Присказка

      Моросил дождь.       Это была расцветающая осень.       Она стояла среди опадающей листвы, в грязных от луж штанах и с поникшей душой.       Из тёплого лета осенний ветер унёс все грустные воспоминания и тревоги, словно целебный аметист. Он потрескался, приняв в себя слишком много, и избавил душу от страданий.       Шелест листьев. Удары сапог.       Промокшее пальто с бусинками серых капель.       И умирающая рябина.       Она стояла под деревом, не смея пошевелиться, держа в руках поникший букет анютиных глазок, и тоскливо роняла слёзы на их нежные, сморщенные лепестки. Всё казалось таким маленьким и безрадостным: от чёрных мартинсов до плачущих скамеек. И атмосфера вокруг, давящая и безрадостная, вмиг оказалась палитрой платинового и туманного.       И даже несмотря на это, душа ликовала и смеялась, озаряемая светом чистейшей привязанности.       Лишь одно слово — «люблю».       Она взглянула на увядающие листья букета и вспомнила, каково ей было пару минут назад. Прощание, безудержная волна беспокойства, подкосившиеся коленки.       Он стоял, такой же серый на вид, как и всё вокруг. Но душа его цвела, и цветение заразило её душу. Она вся промокла, суетливо тряслась и тяжело дышала, выпуская из уст клубки взволнованности.       Он слегка улыбнулся, подошёл к ней и спросил лишь, каково ей было тогда? Каково ей было убегать в трепете при столкновении взглядов, при случайных касаниях душ и рук, каково ей было изнемогать от тоски, не в силах признаться в чувствах? И всё вокруг от этих вопросов показалось таким душещипательным, таким ранимым и безысходным, будто весь мир окутал сердце своей беспристрастностью и одновременно чувственностью.       Она задышала, заплакала, не в силах сдержаться. Она говорила невпопад, пытаясь объяснить все обстоятельства и страхи, все переполнившие чашу её души чувства, собравшиеся в единый ком за это тяжёлое лето.       Она боялась, она дрожала и душой и телом. Всепоглощающий страх предстоящего признания так сильно давил на грудь, что создавалось впечатление тягости и неизбежности накопившейся тоски и уныния.       Они говорили о прошлом, о том странном прошлом, в котором всю жизнь провели рядом, будучи при этом на такой дистанции, что души не могли почувствовать дрожания друг друга.       Но всё это было позади.       Всё уже давно позади.