Фальшивый самоцвет

      Август грел землю. Это был очередной совет орденов заклинателей в землях Юньмэна: в Пристань Лотоса прибывали главы известных орденов, были с почетом и радушием встречаемы. По устоявшейся традиции принимающая сторона устраивала пышный обед: еды и вина было много – словом, все гости должны были остаться чрезвычайно довольными. Даже столь привередливые, как адепты ордена Цишань Вэнь. Хотя судить о каждом из них лишь по принадлежности к клану было бы очень опрометчиво...       Вечерние цикады наперебой стрекотали свои песни, лунный свет блестел переливами на темной поверхности воды. Клонили головы пышные лотосы с бархатными лепестками. Прятались в закрывающиеся бутоны маленькие жучки и мошки. Где-то отдаленно слышались песни и музыка – очевидно гостей развлекали прекрасные танцовщицы. Можно было себе позволить. Госпожа Юй привычно сидела за столом, держа в руке фарфоровую пиалу с вином: на щеках легкий румянец от выпитого, от жара воспоминаний, от волнения. Она всегда чувствовала себя уверенно, знала, что и где нужно сказать, не боялась общественного мнения – в общем, была женщиной стойкой, чрезмерно самодовольной и горделивой. Но сейчас отчетливо чувствовала робость и некий трепет. Предаваться за хорошим вином воспоминаниям буйной молодости было делом ее излюбленным: картины прошлого грели душу, проливали свет на жизнь временами, когда Юй Цзыюань хотелось закрыть глаза и не видеть никого, позабыв о своих обязанностях. Поднося пиалу к губам и вдыхая терпкий аромат напитка, женщина расслабленно улыбнулась, переводя взгляд на своего оппонента, сидящего здесь же, за столом.       – Так давно это было, не правда ли? А я смотрю на тебя и думаю: совсем не изменился. Все такой же молчаливый и безразличный ко всему, – она медленно отпила вино, бросая томный взгляд из-под длинных ресниц, разглядывая мужчину, одетого в черное ханьфу. – Совсем как тогда. Помнишь?       – Да, помню, – коротко ответствовал Чжулю, смотря на свой сосуд с вином, как если бы тот обладал чрезвычайно привлекательностью. Но вино было мелочью, пиала была самой обычной, а рядом сидела эта волевая женщина. Эта женщина. Как много с ней когда-то было связано, сколько вина выпито, сколько цветов и жалких безделушек подарено… А ведь у него, как у заклинателя из клана неизвестного, денег водилось едва только на себя. Как тут будешь делать хорошие стоящие подарки наследнице такого знатного ордена?       – Это радует. Помнишь, тогда ты пообещал мне приехать в Мэйшань – тебя еще не взяли на обучение в Ланьлин. Ты был таким скромным, но и таким расстроенным. Мы с цзе-цзе не хотели расставаться с тобой – ты нам уже тогда понравился. Это наш небольшой секрет, понимаешь, о чем я?..       – Как не понять. Госпожа Цзинь уже была помолвлена на тот момент, едва ли она могла заглядываться на других мужчин. Да и ты, если память не подводит меня…       – Замолчи. Замолчи ради всех богов и не говори об этом! Помолвлена, не помолвлена – думаешь, женщина счастлива жить с тем, за кого ее отдала семья? Больно был хорош Цзинь Гуаншань! Сам же его видел да знаешь. Бедная моя цзе-цзе... А Мэйшань Юй на тот момент уже получил от Юньмэн Цзян отказ. Да и какое это имеет значение? Все эти помолвки, браки, союзы! Чтоб их всех!.. – мадам Юй, нахмурившись и сердито поджав губы, с громким стуком поставила на стол пустую пиалу, привлекая к себе тем самым внимание собеседника. Мужчина с бесстрастным выражением лица оглядел ее, но проклятие не поддержал, смиренно уставившись в темную водяную гладь. Проглотив свое вскипающее раздражение – так было всякий раз, когда она вспоминала о своем браке, о муже, о своей несчастной судьбе – госпожа вновь успокоилась и забылась, подбитая дурманящими парами алкоголя. Снова прекрасные воспоминания услаждали ее невеселые мысли. Там в Ланьлине был этот молодой заклинатель, совсем еще не опытный, но определенно чего-то стоящий – она под веселый смех своей цзе-цзе засматривалась на него, потом решилась заговорить и узнать, откуда он прибыл. И настолько была раздосадована отказом взять его на обучение в Башню Золотого Карпа, что, в сердцах обругав весь орден Ланьлин Цзинь, позвала юношу в Мэйшань, пообещав от имени ордена, что оттуда его никто не прогонит. Так и началось их знакомство. – Мы столько творили по молодости… Как вспомню, то не знаю, что делать: смеяться или плакать. Ты же помнишь? Мы много времени проводили вместе.       – Да, так и было. С благодарностью вспоминаю то время. Ваш орден многое мне дал. И ты тоже многое дала мне, – неспешно отпив вино, произнес Хуа Даньшоу, отстраненно глядя куда-то вперед, как будто и не замечая на себе пылкого взгляда женщины.       – Если бы не традиции, родители и орден Юньмэн Цзян, я бы отдала тебе свою жизнь. И жила бы сейчас совершенно по-другому и не была бы запертой здесь… – восстановилась ночная тишина, сопровождаемая легким стрекотом цикад и других насекомых, еле слышным плеском воды. Мужчина наконец-таки поднял глаза на свою собеседницу, отмечая, что лицо ее при этих словах помрачнело, словно бы его покрыла незримая вуаль. Рука, скрытая тканью перчаток, отстраненно, но как будто бы с заботой накрыла ее тонкие пальцы, невесомо погладив нежную кожу. И измученная улыбка была ему ответом на этот скромный жест сочувствия. Юй Цзыюань коротко усмехнулась, встретившись с ним взглядом, после чего позволила их пальцам соединиться. – Всегда так было: холоден, вежлив, несговорчив… Даже тогда на обучении. Помнишь, тебе не давалась музыка?       – А тебе стрельба из лука и езда верхом.       – Значит, будем мериться заслугами, Чжао Чжулю? – с охотой вспыхнула госпожа, воодушевившись тем, что разговор их снова свернул в светлый исток прошлого. О, она готова была признать, что некоторые из искусств не давались ей так же хорошо, как ее товарищу, лишь бы только беседа увела их подальше от тяжелой реальности. – Ты проиграл мне в битве на мечах в первый же месяц обучения!       – Зато выиграл в рукопашном бою, – коротко бросил мужчина, всем своим видом выражая незаинтересованность в споре, однако внутренне радуясь такому повороту событий – все-таки в юности его было много светлых моментов, которые выкинуть из памяти было чрезвычайно трудно. Что говорить – трудно было забыть и первую любовь.       – Уложил на лопатки! Нахальство! После этого все были уверены, что мы с тобой влюблены друг в друга. Хотя мне нравилось, что все вокруг перешептывались у нас за спиной. По-моему, мы от этого стали только больше времени проводить вместе. Ты же помнишь, как таскал для меня ночью вино тайком?       – Я ничего не помню так отчетливо, как это.       – Ты стучал трижды и еще один раз, чтобы я открыла. Право! «Цзыюань-цзе, двух сосудов тебе хватит?» Я этого никогда не забуду! Меня ничто так не веселило, как твой серьезный вид даже в самой абсурдной ситуации.       – Ты хочешь пристыдить меня за мою беспечную юность?       – Нет, просто даже сейчас вино из Мэйшаня навевает мне воспоминания. Тогда мы тоже пили его с тобой. И были пьяны, когда переспали впервые. Ты оказался таким пылким и горячим, несмотря на всю свою холодность. Ты до сих пор такой, Чжулю? – игриво вопросила она, и выразительные брови ее взметнулись вверх. Кажется, каким-то подобным образом девушки вызывали противоположный пол на откровения. Вот только женское обаяние, даже такой важной особы, как мадам Юй, не пробивало брешь в стене из равнодушия, надежно выстроенной Хуа Даньшоу. Он молчал – пауза чересчур затянулась, отчего госпожа насторожилась, готовясь выдать ему что-нибудь едкое на такое поведение.       – Теперь ты замужем, у тебя есть дети – непозволительно даже думать о проверке моих прежних чувств.       – Да прекратишь ли ты об этом?! Ты замужем! У тебя есть муж! Ты госпожа Пристани Лотоса! Да если бы ты знал, что значит жить, словно в клетке! – Юй Цзыюань быстро поднялась на ноги, отошла к дощатому краю пристани, обхватив себя руками, и сразу же будто бы утих тот горделивый огонь, что горел в ней всегда. Словом, сейчас Вэнь Чжулю видел спину обычной несчастной женщины, уставшей от своего бремени, от рутины «семейного счастья». Нет, кажется, по сей день она ждала своего счастливого часа – того момента, когда не нужно будет думать о чем-то еще, кроме как о красоте мгновенья. Когда она будет с тем, кого любит, и когда ее будут любить в ответ. – Ты даже не представляешь…       – Не тешь себя иллюзиями несостоявшегося. Тогда ты отдала бы мне свою жизнь, и я бы с превеликой охотой стал твоим мужем, был бы верен тебе до гробовой доски. Но кем я тогда являлся и что мог тебе дать? – воитель тоже неслышно поднялся со своего места, медленно сократив дистанцию между ними. Теперь они, стоя бок о бок, почти касаясь друг друга, созерцали черную воду с купающимися в ней большими листьями и нежно-розовыми бутонами. В конце концов, госпожа Юй прижалась спиной к его груди, подняв глаза к горизонту, залитому лунным светом.       – А кто ты сейчас? По мне, так лучше бы оставался тем, кем должен был быть. И пусть неизвестный! Пусть незнатный орден! Так нет же – ты зачем-то полез наверх, туда, якобы к солнцу! Кому ты, во имя всех богов, там был нужен?! Никому! Хотя бы клановые одежды свои тебе не пожаловали – а то бы и смотреть было тошно, не только говорить! Ведь не дураки в Цишане: проводят черту между истинными Вэнями и тобой! Кто пса поставит вровень с хозяевами? – на этой ее реплике хваленое терпение Чжулю все-таки подвело: он, шумно выдохнув, круто развернулся и зашагал прочь по деревянным мосткам. Женщина, разгорячившаяся от такой острой темы разговора, тут же спохватилась и бросилась за воителем вдогонку, продолжая ругаться даже на ходу. – Куда ты помчался? Никто из твоих хозяев тебя не звал! Остановись сейчас же! Что, совестно стало? А нечего на правду сетовать – на себя лучше сетуй! Вэнь Чжулю – глупость какая! Остановись! Слышишь?! Чжулю! Чжао-ди!       Он застыл на месте, натянувшись, словно струна, и госпожа Юй, нагнав его, прижалась к его спине, с силой стиснув в руках черную ткань его одежд. Месяц заволокло ночными облаками, расшумелась вода, громче плескаясь о деревянные сваи. Подул прохладный ветер, и казалось, что даже цикады замолчали, прислушавшись к тому, что творилось на мостках.       – Назови меня так, как раньше. Дай мне хотя бы намек на то, что это все было на самом деле… Что моя жизнь не всегда была такой, как сейчас. Чжао-ди…       – Я ничего не забыл. Не забыл, Цзыюань-цзе, – мужчина развернулся к ней лицом, и сильные руки сомкнулись на утянутой поясом ханьфу женской талии. Юй Цзыюань даже не сразу осознала, что происходит – ее захлестнуло всепоглощающее отчаяние, жалость к своему положению, обида на судьбу, но одновременно с тем неземная радость от происходящего и восторг от ощущения тепла чужих рук. Чувствовать себя нужной кому-то, чувствовать себя любимой женщиной… Она могла быть кем угодно: девой-воительницей, волевой хозяйкой Пристани Лотоса, дамой с железным сердцем и мужеством мужчины – но, в первую очередь, она оставалась женщиной. Женщиной, которой по природе положено быть чуточку слабее, чуточку ранимее. И какой бы сильной госпожа Юй ни была, она все равно, как любая женщина, нуждалась в защитнике. – Мы оба теперь живем в клетках. Я свою судьбу выбрал сам, за тебя же все было решено – наш мир и наши мечты оказались разрушены. По-другому быть не могло. Но то время было прекрасным. Оно было, и ты это знаешь.       – Я просто хотела быть счастливой – разве я многого прошу?.. – почти шепотом спросила она, подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза. Лицо Чжулю сохраняло прежнюю отстраненность, но он обнимал женщину, прижимая ее, нуждающуюся в любви и поддержке, к себе. Чувствуя его молчаливое сочувствие, Юй Цзыюань приподнялась на носочки и приблизилась к его лицу, губами почти касаясь его собственных. – Дай мне ощутить себя счастливой еще хотя бы раз. Дай мне почувствовать себя живой. Поцелуй меня. Пожалуйста…       Как тяжело далось ей это слово: никогда прежде великая воительница Юй Цзыюань никого и ни о чем не просила, всего добиваясь своими силами, проходя через все трудности с гордо поднятой головой. А теперь… Хуа Даньшоу, аккуратно погладив ее по щеке, коснулся чужих губ своими, легонько прихватывая их, но не углубляя поцелуй. Женщина дрожала, и он прекрасно чувствовал это, но не делал больше, чем ему было дозволено. Дыхание ее участилось; хозяйка Пристани Лотоса благоговейно тянулась к товарищу своей юности – она ласково обвила крепкую шею руками, прижимаясь к нему теснее. Однако спустя какое-то время Вэнь Чжулю, оставив все ее надежды на продолжение, отстранился. Смутившаяся, с разожженными алыми щеками, она глядела на него непонимающе.       – Что не так?..       – Нам не стоит заходить дальше, – с расстановкой ответил он и отступил на шаг назад, выпустив женщину из своих объятий. Прежние строптивость и вспыльчивость тут же вернулись к ней: это снова была прославленная Пурпурная Паучиха, грозная воительница, а не хрупкая представительница слабого пола. Госпожа Юй крепко сжала кулаки, грозно надвинувшись на него.       – Ты опять собрался говорить мне о Цзян Фэнмяне? Слушать ничего не желаю! Если посмеешь, то я не посмотрю, с какой ты прибыл делегацией – как есть ударю тебя, чтобы хорошо запомнил!       – Дело совсем не в Главе Ордена Юньмэн Цзян.       – А в чем же тогда? – сурово переспросила Юй Цзыюань, но внутренне смягчилась. Мужчина помолчал какое-то время, будто рассуждая о чем-то в уме, а потом развернулся к ней спиной и степенно направился прочь по деревянным мосткам. – Я спросила, в чем дело! Как ты смеешь отмалчиваться да еще и поворачиваться ко мне спиной?! Хуа Даньшоу!       – В Цишане целительница Вэнь Цин Золотые Руки ждет от меня ребенка.       – Что? Но... но она же ровесница А-Ли! Как ты только…       – Это еще не все. В скором времени Главой Ордена мне будет пожалован титул хоу и удел в управление. Я перестану быть бесправным слугой, а в моих руках будет сосредоточена реальная власть, и уже тогда я на законных основаниях смогу стать мужем молодой госпожи Вэнь, – мужчина через плечо обернулся на воительницу, посмотрев на нее каким-то странным взглядом. Тонкие брови Юй Цзыюань хмуро сошлись на переносице: она глядела на Чжулю, но не могла понять, что происходит. Он казался ей чужим, не тем, кого она знала, совсем другим человеком. Помимо холодного безразличия в его бездонных глазах теперь таилось что-то еще: что-то темное и до примитивности приземленное. Расчетливость, жажда власти – все, что, казалось бы, было чуждо ему раньше.       – О, значит, вот, как ты придумал? Выслужиться, жениться на племяннице Вэнь Жоханя и получить власть? – с презрением выдала хозяйка Пристани Лотоса, гордо выпятив грудь. Вэнь Чжулю не повел и бровью. – Использовать других в своих целях – кем же ты стал!.. Ты просто омерзителен.       – Использую других? Это не так. Я действительно влюблен в молодую госпожу Вэнь и всем сердцем желаю ее сделать своей. Она уже носит моего ребенка – дело за формальностями. А что до власти… – его колючий, бесстрастный взгляд бегло скользнул по воительнице в лиловых одеждах, отчего та невольно отступила на шаг назад. – Власть еще никому не мешала. Настало время потеснить родовую знать Орденов, не умеющую управлять и лишь безжалостно эксплуатирующую незнатных адептов и простых людей. Очень скоро иерархия нарушится – ты увидишь это своими глазами. Грядущие перемены уже близко.