Четырнадцатый день февраля.

На улице опять февраль.

      Женя искренне ненавидел этот месяц.       Причин на то было несколько: обманчивая погода со слякотью под ногами и холодным, словно фальшивым, вырезанным из картона, солнцем в редкие дни, постоянно заканчивающийся в ненужный момент кофе, из-за которого приходится добираться до магазина по заледеневшим тротуарам или грязной смеси песка и воды, а ещё это странное количество дней в календаре, слишком маленькое для любого адекватного месяца, но чересчур бесконечное из-за ожидания весны, марта, пусть даже этой треклятой романтики и снующих по улицам парочек. Что угодно! Но не февраль. Ещё и праздники в этом месяце дурацкие, словно кто-то пытался исправить Женину ненависть, но впихнул сюда День святого Валентина, чем окончательно перечеркнул все надежды даже на нейтральное отношение.       Кто мог придумать этот идиотский повод показать влюблённость к кому-то, подарив бумажное сердечко, именно в этот, «особенный», четырнадцатый день февраля? Женя не понимал, а потому категорически запрещал себе заходить в соцсети в этот день, чтобы только не видеть счастливые лица тех, кто предал ожидание весны сегодня, начав радоваться такому же пустому, как и все предыдущие, дню февраля, впихнув в календарь ничем не обоснованный праздник.       Парень нервно отстукивал на деревянной поверхности стола незамысловатый ритм, открывая бесконечное множество вкладок в интернете со всевозможными статьями и картинками, стараясь отвлечься от внезапного наступления четырнадцатого дня февраля, и всякий раз закатывал глаза, цокая языком и вздыхая, когда на глаза попадалась реклама из разряда «одинок в день всех влюблённых?» или «не с кем отметить?», любезно предлагая ссылку, за которой наверняка, помимо компании синего экрана смерти на экране ноутбука, пытаться что-то отыскать было напрасно.       — Не одинок я! — выкрикнул Женя в пустоту, захлопывая компьютер, когда реклама показалась уже в сотый раз, и развернулся на компьютерном стуле в сторону стены, устало протирая глаза.       Посидев в задумчивости несколько минут, Мильковский отправился на кухню, пнув по привычке в коридоре обувь куда-то под тумбочку и решая, что же из пустого холодильника так тянет его голодный желудок в сторону не так давно посещаемой комнаты.       Магия вне Хогвартса, естественно, была запрещена, а потому за белой дверцей парня встретил только колкий и холодный поток воздуха, хлынувшего в лицо. Собираться в магазин было лень, да и слишком много чести для четырнадцатого дня февраля, если Женя именно сегодня решит выйти на улицу впервые за две недели.       Старая добрая доставка продуктов никогда не подводила, но вновь включать ноутбук не хотелось — все существующие в пределах квартиры вещи, включая технику и мебель, уже порядком бесили, но бунт против февраля и его слякоти Мильковский не собирался прекращать — и решение этой проблемы было найдено в оформлении заказа на телефоне, надеясь хоть здесь не встретить рекламу.       Спустя минут пять в продуктовую корзину отправились самые нужные для заполнения холодильника продукты, а в животе от вида картинок с едой шумно булькало и ныло от голода. Теперь оставалось только надеяться, что курьер доберётся по этой слякоти, не свалившись по дороге в лужу.       Через полчаса наматывания кругов по квартире, попыток отыскать что-нибудь интересное под шкафом или кроватью (нашлось там только чихание из-за пыли, попавшей в нос), а ещё желания порисовать, но, когда из-под карандаша в третий раз вышло что-то наподобие шаурмы, парень сдался, раздался звонок домофона. Женя поспешил открыть входную дверь, ликуя от предвкушения еды.       — Здравствуйте, — парень из доставки остановился на лестничной площадке, снял огромную сумку с плеч, и извлёк оттуда четыре пакета, набитых едой.       