Община

      После безобразной сцены, учиненной Рыжим на выставке, Чёрный был вне себя от ярости. Чёрт его знает, чем бы это закончилось, если бы их не растащили. Однако Чёрный ещё долго не мог прийти в себя. Вечером, дома он налил себе виски и отыскал спрятанную пачку сигарет. Курил он крайне редко и только по особым случаям. И сегодня был как раз такой случай. Сейчас, вспоминая события дня, он вновь злился, то ли на Рыжего, назвавшего его предателем, то ли на самого себя, за столь бурную реакцию. Предатель! Это ещё посмотреть кто из них предатель! Чёрный чувствовал, что опять заводится. Столько лет прошло, а, получается, для него мало что изменилось. Но теперь-то точно конец истории — никаких больше Рыжих, никакой больше общины. Пусть катятся ко всем чертям!       Однако на следующий день, уже в офисе, открывая первую статью о выставке, он наткнулся на фотографию Рыжего. Ну то есть это, конечно, были фотографии экспозиции, но на заглавной красовался именно бывший вожак Крыс. Чёрный усмехнулся, что же, фотографов можно понять, внешность у Рыжего сейчас едва ли не более примечательная, чем даже и двадцать лет назад. Тогда что — тощий, несуразный, взъерошенный, вечно в синяках и ссадинах, если и было в нём что примечательного, так это глаза, да и те он, по крайней мере в Доме, прятал. А сейчас Рыжий, без сомнения, привлекал внимание. И отросшими красно-рыжими волосами (ни одного седого волоса, красит он их что ли?), и тонкими чертами лицами, и татуировками. Короче всем. И фотографии с выставки с его участием смотрелись куда как интереснее и ярче, чем просто картины Эрика. Чёрный к этому времени уже подуспокоился и лишь усмехнулся — пусть, всякая реклама хорошо, пусть даже и такая. Но спокойное его состояние нарушил Эрик, обмолвившись, что после выставки они с Рыжим пили кофе. И вот тут Чёрного как молнией поразило. В какой-то момент он реально мысленно едва не воскликнул: «А что так можно было?». Получается можно. И от этого стало стыдно и горько. И до самого вечера всё валилось из рук.       Дома вновь виски и початая пачка сигарет. И ноутбук. Он долго искал статьи и фотографии общины, но нового было совсем мало. А фотографий Рыжего не было вовсе. На последних фото он увидел разве что Коня — тот вымахал, заматерел и теперь полностью оправдывал старую кличку. Он поискал старые статьи, тех времён когда они только легализовались, но и там фотографий было немного, и лишь на двух или трёх он углядел Рыжего, да и то где-то на заднем плане. Получалось всё что у него есть — несколько фото с выставки.       Он налил себе ещё, закурил, восстанавливая воспоминания, которые гнал от себя без малого почти двадцать лет. Стыдился. Ненавидел. Уговаривал себя, что всё это блажь и глупость. Но уже вторые сутки он не находит себе места. Как же всё это началось?       Странно, но память сначала заботливо подсунула ему даже не первую ночь, а первое утро. То самое утро, в котором он проснулся с чётким ощущением, что в кровати он не один. А открыв глаза увидел, что лежит он не на кровати, а на сброшенном на пол матрасе. И что носом он почти упирается в чьё-то голое плечо, а в глаза лезут красно-рыжие пряди. И что руки-ноги он закинул на лежащего рядом. И что одежды на них нет. Он тогда пулей вылетел из «кровати», что интересно — бесшумно, кое-как нацепил одежду, схватил полотенце и сбежал в душ. Только там, стоя под прохладной водой, он попытался восстановить события прошлой ночи. Он не мог вспомнить кто из них первым полез целоваться, но зато он отчетливо помнил, что именно он первым запустил руки под майку, а потом и в джинсы к Рыжему. Как справлялся с неподдающейся пуговицей, как потащил Рыжего к кровати, а тот, на минуту вырвавшись, стащил на пол матрас. Что же, это было логично, трахаться на скрипучей панцирной сетке — только соседей будить. Как потом они стягивали друг с друга одежду, а потом ещё целовались, как будто не решаясь двинуться дальше. И как Рыжий стоит на коленях опираясь руками на кровать, дышит короткими вдохами-стонами. И как он сам резко и неумело двигается, перекрывая отсутствие опыта желанием. И как потом обнимает Рыжего за талию, прижимая к себе и целует шею, плечи…       А потом утро, полное стыда и раскаяния. В душе не будешь находиться вечно, но возвращаться в комнату страшно. В глаза смотреть невозможно. Он не представляет, что скажет и как теперь. А когда, наконец, заходит в их комнатушку, видит, что никакого матраса на полу нет, как и Рыжего в комнате, а кровать застелена. Он идёт на кухню, где Женщина, та, что уехала с ними из Дома, готовит завтрак. Он предлагает принести воды из родника. «Не надо, — говорит она, — Рыжий уже ушёл». И Чёрный делает всё, чтобы им не встретиться, когда он вернётся.       