***
Наивно было полагать, что поклонник — хотя Грейнджер не хотелось называть его так — остановится на одном послании. Во всех книгах из списков по каждому предмету девушку ждала очередная записка, написанная тем же твёрдым почерком, на такой же розовой салфетке. Почти целый месяц Гермиона собирала их, складывала в сундучок у кровати и доставала по ночам, чтобы читать, читать и снова читать перед сном. Некоторые из них были лёгкими, почти невинными, преисполненными щемящей тоской о том, что автор мог бы сказать ей, сумев набраться смелости. Но потом появились другие, куда более… смущающие. Иногда девушке приходилось запускать пальцы в трусики, чтобы найти пульсирующий клитор и подавить нарастающее возбуждение. С помощью этих записок и сладких слов таинственного незнакомца она довела себя до самых сильных оргазмов, которые когда-либо испытывала от собственной руки. Следующее послание лежало в книге по зельеварению. Гермиона пока не читала его. Ей всё не хватало времени, чтобы насладиться будоражащими словами, более чем наверняка написанными в нём. Вместо этого девушка крутила бумагу в пальцах, ожидая Невилла на их учебном свидании. Свидание… И когда она начала называть так их встречи? — Гермиона! Ведьма вздрогнула и с грацией новорождённого бегемотика рухнула со стула на пол. До её ушей дошёл тихий смешок, а затем рука, которую она в последнее время слишком часто рассматривала, появилась перед лицом. — Ты знаешь, что я позвал тебя уже раз пять? — подмигнул Невилл. — Прости, — покачала Гермиона головой. Она взяла парня за руку, позволяя поднять себя с пола и усадить обратно. — Я немного… отвлеклась. — Да, я заметил, — он занял свободное место рядом с ней и поставил сумку на пол. — Ни о чём не хочешь поговорить? Гермиона открыла было рот, но замешкалась: — Нет, спасибо. Ничего серьёзного. Невилл пожал плечами и вытащил из сумки лист пергамента. — Если передумаешь… — не договорил он. — Я сразу обращусь к тебе, — пообещала Грейнджер. — Итак, над чем ты сегодня работаешь? — Эссе по трансфигурации, — волшебник поморщился. — Об алхимических свойствах металлов, — краем глаза он удивлённо взглянул на подругу. — То, которое, уверен, ты закончила уже несколько недель назад. — Будто я единственный человек в мире, предпочитающий готовить всё заблаговременно! — воскликнула она с притворным удивлением. — К тому же ты и сам заранее выполняешь задания по травологии. — А во всём остальном я — профессиональный прокрастинатор, Гермиона, — Невилл рассмеялся. — Мне легче работать под давлением срока сдачи. И всё же я буду рад любой твоей помощи. — Назови мне хоть одну вескую причину, по которой я обязана тебе помогать? — фыркнула Грейнджер. Парень вновь улыбнулся Гермионе, хлопая длинными густыми ресницами, касавшимися его щёк всякий раз, когда он моргал. — Ну, например, я очень вежливо тебя попрошу, — Невилл придвинул стул поближе и сложил руки вместе, словно в молитве. — Пожалуйста, Гермиона? Она со вздохом улыбнулась: — Ладно. У тебя уже что-нибудь готово? В их занятиях чувствовались лёгкость и взаимное согласие, которых Гермиона, несмотря на все свои усилия, так и не сумела добиться с Гарри и Роном. Возможно, всё дело в том, что Невиллу не приходилось постоянно думать о спасении мира и квиддиче. Было около десяти вечера, когда они возвращались в башню Гриффиндора. Постоянно нависающая над головой угроза комендантского часа — одна из причин, по которой Грейнджер жалела, что не занимает пост старосты. Чего бы она только не отдала за полную свободу в часы бодрствования… Каждую ночь засыпала бы в библиотеке, будь у неё такая возможность. На обратном пути Невилл с Гермионой болтали и смеялись над всякими странными мелочами, потом назвали пароль Полной Даме и зашли в проход за портретом. Они остановились перед алым пламенем в камине, не сводя друг с друга глаз. Ощущение чего–то большего, чего-то важного, казалось, порхало между ними… но в считаные секунды испарилось от резких звуков: в углу гостиной пара ребят играла во взрывающиеся карты. Гермиона встряхнула головой. — Спокойной ночи, Невилл. А он вновь заулыбался. В этот поздний вечер его улыбки были чем-то согревающим, чем можно наслаждаться, и Гермиона упивалась ими до самого последнего момента. — Сладких