Женя кивнул в знак приветствия и принялся искать нужные купюры в кошельке.       — Вы знаете! У нас сегодня просто уникальная акция! — вдруг неожиданно и приторно радостно сообщил курьер. — Сегодня мы дарим валентинку каждому клиенту!       Женя поморщился, когда ярко-алый кусочек бумаги оказался перед его лицом.       — Спасибо, но я не нуждаюсь, — он вручил деньги за привезённый заказ и уже хотел было захлопнуть дверь, но парнишка-курьер заметно приуныл, наверняка прокручивая в голове пути отступления, если его попрут из службы доставки за такую оплошность.       — Я… Просто первый день на работе. И не могли бы вы взять валентинку, чтобы… — видимой причины на вручение клиенту самодельной бумажки не было, а потому он запнулся, неловко проводя подошвой ботинка по белой плитке в подъезде полукруги.       — Хорошо, давай, — Женя выставил левую руку вперёд, приготовившись к вручению атрибута четырнадцатого дня февраля.       — Вы знаете! — парень решил начать с самого начала, чтобы, видимо, ничего не перепутать в заученном ритуале. — У нас сегодня просто уникальная акция! Сегодня мы дарим валентинку каждому клиенту! Это моё сердечко именно для вас!       Курьер с гордостью протянул бумажку, кладя её на ладонь Мильковского.       Женя принялся с интересом вертеть сердечко в руках, чтобы узнать, не написана ли цена за такую невиданную щедрость на обороте. На лицевой стороне красовался напечатанный каким-то странным, едва читаемым, шрифтом «Евгению от», а на свободной линии уже от руки, дрожащим почером, было выведено «лёши». Видимо, в попытке сделать всё правильно, парень забыл своё полное имя, а потому краткое и написанное с маленькой буквы «лёши» рядом с печатными буквами и всевозможными закрученными линиями смотрелось очень забавно и даже как-то мило, наверное.       — Лёша значит? — зачем-то решил переуточнить парень у курьера, который, неловко переминаясь с ноги на ногу, следил за реакцией на валентинку.       — Да. Ой! Спасибо вам за заказ! — он уже подхватил пустую сумку-холодильник, собираясь уходить от своего первого сегодня и в принципе в жизни клиента.       — Будешь чай? — вопрос был неожиданным даже для Жени, а потому он зажмурился, надеясь, что его не расслышали.       — Чай? — парень обернулся и остановился на пороге, просчитывая что-то в голове и беззвучно шевеля губами в задумчивости, а затем с явным удовольствием выдал: — Буду. Я уже не успел заказ выполнить, а по плану вообще должен на базе быть. Так что терять, впрочем, нечего. Сумку попозже верну: всё равно уволят. Да, и погода такая мерзкая, что не хочется туда возвращаться.       Сказать, что Женя удивился такой смелости от курьера, который буквально несколько минут назад исчертил носком ботинка плитку на лестничной площадке, — это, пожалуй, ничего не сказать. Было неизвестно, откуда вдруг в нём проснулась такая уверенность, может, из-за холода и слякоти на улице решение о поддержании бойкота февраля было спонтанно принято или парень понял, что работа в доставке не предначертана ему судьбой. Впрочем, отступать уже было нельзя, по крайней мере Женя был в этом уверен — не выгонять же его прочь после случайно вырвавшегося из мыслей вопроса — а потому хозяин квартиры пропустил курьера в прихожую.       Мильковский запер изнутри входную дверь и остановился на коврике возле выхода, не имея возможности пройти вглубь коридора из-за загородившего проход парня, который пытался развязать шнурки, но сумка на спине постоянно перевешивала в противоположные стороны.       — Может оставишь её здесь? — Женя указал взглядом на тумбочку, едва заметную под вешалкой, где на одну куртку стало больше. — С ней ничего не случится. Я дверь запер.       