Must be true

— Флинт-Вуд, Оливия! — позвала МакГонагалл, сверяясь со списком. К табурету, на котором лежала распределяющая Шляпа, резво подошла девчушка с тёмно-русыми кудряшками. Она бойко нахлобучила Шляпу, которая закрыла полями её веснушчатый нос почти до кончика. — Чёрт, я же просил, не «Флинт-Вуд», а «Вуд-Флинт»! — проворчал в это время один из преподавателей. — М.., — начала протяжно Шляпа. — Однозначно Гриффиндор! За столом под золотольвовыми знамёнами радостно зааплодировали — так же радостно, еле сдерживаясь в кресле от восторга, хлопал недавно ворчащий преподаватель. Остроконечная шляпа от резких хлопков вдруг слетела с его головы, открывая топорщащиеся тёмно-русые вихры непослушных волос. В таком же оживленном веснушчатом лице, как у новообъявленной гриффиндорки, некоторые из зашушукавшихся учеников узнали Оливера Вуда — бывшего вратаря грандиозного золотого состава «Паддлмир Юнайтед». Девчушка вдруг обернулась, взглянув на преподавательский стол, и с широкой улыбкой показала два больших пальца вверх. — Отлично, крошка! — подмигнул ей в ответ Вуд. И довольная Оливия первая из новеньких заняла место за гриффиндорским столом. МакГонагалл тем временем назвала новое имя: «Франс, Анита!» — вызывая ещё одну новенькую к Шляпе. Первогодок в этом году было немного больше, чем несколько лет назад: длинные столы факультетов, бывшие полупустыми в первый послевоенный учебный год, теперь оказались заполнены на две трети. — Поздравляю, Вуд! — похлопал его по плечу сидящий справа Невилл Долгопупс, преподаватель травологии. — Всё-таки по твоим стопам пошла. — Спасибо, — довольно улыбнулся Оливер, впрочем, улыбка быстро слетела с его губ, когда он добавил себе под нос: — Флинт меня убьёт. Вскоре МакГонагалл вернулась на своё директорское место и произнесла краткую строгую речь о том, как важно учиться. Она также представила нового преподавателя полётов профессора Вуда. Оливия за столом Гриффиндора усердно хлопала маленькими ладошками, когда Вуд встал и смущенно помахал учащимся, и сидящие рядом с ней первокурсники, а также узнавшие бывшего вратаря студенты тоже поддержали нового преподавателя аплодисментами. *** «Освобожусь позже, чем планировал. Оставь камин открытым до полуночи. Флинт», — гласила короткая записка, принесённая после ужина чёрной совой. — Многословен как всегда, — пробурчал Вуд, бережно убирая письмо в нижний ящик своего рабочего стола. Его кабинет (и спальня одновременно), прилегающий к учебному классу, находился рядом с восточным выходом из замка, ведущим к квиддичному полю. Конечно, в классе были и ученические парты со стульями, и большая самоочищающаяся доска, и множество игровых таблиц и схем (большинство было собственным творением Вуда, а половина всех пергаментов со стратегиями была расфасована по шкафчикам вдоль стен), но ученики здесь явно бывали редко — большинство рабочих поверхностей было покрыто толстым слоем пыли. Впрочем, Вуд тоже не собирался утомлять учащихся теоретическими занятиями, ведь практические уроки были куда интереснее. Вуд достал из-за пазухи карту Мародеров, перешедшую в наследство из развалин замка, удостоверился ещё раз, что Оливия с другими девочками находится в спальне гриффиндорских башен, и, успокоившись, засунул старый пергамент в стол. Неожиданно появившееся свободное время до прибытия Флинта показалось тянущимся и нудным, но Вуд нашёл выход, как его сократить. Он вышел из замка и направился прямо к полю, приманивая палочкой свою метлу из капитанского штаба в раздевалке. Закатное солнце тускло освещало трибуны с подлатанными занавесями всех цветов факультетов Хогвартса. Вуд удобно уместился на метле и неспешно взлетел вверх, наслаждаясь этим привычным, но каждый раз счастливым моментом свободного полёта. Приятный, слишком тёплый для осени ветер ласково тормошил его волосы, освежал щёки; и Вуд закрыл глаза, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. Пока он спокойно летал вокруг поля, закатный свет совсем