снов, Гермиона, — парень быстро махнул рукой через плечо и исчез в коридоре, ведущем к общежитию мальчиков. Записка в кармане едва не прожигала ведьму насквозь от испытываемого ею предвкушения. Она понятия не имела, как ей удалось столько часов ни смотреть на неё, ни прикасаться к ней. Гермиона окинула быстрым взглядом сидевших в общей комнате студентов и взбежала по ступенькам к спальням девочек, а затем зашла в комнату, где жили только она и Парвати Патил. К счастью, в ней никого не оказалось. Парвати, скорее всего, ушла в общежитие Когтеврана: теперь все факультеты представляли из себя практически один, так что она проводила большую часть времени с сестрой. На всякий случай Гермиона накладывает на дверь запирающее и отталкивающее заклинания; она не позволит мешать ей, пока не завершит задуманное. Теперь сбросила туфли, стянула мантию и джемпер, скинула их на пол и рухнула на матрас. Приняв сидячее положение, девушка достала из кармана записку, откинулась на подушки, развернула листок и принялась читать: Гермиона, Прошлой ночью я видел сон о нас. Мне снилось, будто мы лежим голые в поле, на ложе из цветов. Розовые лепестки идеально сочетались с твоей раскрасневшейся кожей. Я лизал твои складочки, языком пронзал сладкое лоно и пировал твоим мёдом, а ты кричала о своём удовольствии безоблачному небу. Я мог бы вкушать тебя вечно, родная. Не сомневаюсь: твой вкус способен довести меня до опьянения. Сны с твоим участием лишают покоя… Я не могу ни спать, ни есть, ни пить из-за мыслей о тебе. Ты полностью изматываешь меня, причём самым приятным образом. Что ты сделаешь, если я протяну руку и дотронусь до тебя? Примешь ли меня? Я могу лишь надеяться, что это случится. Сладких снов, mo grá. Гермиона сложила записку обратно в квадратик и крепко прижала к груди. Её дыхание сбилось, тело затрепетало. А ведь действительно: что бы она предприняла, встретившись с таинственным незнакомцем? Будь он так же… красноречив, как в своих посланиях, Гермиона, к своему ужасу, понимала: отказать ему у неё не получится. Она с готовностью раздвинет ноги и примет его в себя, даже не задумываясь. Эта мысль совсем её не пугала… и как раз это больше всего пугало девушку. Какую несусветную глупость поселил он в рассудке Грейнджер! Девушка перечитала письмо и увидела так живо обрисованную в нём сцену. Она закрыла глаза, представила корону блестящих тёмных волос между своих ног и язык, с благоговением скользящий по половым губам. Следом зазвучали слова любви, горячим шёпотом обжигавшие кожу… Гермиона вдруг распахнула глаза, бросилась к шторке кровати и задёрнула её. Откинулась на подушку, стянула трусики и вытянула ноги, подставляя их ночной прохладе. При первом же прикосновении пальцев к клитору Гермиона ахнула — настолько её промежность была влажной. Прерывистым ритмом она неловко кружила вокруг пульсирующего бугорка, выдыхая литанию стонов и вздохов. Казалось, не прошло и минуты, как знакомое, желанное напряжение поднялось и оборвалось внутри. Кончив, девушка крепко зажмурилась и постаралась прогнать фантазии, где Невилл с ухмылкой выглядывал из-за её бёдер.***
В последний день занятий перед рождественскими каникулами Синистра была единственным профессором, составившим список рекомендованных книг. Гермиона двигалась по тёмным коридорам библиотеки с привычной лёгкостью. Останавливалась она лишь на мгновение, когда приходилось уклоняться от стопок ненадёжно поставленных на полки книг. Вскоре девушка добралась до стеллажа с учебниками астрономии. Вот только кто-то её уже опередил… Грейнджер не могла разглядеть фигуру сквозь перекрещивающиеся тени, но она, вне всякого сомнения, была мужской. В руках незнакомец держал книгу, и шелест трепещущих страниц наполнял безмолвный воздух. Но тут девушка уловила запах корицы и точно поняла, кто этот юноша. — Невилл? — позвала она как можно тише. Невилл поднял голову и замер, его широко распахнутые глаза блестели в свете свечей. Он поспешно задвинул книгу обратно на полку, когда ведьма подошла ближе. — Что ты тут делаешь, Невилл? — спросила Гермиона. — Мне казалось, ты говорил, что после обеда пойдёшь в теплицу. — Э-э, книги из списка?.. — ответил Лонгботтом, но неуверенный тон превратил утверждение в вопрос. — О, — ведьма помолчала. — Не