О чешуе, размерах и интересных местах

Кроули было тепло. Он разложился вдоль всего Азирафеля, уложив кольца своей змеиной ипостаси вокруг его горячего тела, и крайне довольно грелся. — Тридцать? Негромкий голос ангела вывел змея из приятной дремоты. Он окинул самого себя подозрительным взглядом жёлтых глаз, потом точно так же посмотрел на херувима. — Ты меня обижаешь. — Сорок? — снова попытался Азирафель. — С-сорок два. У тебя очень плохо с глазомером, — преувеличенно недовольно роняет демон, укладывая большую голову на мягкую ангельскую грудь, стоически терпит серию коротких нежных поцелуев в прохладные щетинки на морде и сжимается немного сильнее. — Сорок два фута! Кроули, ты самая большая змея, которую я видел, — мечтательно протягивает ангел, поглаживает «питомца» по его самой широкой части, что не получалось обхватить одной рукой, и в принципе делает всё, чтобы показать свой искренний восторг от этой ипостаси друга. Спустя секунду, усмехнувшись далеким воспоминаниям, он решает добавить короткую фразу. — Не то чтобы я много их видел. Кроули тихо коротко шипит. Этот звук получается наиболее близким аналогом насмешливого фырканья. Он немного двигает мощными брюшными мышцами, чтобы размять постепенно немеющего Азирафеля. Во время этого действия его чешуйки плавно двигаются, пока тело перетекает в другое положение, и сверкают всполохами алого огня в лучах закатного солнца, пробивающихся через небрежно задернутые шторы. — Читал бы с-свои книжки повнимательнее, знал бы, что змеи растут вс-сю жизнь. — Но почему ты никогда не принимал эту форму? Ты очень красивый, милый мой. Мне жаль, что я вижу тебя таким в первый раз. Кроули задумчиво смотрит немигающим взглядом куда-то в район ангельских ключиц. Он явно не торопится с ответом, наслаждаясь его размеренным дыханием и едва заметно учащённым сердцебиением. В неспокойной чёрной голове роется великое количество мыслей, по большей части, к сожалению, неприятных и тяжёлых. Избавиться от них не получается даже под невероятно приятными прикосновениями горячих пальцев к змеиной морде и объёмному туловищу. — Второй, вообще-то. И дома я всегда такой, — сухо отвечает Падший, красноречиво затягивая глаза тонкой плёнкой третьего века. *** Азирафель с лёгкой улыбкой косится на ползущего к нему Змея. Где-то в глубине души наверняка должно было появиться чувство праведного гнева, и что он, Ангел Господень, должен как минимум умертвить этого наглого чешуйчатого, посмевшего так ловко спутать карты всего мироздания. Но Смерть в тот момент ещё не придумали, так что и мыслей подобных у светловолосого ангела не появилось, и он лишь отвёл взгляд, делая вид, что вовсе не пялился на довольно большого змея. Не то чтобы Азирафель имел удовольствие видеть много змей. Он даже не был уверен, что их успели придумать. Их короткий диалог завершился с началом первого Дождя, и ангел буквально пригрел змею на груди, ничуть об этом, на самом деле, не жалея. Он украдкой вдохнул запах рыжих волос, будто бы случайно ткнувшись носом в макушку новоиспечённого демона, и прикусил губу. Кажется, он только что случайно придумал Смущение. *** — Ах, и правда. Как я мог забыть об этом, милый, — Азирафель виновато поджал губы, дослушав короткий рассказ друга об их самой первой встрече. — В твою защиту могу с-сказать, что тогда я был слишком юн. Не более пяти футов, — Кроули каким-то образом усмехнулся, ангел был в этом уверен, хоть и не очень понимал, как можно усмехнуться не в форме человека. Эта странная способность всегда была чем-то недостижимым для его львиной головы. — Получается, что есть твои сородичи, — херувима прервал крайне грозный взгляд жёлтых глаз, и тот поспешил исправиться. — Есть змеи, которые были созданы и сразу были больше тебя? Я читал, что некоторых из них находили и до двадцати футов. — Дилетанты, — демон оскалился, вновь меняя положение тела и сползая с бедного и наверняка уставшего друга. — Они, может, и были длиннее меня, но никогда не были умнее или с-старше, что делает меня с-самым большим в любом случае. Кстати говоря, Зира, ты вообще в курс-се, что размер — это не главное, и всё такое? Ангел вновь смутился, отводя взгляд. Если бы он не знал своего дорогого собеседника больше шести тысяч лет, он бы посчитал, что тот оскорблён таким вниманием. Но, опять же, они были знакомы шесть тысяч лет. За это время можно было бы и научиться прощать некоторого рода любопытство. — Знаю, — коротко ответил Азирафель, закрывая глаза