Весь день они избегают друг друга, но спать им всё равно в одной комнате, и вечером они делают вид, что ничего не было. И продолжают делать вид каждый следующий день. И, как всякая недомолвка, это повисает между ними, отравляя воздух вокруг.       Вожаки в Доме, здесь они тоже остаются вожаками. Так получается само собой, что остальные, даже и взрослые, считаются с ними, советуются. Что много в общине идёт так, как решат они. Но они слишком разные и частенько сталкиваются в спорах, не готовые идти на уступки. Рыжий кажется Чёрному легкомысленным и безответственным. Его решения слишком смелые, а по мнению тогдашнего Чёрного просто глупые. И они спорят до хрипоты. Как правило Рыжий предлагает, а Чёрный критикует, разносит каждую новую идею в пух и прах. А Рыжий сыпет новыми. В одном из таких особенно жарких споров Рыжий не выдерживает и в сердцах орёт: «Я не понимаю чего ты вообще хочешь!» И Чёрный, неожиданно для себя почти выпаливает в ответ: «Тебя!» Он едва успевает захлопнуть рот в самый последний момент, но эмпатичному Рыжему не нужны слова, он и так всё понял. Он смотрит на Чёрного своими огромными глазищами и растерянно молчит. А Чёрный чувствует, как заливается краской и сбегает.       Вечером Чёрный до последнего не идёт в комнату. В доме уже все улеглись, и он уверен, что Рыжий тоже уже спит, а значит не придётся, мучительно краснея, стараться не встретиться с ним взглядом. Перед тем как войти в комнату он убеждается, что свет в ней не горит, и только после этого тихонько открывает дверь. Темно, он аккуратно прикрывает дверь, стараясь не щёлкнуть замком, а, развернувшись, замирает на месте. Матрас с одной из кроватей стащен на пол, и на нём, расставив в стороны острые коленки, сидит Рыжий. Он курит, и в темноте видно как дрожит огонёк сигареты у него в руках. Чёрный стоит у двери, чувствует как бешено бьётся сердце, и как нарастает жар внизу живота. Минуту или две они не двигаются и не говорят ни слова, а потом Чёрный проходит в комнату и опускается рядом с Рыжим, принимая молчаливое предложение.       Так это и продолжается следующие месяцы. Община постепенно встаёт на ноги, кто-то уехал, кто-то приехал. Днём - они два вожака, разные, каждый о своём, и в чём-то непримиримые. Во многом. Они спорят и редко соглашаются друг с другом, и решение в результате остаётся за Стариком — негласным старостой общины. И часто Старик принимает сторону Рыжего, и, самое обидное, его идеи оказываются вполне рабочими. Чёрный злится, но когда всё получается, вынужден признать, что Рыжий прав. Они по-прежнему живут в одной комнате. И иногда один из них стаскивает на пол матрас ожидая возвращения другого. Сейчас сложно сказать, когда всё начало меняться. Чёрный думает, что самое начало было в тот день, когда Рыжий вернулся из города после сессии. Уставший, довольный, с особым блеском в глазах. И вроде всё как обычно, но когда ночью Чёрный стаскивал с Рыжего рубашку, целуя выступающие ключицы, ему на мгновение, всего на одно короткое мгновение, показалось, что Рыжий засомневался. Но это было так мимолётно, а в следующую минуту Рыжий уже стаскивал с себя джинсы, что Чёрный тогда даже не придал этому значения. Хотя, наверное, стоило бы.       А потом приехала она. К ним иногда приезжали новенькие. Поначалу даже и много. Некоторые думали, что они что-то вроде общины хиппи — свободная любовь, травка и всё такое, но такие, осознав жестокую реальность, быстро сбегали. Кто-то ехал осознанно и оставался на месяцы, кто-то остался навсегда. Но про неё Чёрный был уверен — уедет через месяц-другой. Что обычная городская девчонка может здесь найти? А она и правда очень обычная. Не красавица, скорее милая. Круглолицая, нос в веснушках и всегда смеющиеся серые глаза. И ещё русая коса, самая настоящая, как положено — в руку толщиной. Зачем она здесь и почему не уезжает он понял лишь когда случайно увидел её на веранде с Рыжим. Они стояли вместе, и Рыжий обнимал её сзади и тихонечко касался губами плеча. А Чёрном вдруг стало паршиво, как раньше никогда не было. Возможно потому, что ему тоже нравилось вот так обнимать сзади и касаться губами плеч, шеи и красно-рыжих прядок.       