думала, что кто-то ещё, кроме меня, читает их. — Эм, да, — он указал на полку. — Пожалуй… да, читаю. — Так это же здорово! — Гермиона закивала, словно подтверждая сказанное, или, возможно, чтобы отвлечься от того факта, что Невилл не вёл себя с ней так отчуждённо ещё с тех пор, как они были детьми. — Может, как-нибудь обсудим прочитанное. — Нет! — вскрикнул парень. — То есть… нет, спасибо. Или… может быть. Не знаю… В луче света, падавшем на лицо волшебника, Гермиона разглядела капельки пота над его верхней губой. — Невилл? — она шагнула ближе. — Ты в порядке? — Я… Я в порядке, Гермиона, — парень глубоко вздохнул и протиснулся мимо неё, задев плечом. Даже сквозь слои ткани ведьма чувствовала его тепло. — Увидимся утром? — Конечно, — девушка шумно выдохнула. Шаги уходящего Невилла эхом отдавались по каменному полу, а сам он вскоре исчез в темноте. Убедившись, что осталась в одиночестве, Гермиона метнулась к полке и вытащила оттуда увесистый том. Она мельком взглянула на переплётную крышку книги и, открыв её, обнаружила маленький квадратик розовой бумаги. Видел ли записку Невилл? Мысли нахлынули на девушку с такой силой, что у неё подкосились ноги. Сердце пропустило удар, а затем, казалось, и вовсе остановилось. Это он её положил?***
Гермиона, Счастливого Рождества, дорогая. Я уже подарил тебе кое-что, но в последнее время ты слишком увлечена моим красноречием, не так ли? А теперь представь камин в гостиной Гриффиндора. Огонь в нём догорел до тлеющих угольков, отбрасывая рубиновое сияние по всей комнате. Уже поздно, мы совершенно одни… Ты удобно распласталась на ковре, застилающем всё пространство пола. Он колется, но тебе не до этого, ведь сейчас твоё тело раскраснелось и покрылось потом, беспомощно извиваясь, в то время как моя голова находилась между ног. Я вонзаю в тебя два пальца, и ты едва ли не утрачиваешь способность дышать. Ввожу их всё глубже, попутно облизывая клитор, словно сахарное перо. Ты кричишь «Больше, сильнее, быстрее!», но я не позволю тебе почувствовать мой член, пока не кончишь хотя бы дважды под моими пальцами и языком. И вот ты всхлипываешь от нещадно накатывающих на тебя волн удовольствия. Приятно, да? Будто всё напряжение, крепко сковывающее тело, просто испарилось, забрав с собой все остальные мысли, наполняющие разум. Все мысли, кроме мыслей обо мне и о том, как я играю на твоём теле, подобно скрипке, перебирая лишь несколько струн в стремлении создать самую прекрасную симфонию. Затем я склоняюсь над тобой, руками обхватываю твою голову и приближаюсь к желанным губам своими. Ты такая сладкая на вкус, прямо как чай с мёдом… Твои уста — мой дом, Гермиона; они — единственное, в чём я постоянно нуждался, чего я не переставал хотеть. Я сглатываю вздох, сорвавшийся с твоих губ, и наконец толкаюсь в тебя. Тот первый взгляд, который ты бросаешь на меня, распахивая глаза, почти доводит меня до оргазма. Ты такая тёплая, влажная и тугая, созданная исключительно для меня… Да, звучит банально, конечно, но не менее правдиво и не менее важно. Твои уста — дом, но тело — рай. Издаваемые тобою звуки просто опьяняют меня. Интересно, что мне нужно сделать, чтобы вытянуть из тебя ещё больше стонов? Может, вот так покружить бёдрами? Или потереться о тебя? Подразнить ли или дать то, что ты хочешь? Что заставляет тебя кричать? Что заставляет тебя рыдать? Я хочу нанести на карту твою гладкость, твои впадинки и изгибы; я хочу познать твои просторы и мельчайшие детали; я хочу излиться на тебя, Гермиона, если ты позволишь. Я хочу раствориться в тебе, пока не попробую, не вдохну, не почувствую, не познаю ничего, кроме тебя. Я хочу слышать, как ты звучишь, пока я двигаюсь в тебе, знать, что ты чувствуешь, когда я приподнимаю тебя, переворачиваю и вместе с тобой достигаю пика. Я хочу знать выражение твоего лица, когда ты кончаешь сильнее всего в своей жизни. Я хочу, чтобы между нами не было недопониманий, любимая. Сладких снов и ещё раз счастливого Рождества, mo grá.***