Мильковский понятия не имел, насколько эксклюзивны сумки у курьеров, а потому решил предупредить, что в прихожей всё останется прежним, даже если они пойдут на кухню. Лёша с осторожностью поставил вещь на указанное хозяином место, освободив наконец путь в дальнейшие комнаты квартиры.       Мильковский остановился на пороге кухни, ощутив это странное чувство дежавю из-за недавнего похода сюда, который не увенчался успехом.       — Всё в порядке? — послышалось за спиной, и парень очнулся, осознав всю неловкость ситуации, когда он, оперевшись руками в дверной косяк, словно не хотел пускать человека вперёд.       — Да. Просто задумался. Садись туда, — Мильковский указал на диван около окна.       Это было его излюбленным местом для чаепития, но из-за бойкота февралю парень теперь предпочитал сидеть на стуле, устав от однообразия и пытаясь хоть что-то изменить в рамках четырёх стен.       — Какой чай будешь? — Женя извлёк из ящика над столом свою гордость — большую коробку с всевозможными цветными пакетиками, которые предназначались под любое настроение.       К примеру, жёлтый с лимоном служил для ловли меланхолии под звуки дождя по подоконнику; тёмно-красный с виноградом на шуршащей упаковке чётко ассоциировался с ранним утром и попытками обмануть жаждущий вина организм тёплым напитком, что редко удавалось; коричневые палочки на зеленоватом фоне оживляли на языке вкус корицы; малина предназначалась для какого-то романтичного, влюблённого в жизнь настроения; мята была необходима в моменты неоправданной тревоги или простых вечерних посиделок на кухне в компании с гитарой; чай с кленовым сиропом связывал осенние вечера с разноцветными вихрями листьев за окном в пушистый плед; обычный чёрный был нужен для стандартных будней, когда с утра настроение было каким-то неопределенным; вкус барбариса выполнял странную роль повышения счастья в крови при любой жизненной ситуации…       — Вот этот, — Лёша протянул на ладони шуршащую упаковку, случайно или нарочно повёрнутую стороной с картинкой и названием книзу.       Женя кивнул, закрывая коробку, уже выбрав себе обычный чёрный чай несколько минут назад. Он перевернул пакетик, быстро пробежав взглядом по строчкам, — малина. Стоп. Малина?       Курьер, хотя уже бывший работник службы доставки, тем временем с интересом разглядывал интерьер кухни, подмечая несколько фотографий на стене около входной арки, пару статуэток на ближней к окну полке и бесконечно много магнитиков на белой дверце холодильника, посуду-изгоев, обитающих то ли временно, то ли постоянно на стуле около стола с незамысловатой потёртой скатертью, которая существовала здесь уже не первое столетие, судя по широким рисункам роз на всей её поверхности.       Спустя несколько минут из двух чашек с цветами на столе поднимался горячий пар.       — С чего такая любовь к ботанике? — курьер указал на скатерть, а затем и на посуду, чувствуя вселенскую неловкость.       — Осталось от прежних хозяев, — пояснил Женя, отпивая чай и морщась от горечи заварки на языке и горячей жидкости, которая обжигала горло.       — Сегодня волшебный день, — вдруг сообщил Лёша, счастливо улыбнувшись после первого глотка тёплого и кислого напитка.       — Самый обычный, — вздохнул Женя, стараясь как можно незаметнее следить за каплями чая на потрескавшихся губах парня, чтобы не пропустить момент, когда их сотрёт язык, словно знал, был уверен, что это будет поистине завораживающе.       — Нет. Не говори так, — возмутился Лёша, нервно слизывая остатки напитка с разбитых на морозе губ. — Любой день особенный. Вот, например, вчера ты звал незнакомого парня на чай? А завтра к тебе в квартиру вломится курьер с валентинкой? Нет, конечно нет. Знаешь, почему? Каждый день по своему волшебный.       