Проклятие победителя

У семнадцатилетней Т/И – дочери главнокомандующего полками воинственной и могущественной империи – только два выхода: вступить в армию или выйти замуж. Но у девушки другие намерения. Однажды на торгах она с изумлением встречает родственную душу в молодом невольнике. Кажется, глаза Техёна бросают вызов всему и всем. Повинуясь инстинкту, Т/И покупает его, и это приводит к неожиданным последствиям. Совсем скоро ей приходится скрывать свою все возрастающую любовь к Техёну. Но у того также есть тайна, и Т/И быстро понимает, что цена, которую она заплатила за живого человека, гораздо выше, чем она полагала. Это история о смертельных играх, в которых на карту поставлено слишком многое, а исходом для героев может стать только одно из двух: либо не потерять голову, либо отдать свое сердце. ЧАСТЬ 1 Ей не следовало поддаваться искушению. Так думала Т/И, собирая с импровизированного игорного стола в углу рынка серебро моряков. — Не уходи, — сказал один из них. — Останься, — произнес другой, но Т/И захлопнула свой бархатный кошелек, привязанный к запястью. Солнце стояло низко, его свет придавал всему окружающему карамельный оттенок. Это означало, что Т/И играла в карты достаточно долго, чтобы быть замеченной кем-то значимым. Кем-то, кто расскажет ее отцу. Карты не были любимой игрой девушки. Выигранного серебра не хватит, чтобы компенсировать даже малую часть стоимости ее шелкового платья, на котором остались затяжки от ящика, использованного ею как сидение. Но моряки были куда лучшими противниками, чем средний аристократ: они переворачивали карты с дикими трюками, ругались при проигрыше, ругались при выигрыше и вытягивали друг из друга последнюю монету. Кроме того, они жульничали. Это особенно нравилось Т/И. Тогда обыгрывать их становилось сложнее. Она улыбнулась и пошла прочь. Ее улыбка мгновенно исчезла. Этот час будоражащего риска может многого ей стоить. Ее отца ввергнут в ярость не карты и даже не компания, в которой она играла. Нет, генералу Лисоку захочется узнать, почему его дочь была на городском рынке одна. Другие люди тоже задавались этим вопросом. Т/И видела это по их глазами, когда пробиралась через торговые ряды, предлагающие мешочки специй. К пряному запаху примешивался солоноватый привкус, идущий от расположенного неподалеку порта. Т/И представляла, какие слова люди не смели даже прошептать, когда она проходила мимо. Разумеется, они ничего не скажут. Они знали, кто она. А она знала, что вертелось у них на языках. Где сопровождение леди Т/И? А если никто из членов семьи или друзей не смог сопроводить ее на рынок, то где ее раб? Ну, что касается рабов, то они остались на вилле. Т/И в них не нуждалась. А вот где ее компаньонка, Т/И и сама хотела бы знать. Джису отошла, чтобы посмотреть на товары. Когда Т/И в последний раз видела подругу, та, как захмелевшая пчела, пробиралась между торговыми рядами, а ее светлые волосы были почти белыми под летним солнцем. Теоретически, Джису с тем же успехом, что и Т/И, могла попасть в неприятности. Молодым девушкам, которые не служили в армии, не разрешалось прогуливаться одним. Но родители Джису души не чаяли в дочери и едва ли требовали той же дисциплинированности, какой требовал главнокомандующий валорианской армии. Т/И высматривала подругу среди толпы и, наконец, заметила отсвет светлых кос, убранных по последней моде. Джису разговаривала с торговкой драгоценностями, которая держала в руках пару серег. Полупрозрачные капельки золота блестели в лучах солнца. Т/И приблизилась. — Топазы, — убеждала пожилая женщина Джису. — Сделают Ваши прелестные карие глаза еще ярче. Всего лишь десять кейстонов. Губы торговки были поджаты. Т/И посмотрела в серые глаза женщины и заметила, что ее кожа была смуглой от долгих лет работы под открытым небом. Она была геранкой, но клеймо