Гермионе не так уж нравилось это странное, запутанное чувство, приходящее с неуверенностью в чём-либо. Она наблюдала за Невиллом в течение нескольких дней, ожидая подсказки… да хоть чего-то, что могло бы дать ей подсказку. Но ничего! Она даже украдкой заглядывала в его открытую сумку в тех редких случаях, когда появлялась возможность это сделать, но в ней не было ни намёка на розовую канцелярскую бумагу, о чём и думать-то смешно. Невилл, конечно, прогрессивно мыслящий человек, но даже его нельзя застать одетым во что-то розовое или пользующимся розовыми предметами. А записки продолжали приходить, конечно же, без единого намёка на отправителя. В них подробно описывалась всё более развратная природа его мыслей о Гермионе, отправляющая её в спираль ярких, бурных оргазмов. Даже во время рождественских и новогодних каникул девушка постоянно находила послания, что сужало круг возможных воздыхателей, но этого было недостаточно. Дело доходило до того, что ведьма краснела и ощущала неприятную влажность в трусиках всякий раз, когда профессор предлагал список литературы. Ну уж нет, она не допустит, чтобы таинственный незнакомец воспитывал её, как какую-то похотливую версию собаки Павлова! Это должно прекратиться. Гермиона понимала: единственный способ узнать, кто оставляет записки — поймать автора на месте преступления, и именно это она намеревалась сделать. Если повезёт, Грейнджер окажется достаточно проворной и раньше него положит ответное послание. Он найдёт её и поймёт, что игра окончена. У неё не было такой милой бумаги, как у него — она всегда почти полностью покрывала листки каракулями, поэтому никогда не видела смысла в чём-то особенно красивом, — так что девушка нацарапала записку своим обычным мелким почерком на клочке разорванного пергамента: Дорогой Загадочный Автор, Думаю, пора прекратить этот фарс. Если ты желаешь меня так, как утверждаешь, давай отбросим все притворства. Открой своё лицо и позволь узнать, кто ты. Буду ждать рядом. С затаившимся дыханием, Гермиона. Она положила послание за переплётную крышку книги из списка по заклинаниям и вернула на полку. Отыскав славный маленький уголок, способный скрыть её присутствие и при этом позволявший наблюдать за всеми, кто приходил и уходил, Гермиона нырнула с глаз долой. И ничего, кроме как сидеть и дожидаться, ей не оставалось… Впрочем, заняло это не так уж много времени. Прошло, наверное, не больше минуты, как тёмная фигура вошла в маленькую нишу и провела пальцами по корешкам книг. Незнакомец взял с полки правую, и в его руках ведьма увидела знакомую розовую бумагу. Её сердце пропустило один, два, три удара при мысли о том, что месяцы пошлых записок и ослепительных оргазмов наконец подошли к концу. Гермиона молча смотрела на написанное ею письмо, выпавшее из книги. Силуэт удивлённо охнул и наклонился, чтобы поднять его. Он развернул записку и, беззвучно наколдовав Люмос, поднёс к своей палочке. От увиденного у девушки тут же неистово застучало сердце… Спустя несколько секунд незнакомец заметно напрягся, выронил палочку и судорожно развернулся, оглядываясь по сторонам, прежде чем его взгляд упал на неё, а её — на него. — Невилл, — прохрипела она, — это был ты… — Гермиона, — начал Невилл, стараясь говорить как можно сдержаннее, но Гермиона прекрасно видела, как его тело мелко подрагивало. Он сделал шаг в её сторону, потом ещё и ещё, пока они не оказались друг от друга на расстоянии вытянутой руки. — Я могу объяснить. — Что объяснить? — ведьма склонила голову набок. — Что объяснить? — повторил Лонгботтом, и с его губ сорвался натянутый смешок. — Да очень многое. И Мерлин знает, с чего мне следует начать. — Ты жалеешь, что оставлял мне эти записки? — Да. То есть нет. Я просто… — парень зарычал и потёр ладонями глаза. — Мне нужно было делать это хотя бы не так жутко. — Вовсе не жутко, — заверила Гермиона. — Скорее, необычно– — Нет, ещё как жутко– — И поначалу очень странно, неудобно, даже– — Ты даже не представляешь– — Но– — Что «но»? — спросил он на удивление резким тоном. Голос его немного дрожал, и девушке показалось, что сейчас перед ней стоит самый раздражённый человек, которого она когда-либо видела. Гермиона ощутила, насколько сильно запунцовели её щёки, когда решилась ответить: — Но ты был прав: я до сих пор увлечена твоим красноречием… В тусклом свете она увидела, как глаза юноши заблестели от предвкушения и настороженности. — Тебе… Тебе понравилось? — Да, — кивнула Гермиона, неожиданно смутившись. — Ты совсем как настоящий поэт. Я красочно представляю всё, о