POST NO FUTURE

Хината очень любит волейбол и прыгать. Прыгать особенно, потому что это похоже на полёт. Правда сейчас это всё видимо больше не имеет смысла, потому что ноги заплетаются, и все тело такое тяжелое, и у Хинаты Шоё видимо больше не получится летать. Динамики, которые ещё пару недель назад исторгали из себя жуткий вой чрезвычайной ситуации, сейчас проигрывают какой-то добротный французский джаз восьмидесятых на всю улицу. Хината благодарен, кто бы это не сделал. Хината слов не знает, и вообще, даже если бы знал, мозг не в состоянии осмыслить их. Парень шатается в этом районе уже четыре дня и, кажется, не спал уже больше недели. Он однажды измазался в крови, но теперь ее уже не отличить от грязи. Вообще, теперь вокруг всегда только злое рычание и трупный запах, который оседает в ноздрях, и Хинате немного не по себе. Зомби тут много, выживших почти нет, но главное слово почти. Хината знает, что где-то тут есть ребята. Его ребята. Поэтому можно ещё немного пошататься, хоть музыкальное сопровождение, к сожалению, и затихает. Теперь только изредка слышны далекие хаотичные крики, пулеметные очереди (неужели остались ещё у кого-то патроны?), короткая тишина перезарядки, кажущаяся звенящей и почему-то самой страшной. Тем, у кого сейчас оружие, вообще крупно везёт, хотя это ещё как посмотреть. * Три правила пост-апокалипсиса — сводка для новичков и для тех, кто никогда не играл в выживалки. Первое: не смотри никому в глаза. Второе: если нарушено первое, не привязывайся ни к кому слишком сильно. И третье: если нарушены первые два, пытайся защищать этих людей, потому что иначе рискуешь все потерять и тогда перестанешь быть человеком. Только немного по-другому, не так, как вонючие зомби. Потому что становиться мертвяком почти не страшно, почти мгновенно (вот про не-больно Хината не будет тут врать, но первые два— чистая правда, за это он может поручиться), а терять кого-то из своих друзей, если они зомбируются, вот этого никому не пожелаешь. Хината Шоё нарушил первые два правила, ещё только входя в апокалипсис около двух недель назад — Хината Шоё вошёл во все это, будучи тактильным человеком, всегда ищущим зрительного контакта и прикосновений, плюс ещё и в компании самых близких людей. Поэтому вполне разумно поплатился, когда полез к зомби совсем без оружия, потому что тело захотело защитить спокойно себе отбивающихся Сугавару и Кагеяму, у которых даже были все шансы самостоятельно выбраться, не будучи укушенными. Им всем духу не хватило выпустить ему мозги. Ну и дураки. Ну и зря. Долго обнимали холодное уже тело, жали безвольные ладони. Хината со своей стороны может добавить, что удержаться, когда прямо перед носом судорожно бьется на чужой шее венка, стоило ему больших-больших трудов. * Мимо проносится новенький мотоцикл. За него цепляется помутневший взгляд, и Хината дергается, отлепляясь от стены. Что-то неприятно хрустит в простреленной лодыжке. Взгляд сейчас вообще непроизвольно цепляется за всё, что каким-то непостижимым образом кажется новым. Толпа мертвяков тоже находит симпатичный мотик интересным; Хината бредёт чуть позади них, у него все ещё есть гордость, стадное чувство для бесхарактерных слабаков. Он разочарованно хрипит, когда наконец выходит из-за угла — мотоцикл лежит на боку, вокруг него радостно пируют зомби, даже чавкают от удовольствия гниющими и крошащимися челюстями. Хината качает головой и бредёт обратно к улице, на которой играл джаз. * Хинате прострелили ногу пару дней назад, хотя мертвому мозгу сложно нормально оценивать время. Он спокойно себе пошатывался в наполовину разграбленном магазине, никого не трогал, а тут из-за стеллажа полез какой-то невоспитанный покупатель. Шоё от удивления не последовал своему посту, но только слегка прикусил, а, почувствовав во рту железный привкус, так и вовсе офигел и так и застыл. А ублюдок прострелил ему лодыжку! * Хинате хочется сказать этим дуракам, чтобы они валили отсюда нахрен. Лучше так и вообще из города. Язык, понятное дело, не слушается, он давно, почти сразу, потерял возможность воспроизводить нормальные