За кулисами

       — Они виделись, ваше величество, — негромко сообщил Ришелье. — Королева и Бэкингем.        — Вот как? — Длинное унылое лицо короля вытянулось ещё больше. Нельзя сказать, что известие, принесенное кардиналом, застало Людовика врасплох, но все же звучало не слишком приятно. — Когда?        — Минувшим вечером.       Король медленно прошёлся по кабинету. Остановился, слегка сутулясь, возле камина, со вздохом выдернул из-за манжета батистовый платок и промокнул им вспотевшее чело.        — Всё-то вы всегда знаете, герцог…        — Именно поэтому я и состою в королевском Совете, ваше величество.        — Что ещё вам известно? — Людовик брюзгливо выпятил нижнюю губу. — Ну, говорите, я же вижу, что вас так и распирает от новостей…       Кардинал был невозмутим, как скала:        — Есть сведения, что Бэкингем увёз из Парижа алмазные подвески… Те самые, что были подарены вами вашей дражайшей супруге ко дню рождения.       Людовик нервно дёрнул щекой:        — Изволите шутить, Ришелье?        — Я вас очень развеселил, ваше величество?       Король ссутулился ещё больше.        — Это… проверенные сведения?        — Увы. Достаточно проверенные для того, чтобы я взял на себя смелость вынести их на ваш справедливый суд.       Король несколько секунд молчал, и тишину кабинета нарушало лишь деликатное тиканье часов с каминной полки. Шагнув к столу, Людовик тяжело опустился в кресло и жадно глотнул вина из бокала, стоявшего перед ним на кружевной салфетке. Осторожно вернул бокал на стол, щёлкнул ногтем по его тонкому хрустальному боку.        — Что же, — спросил он хрипло, — вы думаете, Анна мне изменяет?       Вероятно, он надеялся, что тон его звучит почти равнодушно. Кардинал опустил глаза.        — Любовь — удивительно слепое чувство, ваше величество. Бэкингем — пустозвон и фат… Полагаю, для королевы это всего лишь мимолетная, ничего не значащая, практически случайная интрижка. Хотя… признаться, мне бы не хотелось, чтобы её величество заходила слишком уж далеко в своих, гм… сердечных увлечениях.        — Охотно верю. — Король согнулся в кресле, точно мучимый желудочной коликой, и, устало прикрыв глаза, помассировал пальцами веки. Чуть помедлив, отнял руку от лица и бросил на собеседника быстрый взгляд. — А вам-то какое до всего этого дело, герцог? Ревнуете?        — Я? — Ришелье так резко выпрямил спину, точно его стегнули розгой.        — Вы, вы, — пробурчал король. — Как будто я вас не знаю… Будьте любезны, уж не делайте такую невинную физиономию, а?        — Как будет угодно вашему величеству, — процедил кардинал. — Я просто полагал, вам будет полезно знать о том, что ваша супруга поддерживает неофициальные отношения с представителем отнюдь не дружественного государства. — Сдержанно поклонившись, он шагнул к двери. — Но раз уж, вижу, вся эта досадная суета вас не слишком интересует, позвольте мне вас покинуть…       Людовик поморщился.        — Да не дуйтесь вы, Ришелье, что вы как мальчишка, честное слово… Сядьте. Бэкингем, конечно, тот ещё мерзавец и самовлюбленный павлин, а Анна — ветреная дурочка, но сейчас, раз уж представился случай, я бы хотел поговорить с вами о другом.        — О чем именно, ваше величество?       Король вздохнул.        — О том, что королева действительно занимается политическими интригами. — Он бросил на стол перед кардиналом небрежно сложенное письмо. — Читайте. Бумаги из личной почты её величества.       Ришелье, опустившись в кресло, быстро пробежал письмо глазами. Его бледное худощавое лицо по-прежнему оставалось спокойным и неподвижным, лишь скулы тронул лёгкий румянец, а тонкие губы сжались чуть плотнее.        — Королева пишет своему брату с просьбой выступить войной против Франции… в том случае, если вы немедленно не отстраните меня от дел. Что ж, не скажу, что я этому сильно удивлён.       Король невесело ухмыльнулся.        — Особенно меня порадовала строчка «…нужно всерьёз пригрозить Людовику нападением, если он не захочет тотчас же покончить с кардиналом». Любопытно, за что королева вас так ненавидит?       Ришелье медленно сложил письмо и тщательно прогладил его пальцами по линиям сгиба.        — Меня многие ненавидят, ваше величество, — спокойно заметил он, — что для меня вовсе не новость. Для значимых политических фигур подобное отношение практически неизбежно. Их часто хотят… снять с доски и уложить на дальнюю полку.        — Выходит, меня тоже ненавидят? — небрежно спросил король.       Кардинал не растерялся:        — Даже если так, этим стоит гордиться, ваше величество.        — За что я вас уважаю, Ришелье, так это за ваше завидное умение надавать пощечин, не выходя при этом за рамки учтивости, — проворчал Людовик. — Впрочем, спасибо за честность. — Устало откинув голову на спинку кресла, он с силой провел рукой по лицу. — И все же эту переписку следует пресечь, и как можно скорее. Мне не нравится, что Анна мутит воду за моей спиной и так беззастенчиво науськивает на Францию свою испанскую родню.       В глазах кардинала блеснул хитрый огонек.        — Хотите проучить королеву, ваше величество?        — А вы разве этого не хотите? — буркнул король.       Ришелье благополучно пропустил язвительный тон собеседника мимо ушей.        — Я иногда сам боюсь своих желаний… Впрочем, отчего бы и нет? — Поставив локти на стол и сложив перед собой ладони, он с преувеличенным вниманием разглядывал массивный аметистовый перстень на безымянном пальце. — В таком случае вернёмся к нашим баранам… вернее, подвескам. Королева весьма своевременно отдала их напыщенному фанфарону Бэкингему, вы не находите? На этом можно сыграть.        — Что вы замыслили?        — По-моему, всё очевидно. Устройте какое-нибудь светское увеселение с нарядами, музыкой и танцульками и потребуйте от королевы надеть на грядущий бал алмазные подвески. Только…        — Что?       Глядя на лежащее перед ним сложенное письмо, Ришелье задумчиво пощипывал остроконечную бородку.        — Сделайте это за некоторое время до бала. Недели за две.        — Почему не накануне? — уныло спросил Людовик. — Так у нас будет куда больший шанс застичь королеву врасплох.        — Нет, нет… — Кардинал едва приметно посмеивался уголком губ. — Нам вовсе не требуется заставать королеву врасплох. Ваше величество, чего вы все-таки хотите — вызвать громкий публичный скандал или всего лишь аккуратно припугнуть вашу чересчур прыткую супругу? Поверьте, угрозы отправить королеву в монастырь в случае невыполнения вашей просьбы будет вполне достаточно, чтобы она десять раз раскаялась в своём легкомыслии. Но мы же не бессердечные палачи, в конце-то концов, к чему нам на самом деле губить бедняжку? Да и скандалы в королевском семействе нам никак не нужны… Наша цель — отучить королеву вмешиваться в государственные дела, а не доказывать публично её неверность, поэтому… у неё должно остаться время для того, чтобы успеть эти подвески благополучно вернуть. Ведь так?       Король, изумленно приподняв брови, взглянул на собеседника чуть исподлобья. Рассеянно постучал пальцем по нижней губе, потом порывисто подался вперёд, поднял бокал с остатками вина на уровень глаз и, глядя на кардинала сквозь тонкий, поблескивающий алыми искорками хрусталь, громко расхохотался.        — Ну вы и… хитрец, Ришелье! Черт возьми, а ведь это может сработать! Королева будет в смятении… Что, по-вашему, она постарается предпринять, когда я напомню ей об этих алмазных безделках? Спешно отправит к Бэкингему тайного посланника с просьбой вернуть подвески?        — Более чем вероятно.        — И кого, например?       Кардинал пожал плечами.        — Да кого угодно. Думаю, ей не составит труда сыскать подходящего человека, верные слуги у неё ещё остались… пока. Да даже среди ваших доблестных мушкетеров, полагаю, всегда найдётся достаточно отважный, не обремененный совестью и излишками разума молодой шевалье, падкий на красивые слова о долге, любви и чести… ну и подкрепленные, разумеется, щедрым вознаграждением.       Король хмыкнул.        — Ну почему же сразу «не обремененный излишками разума»? Какого-то вы странно малоприятного мнения о моих мушкетёрах…        — Что же в моем мнении странного и тем более малоприятного? На подобных людях зачастую и держится вся государственная власть, ваше величество.       Король, многозначительно подняв палец, холодно прищурился.        — Поосторожнее, герцог. Вы ходите по грани.        — Как и всегда, — мимоходом заметил кардинал. — Но ладно, ладно, уверен, королева выберет в посланники достаточно верного и достойного человека… и пусть он будет убеждён в том, что выполняет действительно опасное поручение. — Он отрывисто и как-то очень неприятно усмехнулся. — Мои люди станут незримо сопровождать этого бравого гонца всю дорогу, и, поверьте, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы он добрался до Лондона и обратно целым и невредимым. Вместе с подвесками.       Король довольно жмурился, точно сытый кот.        — Звучит неплохо. Но тогда хотелось бы уж заодно преподать урок и Бэкингему. Чтобы, знаете ли, этому наглецу впредь неповадно было распускать хвост и зариться на чужих жён.       Ришелье немного поразмыслил.        — Что ж, думаю, это тоже можно устроить. У меня есть на примете один надёжный человек. Он… вернее, она… некоторое время назад, скажем так, пользовалась определённым расположением Бэкингема, а сейчас как раз находится в Лондоне.       Король, держа бокал в руке, рассеянно провел пальцем по его краю. На лице его выразилось сомнение.        — Вы хотите доверить подобное тонкое дело женщине?       В глазах кардинала по-прежнему плясали озорные огоньки — или то были всего лишь отражения золотистого пламени свечей?        — Отвергнутые женщины в своей жгучей ревности способны на ужасающие вещи. Нет-нет, ваше величество, никакого членовредительства… Эта достойная леди не станет вонзать Бэкингему кинжал в горло, закалывать его шпилькой или подсыпа́ть яд в вино, она просто на одном из светских приёмов аккуратно скрежет с его камзола пару алмазных подвесков и перешлёт их мне. Полагаю, это достаточно прозрачно убедит Бэкингема в том, что суровая рука Людовика Справедливого способна достать его даже по ту сторону Ла-Манша… где ему и надлежит оставаться как можно дольше ради сохранения как собственной безопасности, так и всемерного благополучия дражайшей Анны.        — Однако! — Людовик залпом осушил бокал с остатками вина и, невероятно довольный, с готовностью потёр руки. Его обычно не слишком выразительное лицо заметно о́жило и горело азартом. — Черт бы вас побрал, герцог! Ну и представление вы решили затеять! Хотите позабавиться, а? Клянусь короной, спектакль обещает оказаться весьма занятым!        — О, да, скучать вам не придётся. Подыграете мне, ваше величество? — Ришелье скромно улыбался. Улыбкой, от которой любого хорошо знающего кардинала человека мороз продрал бы коже. — У меня с юности слабость к мистификациям и театральным постановкам, знаете ли… И, раз уж мне подвернулся столь удобный случай примерить на себя амплуа коварного злодея, я, можете быть уверены, вложусь в эту замечательную роль полностью.