на ее запястье говорило, что она свободна. Т/И гадала, как эта свобода была заслужена. Рабы, освобожденные собственными хозяевами, встречались редко. Джису подняла взгляд. — О, Т/И, — выдохнула она. — Разве эти серьги не великолепны? Если бы руку Т/И не тянуло вниз серебро в кошельке на запястье, может быть, она бы ничего не сказала. Может, если бы ее сердце не было отягчено равным по весу страхом, она бы сначала подумала, а затем открывала рот. Но вместо этого Т/И выпалила очевидную правду: — Это не топазы. Просто стекло. Вокруг них внезапно образовался пузырь тишины. Он расширился, а его стенки стали тонкими и прозрачными. Люди вокруг навострили уши. Серьги задрожали в воздухе. Потому что дрожали костлявые пальцы торговки. Потому что Т/И обвинила ее в попытке обмануть валорианку. Что произойдет теперь? Что случится с любой геранкой, оказавшейся на месте этой женщины? Чему станет свидетелем толпа? Офицер городской стражи будет призван на место. Клятвенные оправдания будут проигнорированы. Старые руки привяжут к столбу для порки. Удары будут сыпаться до тех пор, пока пыльную рыночную землю не оросит кровь. — Позвольте мне взглянуть, — произнесла Т/И властным голосом, потому что он очень хорошо ей давался. Она протянула руку к серьгам и притворилась, что рассматривает их. — Ох. Похоже, я ошиблась. Это и в самом деле топазы. — Возьмите их, — прошептала торговка. — Мы не бедны. И не нуждаемся в подношениях от кого-то вроде Вас. Т/И положила на прилавок женщины монеты. Пузырь молчания лопнул, и покупатели продолжили обсуждать привлекшие их внимание товары. Т/И отдала серьги Джису и повела ее прочь. На ходу Джису рассматривала одну из серег, позволяя той раскачиваться, подобно крошечному колокольчику. — Так, они настоящие? — Нет. — Откуда ты знаешь? — Они совершенно прозрачные, — объяснила Т/И. — Ни одного изъяна. Десять кейстонов — слишком малая цена за топазы такого качества. Джису могла бы заметить, что десять кейстонов — слишком много за стекляшки. Но она ответила только: — Геранцы сказали бы, что тебе улыбнулся бог лжи, раз ты видишь все так ясно. Т/И вспомнила пораженные серые глаза торговки. — Геранцы рассказывают слишком много сказок. Они были мечтателями. Ее отец всегда говорил, что именно поэтому их было легко завоевать. — Сказки нравятся всем, — сказала Джису. Т/И остановилась, чтобы забрать у Джису серьги и вдеть их в уши подруги. — Тогда пусть они будут на тебе во время следующего обеда в обществе. Говори всем, что заплатила возмутительную сумму, и никто не станет сомневаться, настоящие ли камни. Разве не для этого нужны сказки: чтобы истину превращать в обман, а обман — в истину? Джису улыбнулась, крутя головой, чтобы серьги засверкали. — Ну, что? Я красива? — Глупышка. Ты же знаешь, что это так. Сейчас первой шла Джису, минуя прилавок с латунными чашами, содержащими красящий порошок. — Теперь моя очередь купить что-нибудь для тебя, — сказала она. — У меня есть все, что нужно. — Ты говоришь, как старуха! Можно подумать, тебе семьдесят, а не семнадцать. Здесь толпа была более плотной; большую ее часть составляли валорианцы, чьи волосы, кожа и глаза имели оттенки от медового до светло-коричневого. Изредка встречавшиеся темные головы принадлежали хорошо одетым домашним рабам, которые пришли сюда со своими хозяевами и держались возле них. — Не будь такой серьезной, — произнесла Джису. — Пойдем, я найду что-нибудь, что тебя порадует. Браслет? Но это напомнило Т/И о торговке драгоценностями. — Нам пора возвращаться. — Нотную тетрадь? Кестрел замешкалась. — Ага, — воскликнула Джису и взяла Т/И за руку. — Не отпускай. Это было старой игрой. Т/И закрыла глаза и слепо пошла туда, куда вела ее Джису. Джису рассмеялась, что заставило рассмеяться и саму Т/И, как это было много лет назад, когда они встретились в первый