чём ты пишешь. К тому же я всегда любила именно письменную речь. Как… Как ты научился так писать? — И это то, что ты хочешь знать? — поддразнил он, хотя в его голосе всё ещё слышалась неуверенность. — На самом деле, у своей мамы. До… всего случившегося она питала слабость к любовным стихам. Я до сих пор читаю их ей, когда навещаю. Впрочем, я добавил к письмам свои, эм… прикрасы. Он ещё и читал стихи своей больной матери! Грейнджер долго стояла с разинутым ртом, прежде чем спросила недовольнее, чем хотела бы: — Ты с другой планеты? — А? — У тебя вообще есть какие-нибудь недостатки? — Прошу прощения? — Есть ли хоть что-то, что ты делаешь плохо? Хоть что-то, что могло бы нарушить то состояние совершенства, которого ты, очевидно, достиг за моей спиной? Невилл почесал затылок, выглядя ещё более очаровательно смущённым, чем когда-либо. — Я… Э-э… Я ни в коем случае не идеален, Гермиона. — Позволю себе не согласиться, — ведьма сделала последний шаг, окончательно сокращая расстояние между ними. Теперь их тела отделяла лишь пара сантиметров. — Ты изумительно пишешь, захватываешь каждую частичку моего воображения и заставляешь тосковать по вещам, о которых я и не подозревала. Ты учишься со мной, ты тихий, у тебя безупречные манеры, и ты нравишься моему коту. И это, возможно, прозвучит до ужаса банально, но ещё ты очень привлекателен. Ты не надоедаешь рассказами о квиддиче, который мне совершенно безразличен, и ты действительно слушаешь то, что я говорю, всегда правильно меня понимаешь. Ты единственный чистокровный, кто не относился ко мне иначе из-за того, что я маглорождённая. Во время той поездки на поезде в первый год я была полной дурой, а ты тогда помог мне гораздо больше, чем думаешь. Ты милый, сострадательный, необычайно добрый, и по-моему, ты почти идеален именно таким, какой есть– Его губы — тёплые, сухие и мягкие — оказались на её губах. Он начал двигаться, сначала мягко, завлекая губы Гермионы в медленный танец. Девушка чувствовала, как всё в её сознании низвелось до полной пустоты: весь мир представлял из себя лишь волшебное ощущение их с Невиллом поцелуя. Его язык коснулся нижней губы Гермионы, и она вздохнула, едва устояв на дрожащих ногах. Парень обхватил её тёплыми руками за талию и притянул к себе. Девушка даже предположить не могла, сколько они оставались в таком положении. Невилл проник в её рот, нежно пробуя каждую щель, как и обещал в своих письмах, и время сократилось до чего-то совершенно неисчислимого. Вскоре он отстранился, а разум девушки стал лёгким и пушистым, губы же покраснели и распухли. — Спасибо, — прошептал он. — Это было ужасно мило с твоей стороны… Всё, что ты сказала. — Просто возвращаю комплименты, которые ты мне сделал в своих записках, — так же тихо ответила Гермиона. — Но не за что. — И всё-таки ты должна знать: я вообще не умею свистеть. У меня совсем нет музыкального слуха, раз уж на то пошло, так что никогда не проси меня петь — только разочаруешься. Гермиона с минуту смотрела на него. В этот момент он выглядел до такой степени серьёзным, что что-то тёплое и чудесное пустило корни в её сердце. Она рассмеялась: — Это вовсе не недостаток. — А ещё я храплю и порой разговариваю во сне. По словам Кормака, твоё имя у меня на устах чаще всего. — Правда? — Правда, — Невилл залился тёплым смехом. — Думаю, ты должен знать… Я чувствую по отношению к тебе то же самое. И началось это ещё до того, как ты стал подкладывать записки. Его яркая, счастливая улыбка оказалась чем-то таким, что осветило помещение: — Правда? — Правда, — ответила Гермиона, смущённо улыбнувшись. — И… раз наши чувства взаимны, я бы хотела попробовать перейти на новый уровень отношений. Только вот не уверена, что готова– — Мы можем не торопиться, если тебе так будет комфортнее, — быстро заверил он. — Для меня это тоже шок, поверь. Мне просто… нужно было изложить эти мысли на бумаге, и я хотел передать их тебе анонимно… — Понимаю, — и она действительно понимала. — Это было так необычно и захватывающе. А пока, — отважилась девушка, хоть щёки и горели, — я бы не прочь поцеловать тебя ещё раз… Гермиона никогда, даже за тысячу жизней, не устанет от улыбок Невилла. — С этим, — прошептал он, снова накрывая её губы своими, — мы, конечно, справимся, mo grá.