Пустота

      За окном забрезжили сумерки, обычно навевающие спокойствие и умиротворение, но сегодня они почему-то вызывали смутное беспокойство, тем более тяжелое, чем туманнее оно было. Но что Чуе, исполнителю мафии, даже такая тревога? Ничего, конечно! Поэтому он лишь вздохнул, вставая с постели.       При приближении к зданию портовой мафии беспокойство лишь возросло. Мельком смотря на лица бродящих людей, как-то по-особенному, не как обычно ведущих разговор и их растеряно озадаченные лица Накахара понял, что-то не так.       Что именно не так Чуя узнал от Мори, объявившему ему об уходе Дазая. Накахара сначала не поверил ни своим ушам, ни Мори, ни тому, что это не сон. Рыжий просто не хотел верить, но все вокруг, все детали, все изменения словно кричали, что это правда. Лишь благодаря тому, что стадия осознания произошла дома, после того как эспер, плюнул на все и отпросился с работы, его истерики никто не видел. Истерика? Если бы еще вчера кто-то сказал Чуе, что он будет бить посуду и стены, пинать ни в чем неповинную подушку, и выкидывать микроволновку из окна, крича при этом, как он ненавидит все в этом мире, Накахара покрутил бы пальцем у виска и в доступной форме поинтересовался бы о психическом здоровье собеседника. Совсем недавно Чуя считал Дазая своим напарником, доверял ему и своеобразно, но ценил. Больше всего рыжий чтил в людях верность, но как же вышло, что самый близкий ему человек предал портовую мафию, предал его? Чуя знал, что его напарнику, бывшему напарнику, нет, предателю, был важен Сакуноске, важнее Накахары. Но рыжему было плевать на это, гораздо важнее было то, что на Дазая можно положиться и что Осаму испытывает хоть немного привязанности, испытываемой Чуей к суициднику. Но о какой привязанности могла идти речь, если Дазай не просто бросил Мафию и своего партнера, он даже не попрощался с ним, просто наплевав на него и его чувства. От этого было больнее всего, ведь шатен не мог не знать о доверии к нему рыжего. Накахара даже откупорил бутылку своего любимого вина, выпив его и не почувствовав вкуса. Но силы не бесконечны, и Чуя падает в забытьё.       С того дня Накахара сильно изменился, похудел еще больше, обзавелся синяками под глазами на постоянной основе, ходил, словно в воду опущенный и сделал привычку гулять до 3 ночи. И конечно, ему было совершенно все равно на то, что с ним стало и на то, что станет. Рыжий просто разочаровался в жизни. Раньше с ним этого никогда не происходило, даже когда он вступил в мафию и овцы предали его, он никогда не расставался со своим энергичным характером цундере, а тут в нем что-то как будто лопнуло, с шумом, треском и болью, принося за собой пустоту. Он не жил, Чуя просто существовал, осознавая, что как человек он никому не нужен, никто не будет сожалеть о его смерти, лишь мафия расстроиться из-за невозможности больше использовать свое оружие.       Когда Чуе докладывают, что Дазай пойман, у рыжего не возникает никакого желания видеть его, ведь от одной мысли о нем открывались старые раны, а опыт общения с ним упорно твердил, что Дазай что-то задумал, он не мог попасться просто так, а учитывая его способности, сбежать оттуда не было для Осаму хоть сколько-нибудь проблематичным. Возможно, не будь Накахаре все равно, он бы загорелся желанием врезать по столь ненавистной морде, но он чувствовал лишь пустоту и боль, никаких желаний врезать, выспаться или хотя бы жить. Как потом он узнал, Дазай сбежал, забрав информацию о заказчике похищения тигра. Что и следовало ожидать.       Когда ему объявили, что им придется работать вместе, Накахара лишь равнодушно кивнул. А дома стало на пять бутылок дорогого вина меньше.       Дазай стал еще выше, это первое, что заметил Чуя при их встрече, но вслух ничего не сказал, лишь сухо кивнув. Накахаре показалось, что глаза Осаму слегка округлились, но теперь ему не было абсолютно никакого дела ни до него, ни до чего-либо еще. Все подколы были проигнорированы. Чуя выходил из двери, когда почувствовал атаку, а затем и увидел ее, но по осознании этого он уже был брошен в стену. Он действительно ослаб за эти годы неправильного питания и недосыпа. Вставая, Чуя успел заметить отлетавшего в сторону Дазая, чья нейтрализация не смогла остановить атаку Лавкрафта, и Накахара к собственному удивлению испугался за шатена, оглянувшись оценить его состояние. Услышав стратегию Дазая, заключающуюся в использования порчи, рыжик не поверил своим ушам. Как довериться человеку, предавшему тебя, когда ты даже в себя не пришел? Чуя опротестовал решение Осаму, предлагая другие варианты и наотрез отказываясь следовать этому. Да, планы этого шатена всегда срабатывали, но Накахара всё еще не хотел умереть в забытье, разрушая все вокруг. Обстановка накалилась, стало очевидно, если рыжий не использует порчу, их убьют. Похоже, погибнуть от собственной способности не так позорно, как от руки (или щупальца) противника. Чуя бросил последний осознанный взгляд на Дазая, как бы запоминая его черты напоследок, прощаясь и активировал порчу, навсегда погружаясь в темноту.       Как ни странно, он очнулся. Неужели про жизнь после смерти не лгали? Но тут же отозвавшаяся боль и слабость заставили его слабо дрогнуть и дали понять, что он все еще в реальности. Он сфокусировал взгляд и обнаружив лицо Дазая над собой, наконец понял, что Осаму держал его обессиленную тушку на руках и обеспокоенно смотрел на шокированное лицо Накахары.       Только рыжик хотел спросить зачем Дазай его остановил, когда мог просто уйти, оставив Чую умирать, как новая волна боли заставила его дернуться. Осаму на это лишь виновато вздохнул и прижал его к себе еще крепче. Что? Почему эта скумбрия испытывает вину за его раны? Перед глазами плыло, но Накахара из последних сил все же спросил:       — Зачем… кха-кха… — мерзкий кашель не дал ему закончить, но Дазай и так понял.       — Не хотелось бы потерять такую чудесную цундере       -Что ты ска…-хотел было возмутиться Чуя, но перед глазами окончательно поплыло, уже засыпая, он услышал:       — К сожалению, я понял это только уйдя из мафии…       Очнулся Накахара в своей квартире и сразу же увидел лежащую рядом записку:       -Милый Чуечка, твои вещи слишком легко украсть…       Рыжик лишь улыбнулся.