членораздельные звуки, став просто пористым куском мяса. Все, что Хинате остаётся, это наблюдать на стрёме, издалека. Милостивые друзья, увидев его теперь, вряд ли сделают что-то хорошее. Максимум пройдутся очередью по ногам, а кость в одной и так уже скоро переломится пополам — у Хинаты не получается нормально распределять вес. Ну, оно и понятно, вестибулярный аппарат у всех зомби ни к черту. * Пост-апокалиптика вообще довольно грязная штука, если кому-то интересно. Особенно первые три недели. Хината помнит, на матчах— третий день — ад, переживешь его— пойдёшь дальше. В апокалипсисе почти также, за исключением того, что пережить надо три первые недели, а не три дня. Хината вот закончил нормальное существование где-то на середине второй, а остальные до сих пор живы вроде, он даже горд. Пост-апокалипсис первые три недели — это беспорядочная беготня на квесте с неограниченной ничем и никем площадкой действий и реальной смертью (или почти-смертью, тут кому как повезёт) без воскрешения в последней точке, где у тебя было достаточно ХР. Пост-апокалиптика первые три недели — это неумелые стрелялки, если получилось раздобыть огнестрел, и почти мгновенное инфицирование, если тебе не так повезло с начальным инвентарем. После первых трёх недель по каким-то общепринятым правилам кто-то обычно начинает задумываться об отсутствии вакцины, а потом, что логично, и о ее создании, да и зомби постепенно разбредаются из больших городов кто куда, и выжить уже почти что возможно. В общем, что Шоё хотел бы сказать, если бы мог, так это то, что первые три недели — это что-то, залитое кровью и далекое от скуки так же, как мир становится далёк от нормальных рутинных дней. В играх у пост-апокалипсиса красивая эстетика хаоса с кучей кровожадных зомби и горсткой школьников, пытающихся продержаться до какого-то туманного «завтра». В реальности все почти так же, только это гораздо больше грязно и панически страшно, чем хоть сколько-нибудь красиво. * Хината помнит глаза Кагеямы и выражение его лица, когда тот увидел бегущего к ним с Сугаварой-семпаем с перекошенным наверное от страха лицом Шоё. Хината вообще глупый и признаёт это перед самим собой. Может быть, если бы он тогда не сорвался, был бы по-нормальному жив. Но это так, пустые размышления. Когда приходит бесконтрольная ярость и животный голод, в голове всплывает то лицо Кагеямы, и Хината может успокоиться. Он просто не хочет никого есть, это как-то нечеловечно. Негуманно что ли. Смешно. * Кагеяма помнит тот четверг. Все началось с того, что в наушниках с утра пораньше включилось что-то психоделическое, люди на платформе в метро бесили как никогда, дешевый кофе не спасал, шарф на шее и половине лица — тоже, а в мире вообще просыпался чертов новый день с прекрасной датой в календарике, гласившей «первая сессия». Ну не чудо ли. Кагеяма катастрофически часто проебывался и проебывал все, что можно, и воспринимал это с таким внеземным равнодушием, с каким короли и королевы Франции гордо и подозрительно часто заканчивали свои дни на эшафоте. Такая неизбежная закономерность жизни. Сейчас ещё и где-то в желудке поскребывалось тонкими коготками странное предчувствие какого-то большого надвигающегося пиздеца. Кагеяма предпочёл задвинуть это чувство подальше, а потом, в институтской столовой, его чуть не сожрал его же ректор. Ну не мило ли. Хината потом кричал ему что-то на ухо, громко и с неизвестными до этого Кагеяме истеричными нотками, тащил за руку, бегом-бегом-бегом оттуда, скакал вокруг неугомонным клочком энергии, когда Тобио набивал рюкзак протеиновыми батончиками. Это благодаря Хинате они наткнулись на Сугавару-сана и Даичи. Свой, родной такой Хината жил и выживал рядом, стимулируя не проебаться и здесь, потому что такой проеб не исправить. А потом взял и проебался сам. Просто смешно. Кагеяма, когда оставлял его тело, начал истерически смеяться и так и не смог ни поцеловать напоследок, ни даже руку холодную пожать. Хината сам виноват. Не надо было подыхать. * Когда Нишиноя что-то истерично громко кричит, Кагеяма почти не вздрагивает — привык уже. Когда до него долетает