погас; розовые облака уступили место тёмным ночным тучам, сквозь которые редко пробивался свет тонкого месяца. В хогвартсских спальных башнях изредка мелькал свет волшебных палочек. А в целом вокруг была тьма, в которой даже кромку Запретного леса не отличить. И в этой темноте Вуд услышал такой знакомый, такой подходящий тьме бархатистый голос: — Совсем меня не ждал? Вуд еле различил контуры тёмной мощной фигуры на краю поля, но блеск в чёрных глазах все-таки уловил. — Я думал, ты не скоро, — пробормотал Оливер, направляясь вниз. Флинт — а кто еще это мог быть? — ласково коснулся древка метлы, когда бывший гриффиндорец приземлился рядом. — Уже полночь, Вуд. Недостаточно поздно для тебя? — хмыкнул Маркус, направляясь к замку. — Я и не заметил, как время пролетело, — тихо ответил профессор, нагоняя бывшего слизеринца. — Ты когда на метле — вообще ничего вокруг не замечаешь. Даже не думал, что услышишь меня с первого раза. Вуд хотел что-то сказать, но промолчал. До кабинета дошли, не проронив ни слова. Оказавшись в своей уютной каморке, Оливер отставил метлу в угол и устало плюхнулся в кресло возле камина. На полу рядом с каменной кладкой были видны пылинки летучего пороха — свидетельство недавнего прихода гостя. — Ну так, что Оливия? — спросил Флинт, строго усаживаясь в широкое кресло напротив. — Очень рада. Всему удивляется, со всеми перезнакомилась. Она грустила из-за того, что ты не смог проводить нас на Кингс-Кроссе, чуть не расплакалась, но в поезде обо всём забыла, по крайней мере, мне так показалось… — Вуд, — грозно перебил Маркус. — Факультет. — Шляпа долго думала, сомневалась … — начал бормотать профессор, оттягивая момент истины. — Вуд! — грозно рявкнул Флинт, и в его глазах заплясали угрожающие искорки. — Гриффиндор, — совсем тихо протараторил Оливер, пугливо вжимаясь в кресло. Но вместо ожидаемой бури в комнате повисло молчание, Вуду даже показалось, что напряженные плечи слизеринца слегка расслабились и он облегченно выдохнул. — А чего ещё было ждать, — наконец, спокойно отозвался Флинт. — Она точная копия тебя. Вуд осторожно пробежался взглядом по лицу Маркуса, но оно было абсолютно непроницаемо. — Ты… — голос подвел, и Оливеру пришлось прочистить горло. — Ты не сердишься? Ты так хотел, чтобы она оказалась в Слизерине. — Я много чего хочу, Вуд, но не всем желаниям суждено исполниться. Тем более, я же знаю: в ней нет ничего из того, что ценил Салазар Слизерин. — Но в Оливии много других талантов! — тут же насупился Оливер. — Знаю. Все её таланты от тебя, и ничего от меня. Порой мне кажется, что это только твой ребёнок. Вуд резво вскочил, сердито хмурясь: он всегда горел от злости, когда Флинт затрагивал эту тему. — Тебя никто и не просил признавать отцовство, — ядовито выплюнул Оливер, отходя к тёмному окну. — Перестань, Вуд… — И ты же всё равно никогда не поверишь, что я залетел в тот один-единственный раз, который у нас был! — не останавливался разъярённый профессор, зло смотря в налившиеся тяжестью глаза Флинта. Маркус вдруг резвым движением вскочил с кресла и в два шага оказался напротив Вуда. В глазах кипел яростный огонь, напряжённые крылья носа рвано выдыхали обжигающий воздух. Крепкими руками он схватил Вуда за плечи, так, что тот охнул от боли, заставляя смотреть в глаза. — Я знаю, что это мой ребёнок. Так что заткнись. Ещё полминуты они продолжали сверлить друг друга разъярёнными взглядами. Наконец, Вуд выдернул себя из стальных объятий и, обманчиво спокойный, вернулся в кресло, расслабленно закидывая ногу на ногу. — В любом случае, Оливия уже спит. И раз ты не успел с ней увидеться после ужина, делать тебе здесь больше нечего. — Я опоздал, потому что один тёмный артефакт чуть не прикончил Пьюси, пришлось срочно вызывать наряд из Святого Мунго. Еле спасли бедолагу. — Мне-то какое дело? — небрежно бросил Вуд. — Напишешь об этом Оливии сам. И не забудь ей сказать, стоит ли ждать вечно занятого папашу раньше Дня всех Святых. Он достал из-за кресла