительной, он поднимает тост за оставшихся в живых. В этой крепости не слишком много развлечений. Серый тусклый свет заменяет день и ночь, серые здания технических служб и жилые блоки возвышаются на фоне искусственного свода с узором кабелей и креплений - таково их временное пристанище. Вино в бокале – красное, как кровь - почти без вкуса, хотя и достойной марки. Здесь и еда пресная, а женщины в борделе – безразличные и вялые. Михель чокается с Карлом и Хансом, поднимает бокал, обращаясь к портрету на стене. Портрет выцветший, тусклый, мужчина на нем похож на призрак и выглядит куда моложе своих двадцати пяти. -Сколько нам еще торчать здесь? – ворчит Ханс. Он – пилот-истребитель. Пока идет ремонт, ему нечем заняться, он изнывает от безделья. -Хотел бы и я это знать, - отвечает Михель. – Работы осталось на три дня. Еще и отдохнуть успеем. -Лучше убраться отсюда поскорее. День в этой унылой дыре – как три на корабле. Карл Витке, инженер-связист, разглядывает дно бокала. -Говорят, император все еще на Вестерланде. Ханс недоверчиво качает головой. -Скажешь тоже… там и дня не протянуть. -Представь себе: он спускается на одиночном боте, высаживается на каком-нибудь пыльном пустыре с чахлым бурьяном, среди разрушенного города. Бредет по улицам, мимо пустых машин, обугленных человеческих останков, идет, сам не зная куда. И говорит с призраками… -… а потом возвращается на корабль, чтобы умереть от лучевой болезни, - заканчивает Ханс. – Этого ты хочешь? -Моя жена родом с Вестерланда. Ее родители были там в момент взрыва… -Но император не виноват, - пытается возразить Ханс. - Он просто не успел прийти на помощь! -Дурак ты, Ханс. Как был дураком, так дураком и помрешь. -Хватит, - обрывает Михель. – Не тебе его судить. -Уж не собираешься ли ты донести? -Кому? Когда он вернется, мы снова отправимся на передовую. -Из огня да в полымя, - говорил Ханс. - Одно хорошо - там не будет скучно. Так проходят вечера. Вахты и сон складываются в сутки. Весну сменяет лето. Лишь названия месяцев на календаре напоминают о жаре, цветах и ливнях. И вот однажды приходит весть, заставляющая всех встрепенуться. Император близко, император скоро будет здесь. Церемониальный зал так огромен, что может вместить несколько десятков тысяч человек. Экраны, покрывающие потолок, - словно окно в космос, где дрейфуют сотни тысяч кораблей. Команда «Брунгильды» выстроилась на правом фланге первой линии – будет легко различить детали. -Император вернулся, значит – снова война, - вполголоса замечает Карл. -Интересно, с кем на этот раз? -Наверное, опять с Яном Вэньли. Раздается команда: «Смирно!». Вот он, спускается по ступеням, пятном света выступает из сумерек - белый плащ, белокурые волосы, бледное лицо. На шаг позади, за левым плечом – тот, кого называют Тенью. Михель замечает, что император изможден и измучен, и золотого медальона нет у него его груди. Глаза Тени – блестят. Теперь они - живые, зеленовато-карие. Адмиралы флота салютуют императору. Кирхайс, Ройенталь, Лютц, Кемпф, Фаренхайт, Штайнметц и Реннекампф – все они ждали, кто-то долго, кто-то не очень, и вот теперь – он здесь, и «Брунгильда» готова принять своего конунга и умчать туда, где он еще не бывал. Они ожидают приказа. Но император молчит. Он смотрит на звезды, словно пытаясь разглядеть среди них нового врага, - и, вскинув руку к груди, сжимает в кулаке пустоту.