раз. Генералу надоело терпеть траур дочери. «Твоя мать мертва уже полгода, — говорил он. — Прошло достаточно времени». Наконец, он пригласил к себе с визитом одного из сенаторов, у которого тоже была восьмилетняя дочь. Мужчины ушли в дом, а девочек оставили во дворе. «Играйте», — приказал генерал. Джису заговорила с Т/И, которая игнорировала ее. В конце концов, Джису сдалась. «Закрой глаза», — сказала она. Т/И с любопытством повиновалась. Джису схватила ее за руку. «Не отпускай!» Они стали носиться по поместью генерала, поскальзываясь, падая и смеясь. Сейчас было то же самое, если забыть про огромное количество людей, напиравших со всех сторон. Джису замедлилась, а затем полностью остановилась и произнесла: — Ой. Т/И открыла глаза. Девушки стояли у деревянного барьера высотой по пояс, за которым находилась углубленная арена. — Ты привела меня сюда? — Я не собиралась, — оправдывалась Джису. — Я отвлеклась на шляпку одной женщины — ты знала, что шляпки сейчас в моде? — и шла за ней, чтобы рассмотреть получше, и… — И привела нас на невольничий рынок. Толпа позади стояла каменной стеной, шумя и копошась от предвкушения. Скоро начнутся торги. Т/И попятилась от барьера. Когда ее каблук наступил на носок чьей-то туфли, раздалось приглушенное ругательство. — Мы теперь ни за что не выберемся, — заметила Джису. — Придется остаться до окончания торгов. У перегородки, изогнутой широким полукругом, собрались сотни валорианцев. Все они были одеты в шелка, и у каждого на поясе висел кинжал, хотя некоторые — например, Джису — носили его больше как инкрустированное украшение, нежели оружие. Арена внизу была пуста, не считая большого деревянного помоста для торгов. — По крайней мере, нам хорошо видно. — Джису пожала плечами. Т/И не сомневалась: Джису понимает, почему ее подруга во всеуслышание объявила, что стекляшки в серьгах — топазы. Понимает, почему та купила серьги. Но жест девушки напомнил Т/И, что кое-что они обсуждать не могли. — О, — выдохнула женщина с острым подбородком, стоявшая сбоку от Т/И. — Наконец-то. Прищурившись, она смотрела на арену и коренастого мужчину, появившегося посреди открытого пространства. Он был геранцем и обладал типичными для своего народа темными волосами, хотя его кожа имела светлый оттенок, свидетельствующий о легкой жизни. Это, несомненно, стало результатом чьей-то милости, которая также позволила геранцу получить его настоящую работу. Это был человек, который научился угождать своим валорианским поработителям. Распорядитель торгов остановился перед помостом. — Покажи нам сначала девочку, — выкрикнула громким и в то же время томным голосом женщина возле Т/И. Раздались и другие голоса, каждый из которых требовал своего. Т/И осознала, что ей сложно дышать. — Девочку! — снова крикнула женщина, на этот раз еще громче. Распорядитель, который водил перед собой руками, будто впитывая возбужденные крики, замер, когда до него долетел возглас женщины. Он поглядел на нее, а затем на Т/И. Казалось, на его лице мелькнуло изумление. Т/И подумала, что, должно быть, ей это привиделось, потому что взгляд мужчины тут же переметнулся на Джису, а затем пробежал по всему полукругу собравшихся у барьера валорианцев. Мужчина поднял руку. На арену опустилась тишина. — У меня для вас есть кое-что особенное. Акустика здесь действовала таким образом, что даже шепот разносился по всей арене, а распорядитель знал свое дело. Его тихий голос заставил всех наклониться вперед. Его рука поднялась в сторону темного сооружения с открытой дверью и низкой крышей, находившегося в дальней части арены. Распорядитель шевельнул пальцами сначала один раз, потом дважды, и Т/И увидела в загоне какое-то движение. На арену вышел молодой человек. Толпа забормотала. Пока раб медленно шел по желтому песку, замешательство росло. Юноша поднялся на помост...