имя Хинаты, его передергивает, и он валится с шатающейся табуретки на пыльный пол брошенной в спешке прежними владельцами квартиры. На улице темень, трупаков в районе не особо много — Кагеяма сам смотрел с крыши дома пару часов назад, но внизу, на первом пролёте пожарной лестницы стоит один, прислонившись к столбу и то ли подпирая неустойчивую проржавевшую конструкцию, то ли пытаясь не упасть сам. У всех зомби вестибулярный аппарат ни к черту, это уже все успели понять. А ещё у этого зомби рыжие всклокоченные волосы, перепачканные то ли в грязи, то ли в крови, руки плетьми висят в порванных кое-где и заляпанных чём-то неопознаваемым рукавах кажущейся смутно знакомой толстовки, и Кагеяма видит открытую кость в левой ноге, которая иногда похрустывает. Неприятно, наверное. А потом Кагеяма так и застывает, когда зомби дергается и поднимает взгляд все ещё блестящих глаз на гулкий звук шагов на пожарной лестнице. И глаза эти знакомые слишком хорошо, и Нишиноя за его спиной походу дрожит, и выходят Дайчи с Сугаварой, и все они смотрят. И, видимо, всё-таки надо было потратить тогда один патрон, чтобы наверняка. А Кагеяма думает, что рыжий придурок даже тут не мог нормально проебаться, сделал вместо этого хер пойми что, даже зомби стал каким-то неправильным. Нишиноя за его спиной в повисшей тишине громко шепчет, ни к кому особо не обращаясь, что их Хината тут уже неделю ошивается, других хмырей не подпускает и сам не подходит. * Оставлять все ещё живого товарища не по-мужски и просто не по-дружески подло, и это осознание ощутимо давит на плечи, когда на вылазках за едой они закономерно натыкаются на Хинату на разных углах и в разных районах города. Он с каждым разом выглядит все хуже, все так же не подходит, и только ?приветственно? хрипит. Нишиноя иногда включает ему музыку через свою разряжающуюся блютуз колонку. * Когда Хината опять слышит шаги , он уже ничего не думает, только рефлекторно вскидывает взгляд. Один глаз видит все коричнево-красным — Шоё пару дней назад долбанулся обо что-то головой и видимо пробил себе череп. Серое вещество в голове совсем разучилось генерировать хоть какие-то мысли около недели назад, и сейчас Хината бездумно покачивается, не понимая, что удерживает его от того, чтобы бросится на живого кого-то, соизволившего зачем-то спускаться вниз к нему в одиночку. Когда Кагеяма опять видит Хинату, у него в руках старая коллекционная винтовка, найденная на чердаке, на душе мерзкое чувство вины и желание поцеловать, динамики через квартал опять с перебоями выплевывают клочки джазовых строчек, и сумерки окрашивают всё в оттенки серого. Одного простого хлопка хватило бы, но Кагеяма так и не отдал честь, а это нужно сделать хотя бы потому, что он Хинату сильно любил. Он подходит, у зомби перед ним какое-то грустное непонимание на наполовину залитом засохшей уже кровью лице, рот приоткрыт, и оттуда вытекает совсем чёрная от времени жидкость. Кагеяма руки вытягивает, Хината дергается в сторону и тихо рычит, кость простреленная переламывается с противным хрустом, и рыжеволосую голову ведёт в сторону. Кагеяма думает, что Хинату обнимать все так же жутко неудобно, когда холодное тело подмышками подхватывает. Ему холодные ладони на спину ложатся, а Тобио думает, каких трудов это стоит Хинате, и улыбается; вспоминает, как Нишиноя истерично пошутил в первый день, когда Хината отгонял от них стайку зомби, что он каннибал и нормальную человечину не ест, и на губы ложится подрагивающая усмешка.. Чем дольше зомби инфицирован, тем сильнее разлагается его тело изнутри, и тем тяжелее ему банально передвигать ноги. Тобио слышит жалобное хлюпанье, Хината в его руках бьется и выворачивается; думает, что он всегда Хинату любил, и это цепкое чувство он унесёт отсюда с собой, потому что делить его с ним имеет право только живой Хината. По-настоящему живой, думает Кагеяма. Выстрел из коллекционной винтовки на удивление тихий, в карих подернутых дымкой глазах под конец мелькает что-то, Кагеяма закрывает их ладонью. Выдыхает. Глупый Хината теперь действительно мёртв. Cовсем. Ребята уходят из города.