и отворачиваясь от огромной змеиной головы в знак протеста. Огромная змеиная голова, впрочем, протест принимать отказалась, о чём откровенно свидетельствовал тонкий раздвоенный язык, мимолётно коснувшийся пухлой щеки. Херувим преувеличенно горько вздохнул и протянул ладонь, чтобы погладить место рядом с кончиком хвоста змея. Он подумал, что было бы любопытно поглядеть на Кроули спустя ещё несколько тысячелетий. Чешуя была столь же роскошна, как и много лет назад, и чёрный цвет был таким же насыщенным, что и крылья демона, разве что с ярко-красными вкраплениями. Скорее всего, это означало, что гигантская змея рядом была крайне ядовита — хоть ангел и был более чем уверен, что куда большую опасность Кроули нёс одним своим существованием. Ну и размерами, конечно. Бог знает, сколько весит такая туша. Мягкие пальцы бережно поглаживали прохладную чешую, и, казалось, сам демон вновь начал впадать в дремоту. Азирафель только осторожно улыбнулся, бросив короткий взгляд на сузившиеся зрачки, и вернулся к хвостовой части змея. Он заметил будто бы отсутствие нескольких чешуек, и неосознанно подался вперёд, касаясь этого места. Кожи отсутствовало довольно много, и выглядело это как совсем свежий ожог, отчего ангел, не раздумывая, дотронулся самыми кончиками пальцев до повреждённой кожи… Кроули громко зашипел в самое ухо Азирафеля, с грохотом меняя положение тела. Огромный змей вмиг оказался на полу полностью, занимая собой всё доступное пространство вокруг большой постели, где лежал уже испуганный ангел. Падший продолжал сжиматься в кольца, из-за чего немногочисленная мебель в комнате оказалась перевёрнута, а многострадальная тумбочка, хранившая в себе несколько книг и очки для чтения, и вовсе была сломана и придавлена большой головой. Жёлтые глаза смотрели на херувима, не мигая. Азирафель почувствовал себя так, будто предал Кроули. — Дорогой мой, что с тобой случилось? Почему ты не сказал мне? — ангел попытался было встать и дотянуться до змея, но тот лишь вновь грозно зашипел, показывая, что лучшим решением сейчас будет отойти. — Почему ты не излечился? Демон отрывисто вздохнул. — Лучше показать, — решил он, вновь расползаясь по комнате. Раз уж ангел увидел это, смысла скрывать больше не было, и проще всего было дать ему увидеть картину полностью. Спустя несколько бесконечно долгих минут Кроули, вернувшись из змеиной ипостаси в человеческий вид, сидел на крае кровати, свесив голые ступни вниз. Его каждый раз немного веселило, что после подобных превращений он всегда оказывается не в той одежде, что носил ранее, а в своём самом первом одеянии — сотканная из Адской ткани туника, в которой он предстал перед Эдемом на стене у Восточных врат. И ещё ему было немного жаль расставаться с изысканными пиджаками каждый раз. — Кроули, милый… — Азирафель сдавленно улыбнулся, замечая старую как мир одежду демона, но смолчал, проследив за его взглядом. Ангел опустился на колени перед другом, полузадушенно вздыхая: на глаза вскоре навернулись слёзы, но, упрямо проигнорировав это, он осторожно приподнял чужую ногу за щиколотку, заранее зная, что за зрелище предстанет перед ним. Ступни были в ужасных ожогах, свежих, будто это случилось несколько часов назад, но Азирафель был уверен, что Кроули уже несколько дней не покидал их убежища в виде книжной лавки. В голубых глазах мелькнула страшная догадка. — Церковь? — Да. Только и всего. Короткое слово, но столько смысла. Падший получил эти ужасные ожоги, без раздумий ступив на святую землю церкви. И столько лет скрывал это. Ангел преривисто вздохнул, собирая на кончики пальцев целительную магию, но был внезапно остановлен самим демоном. Тот перехватил мягкое запястье, поднял ладонь к своему лицу и коротко коснулся нежной кожи губами. — Ты ничего не сможешь сделать, ангел, это следы моей нечестивости, грешности и кто знает, чего ещё. От этого не избавиться, и я смирился и привык к этому. — Но тебе же больно, — херувим смотрел на старого друга, судорожно сжимая его ладонь в своей, и отчаянно хотел что-то сделать, чтобы облегчить его жизнь. Вмиг объяснилась та странная и медленная походка, с которой Падший не расставался уже много десятилетий, и ангел вновь начал винить себя в чужих несчастьях. Тем удивительней для него было, когда демон покачал головой с лёгкой улыбкой. — Да. Но ты здесь, со мной, живой и невредимый, и раз уж эта та цена, которую я заплатил за спокойствие в нашей жизни, то я рад, что она оказалась столь малой.