Лёша вновь отпил чай, но продолжения доказательств уникальности четырнадцатого дня февраля не последовало ни спустя пять минут, ни спустя десять. На кухне остались лишь тишина и мерный стук капель тающего на крышах снега.       — Раз ты такой защитник сегодняшнего дня, то скажи, зачем нужны эти дурацкие валентинки? — Женя действительно втянулся в диалог, загораясь азартом выиграть этот спор, даже если его вовсе не существует в понимании соперника.       — Чтобы приятно было. Не все чувства поддаются словам, не каждое имеет право на существование без ограничений, любое может быть не принято или отвергнуто. Сердечки и существуют для ослабления жгучей боли из-за странной любви с первого взгляда, а ещё для притупления грусти в случае отказа и невзаимности. Почти все чувства не способны стать взаимными, — последние слова были произнесены шёпотом, а на кончиках ушей проступил алый оттенок неловкости.       — И что же получается? Ваша служба доставки просто так признаётся всем в любви направо и налево? — Женя не мог понять, чем вызвано смущение собеседника, ведь буквально только что он так оживлённо защищал этот день.       — Нет… То есть да! — Лёша уставился на цветок, нарисованный на фарфоре. — Я не знаю.       — Ты проявил инициативу с валентинкой? Зачем? — Женя следил за реакцией, намереваясь разузнать правду о необходимости всей затеи с доставкой.       — Не все чувства поддаются словам, — завороженно повторил парень.       — Я вижу тебя впервые в жизни!       — А я… Видел тебя каждый день. Но потом, с наступлением февраля, ты перестал бывать в кофейне через дорогу каждое утро, а ещё не было тебя, бесцельно гуляющего по тротуарам, — Лёша шептал, продолжая нервно облизывать губы и следить за тонкой ниточкой пара над чашкой.       — Ты следил за мной?       — Наблюдал, — поправил парень, будто это имело огромное значение. — И я не знал, как убедиться в том, что с тобой всё в порядке. Решил в доставку устроиться работать, но с этого адреса заказы не приходили. А вот сегодня, как видишь, он появился, и я поспешил к тебе, уже чувствуя себя спокойнее от того, что ты жив. Служба доставки не устраивала никаких акций.       Лёша замолчал, не понимая, зачем только что отпер свой секрет, который клялся никому не рассказывать, и не зная даже примерно, какая реакция может возникнуть у хозяина квартиры.       Молчание не нарушалось вот уже минут пять, а в глазах человека напротив читалось непонимание и зацикленная загрузка полученной информации.       — Сегодня волшебный день, правда? — Лёша осторожно, не до конца отдавая отчёт своим действиям, словно опьянел до потери контроля над собой из-за чая с малиной, протянул руку, накрывая чужую ладонь.       — Почти все чувства не способны стать взаимными, — повторил слова гостя Женя и аккуратно, поднимая чужое запястье двумя пальцами, убрал руку со своей ладони. — Извини. Замок два раза вправо поворачивается.       Парень поднялся со стула и, оставив на столе почти нетронутый чай, вышел в коридор, направляясь в сторону своей комнаты.       Лёша остался на кухне в компании двух почти полных чашек с медленно остывающим напитком. Валентинка не помогла. Внутри всё горит от боли и ядовитого «почему так?» Грусть не притупилась, хотя буквально несколько минут назад Лёша отчаянно это доказывал хозяину квартиры.       В прихожей ожил шорох, но, едва замок щёлкнул два раза, квартира вновь погрузилась в молчание, хуже которого было только липкое одиночество.       Это был самый обычный четырнадцатый день февраля, а до весны оставалось что-то около двух недель. Только вот для Лёши она уже вряд ли настанет, по крайней мере, перестанет быть поводом для счастья без повода, для радости цветущим улицам. Теперь в душе вечный февраль с хлюпающей под ногами слякотью и фальшивым, вырезанным из картона, солнцем.       Лёша искренне ненавидел этот месяц.