Это было то, о чём ему было тяжело молчать. А заговорить не хватало смелости. Выручил Гибрид, который в крысино-шутливой манере однажды спросил Рыжего: «Ты что, Вожак, за старое взялся?». А Рыжий вдруг как-то слишком серьёзно ответил, что это другое, и как раньше уже не будет. И Чёрный тоже понимал, что это другое и как раньше уже не может быть. И с этого момента между ними как-будто чёрная кошка пробежала.       Однажды Чёрный вернулся в их комнату и застал Рыжего, сидящим на кровати каким-то особенно настороженным. Рыжий, упираясь ладонями в матрас и опустив глаза, долго не решался заговорить, а потом сообщил: «Знаешь, я решил к Лёльке перебраться, ну, то есть мы решили вдвоём жить». Он замолчал, а Чёрный подумал, что для него это не такая уж новость. Он этого ждал уже давно. «То есть у вас всё типа серьёзно?» — стараясь изобразить небрежный тон, спрашивает Чёрный, а Рыжий кивает: «Серьёзнее некуда». «Что ж, совет да любовь», — бурчит на это Чёрный, но звучит это как «пошёл на хер». Следующим утром Рыжий собирает свои немногочисленные вещи, а вечером Чёрный окончательно осознаёт, что остался один.       Время идёт, и Чёрный всё больше убеждается что всё и правда серьёзно. Лёлька нравится всем в общине, кроме Чёрного, и кажется, что она была здесь всегда. И с Рыжим они вместе всякий возможный момент. А однажды Чёрный видит как Рыжий и Лёлька хохочут, обнявшись на общей кухне, а Женщина у стола улыбается и тихонечко вытирает глаза полотенцем. И Конь, совсем недавно ставший отцом, ухмыляется со знанием дела, мол, подождите, ребята, сейчас у вас всё самое интересное и начнётся. А Чёрному кажется, что его мир продолжает рассыпаться.       Проходит несколько месяцев, и вот они ссорятся с Рыжим окончательно. Чёрный с удивлением узнаёт, что Рыжий провернул рискованную финансовую операцию. Аферу — по другому и не скажешь! И ведь ни полсловом не обмолвился, пока всё не закончилось. Рыжий, оправдываясь, говорит, что в противном случай Чёрный никогда бы на подобное не согласился. И это правда! Чёрный считает, что так рисковать деньгами общины может либо идиот, либо мошенник, Рыжий утверждает, что в бизнесе риск естественное явление. И вообще, он всё просчитал, и всё получилось. Чёрный не просто злится, он в бешенстве, и говорит много того, что говорить точно не следовало бы. Он обвиняет Рыжего в мошенничестве, во всевозможных махинациях и в том, что Рыжему наплевать на всех кроме себя. Позже, когда эмоции сошли на нет, Чёрный понял, что тогда он не донести свою мысль хотел, а хотел побольнее задеть Рыжего, обидеть. И Рыжий, который, казалось бы, не обижался всерьёз никогда и ни на что, внезапно обижается. Обижается, потому что последнее время вся финансовая документация, налоговая, администрация, переговоры с поставщиками, банками и всеми, с кем только можно, ведёт он. Обижается, потому что Старик, перенёсший инфаркт полгода назад, совсем слаб, и Рыжий просто боится за него. Обижается, потому что Лёлька лежит на сохранении в больнице в соседнем городке, и он каждый вечер несётся туда на стареньком общинном Логане чтобы успеть в часы посещений и не всегда успевает. Обижается, потому что сейчас ему как никогда раньше нужна помощь и поддержка, просто плечо, на которое можно опереться, а получает он злые слова и нелепые обвинения. Обижается по-настоящему, такой обидой, которую помнят долгие годы.       А на следующий день Чёрный уезжает. Он уверен, что навсегда.       Далеко за полночь, Чёрный курит на балконе, смотрит в пустой двор. Вспоминает события прошлых лет, жизнь в общине, оставшихся там людей. Его Псов, Крыс, и остальных, кто приехал с ними и присоединился позже. Он уже не молод, у него просторная, модно обставленная квартира, но все эти годы он живёт в ней один. Собаку вот завёл недавно, и как только решился… Из хоть сколько-нибудь близких людей у него только Эрик, да и то, сейчас их больше связывает работа, чем дружба. Получается, что в общине остался какой-то уж слишком большой кусок его жизни. И не только его жизни в Доме, но и его жизни уже в Наружности. И, как-будто, место это так и не затянулось, а образовавшаяся пустота так и не заполнилась…       Ему понадобилось ещё две недели, чтобы решиться. Решиться ранним субботним утром сесть в машину с твёрдым намерением вернуться туда, где осталось слишком много несказанного, слишком много важного, любимого. Слишком много его жизни.