бутылку огневиски, жадно прикладываясь к откупоренному горлышку. И больше не говорил ни слова, с наслаждением вытягивая ноги ближе к теплу. Флинт вдруг появился из-за плеча совсем рядом, но прошёл мимо и без слов прощания исчез в зеленоватом пламени камина. *** Первая неделя выдалась нелёгкой: по четыре занятий полётами каждый день с разными курсами! Летать Вуд мог хоть днями напролёт, но вот к постоянным расспросам о его короткой, но яркой карьере вратаря в «Паддлмир Юнайтед» десятилетней давности был не готов. Многие студенты допытывались о резкой причине его ухода, но Вуд отвечал по стандарту, только то, что писалось в прессе — «травма, не совместимая с дальнейшим продолжением карьеры». Больше всего, конечно, он волновался, когда шёл к первому курсу совмещенных студентов Гриффиндора и Слизерина. Когда он бодро поздоровался с учениками, среди ровного многоголосого «Доброе утро, профессор Вуд!» всё-таки послышалось «Доброе утро, пап!» и довольное хихиканье. А когда учились приманивать метлу с земли, у Оливии единственной получилось сразу. Во время пробных полётов она, уверенно поднявшаяся чуть выше других, довольно щёлкнула метлу соседней девочки, и старенькая «Комета» попыталась сбросить испугавшуюся ученицу. Оливер нахмурил брови и снял пять баллов с Гриффиндора за такую опасную шутку. Оливия надула губы и до конца урока молча выполняла то, что велел профессор, даже не смотря на него. После обеда Вуд получил со школьной совой спешно нацарапанную записку: «Папа, это было нечестно! О.». А после ужина в его кабинете появилась сияющая Оливия, размахивающая тёмным аккуратным пергаментом. Казалось, все обиды были забыты, потому что: — Смотри, от отца пришло письмо! Она привычно устроилась на коленях Вуда и принялась читать вслух: — «Дорогая Оливия! Поздравляю с распределением на Гриффиндор. Там ты найдешь верных друзей и много интересных приключений…». Когда он успел узнать, на какой факультет я попала? «Прости, что я не успел проводить вас на Хогвартс-экспресс и не смог увидеться с тобой после ужина: нам завезли конфискованные тёмные артефакты, и некоторые из них оказались очень опасными. Со мной все в порядке, но Пьюси придётся провести неделю в Святом Мунго». Какой кошмар, папа! Надо будет навестить дядю Эдриана в больнице! «Кстати, среди новых артефактов нашёл старые часики на золотой цепочке, которые вызывают недельный зуд по всему телу, стоит только к ним прикоснуться. Так что если кто-то тебя расстроит, ты знаешь, что ему подарить». Ух ты! Отец такой крутой, вот бы скорее увидеть новые артефакты! — Там же написано: они очень опасные, — проворчал Вуд. — Лучше читай дальше. — «Надеюсь, к этим выходным я разберусь с работой и в воскресенье мы увидимся. Можем втроем полетать на метлах, покидать квофл в ворота. Но будет немного скучно, потому что, уверен, твой папа отразит все удары». Вуд стремительно покраснел, вглядываясь в ровный широкий почерк — но там так и было написано. Оливия продолжила читать: — «На День Всех Святых встретимся в Хогсмиде: говорят, там откроются какие-то аттракционы. Целую тебя во все веснушки на милых щёчках, Олли. Сообщай обо всем интересном, что происходит в школе. Я буду очень рад узнать. Отец». Ну вот, письмо закончилось, — немного расстроено проговорила Оливия, переворачивая пергамент, чтобы убедиться, что на обратной стороне ничего не написано. — Зато ты столько узнала! Маркус пообещал провести с тобой следующее воскресенье, разве не здорово? — Здорово, но… — Оливия печально вздохнула, соскальзывая с папиных колен. — Отец часто обещает, только вот его «надеюсь» не всегда сбываются. Она протянула Вуду письмо, и он, машинально расправив пергамент, тут же аккуратно положил его в нижний ящик стола. — Я думаю, в этот раз у него точно получится. Давай верить в это. Кстати, кто-нибудь уже спрашивал тебя о родителях? — Конечно, постоянно допытываются, почему у меня двойная фамилия. — И что ты отвечаешь? — «Мой отец — Маркус Флинт, а Оливер Вуд — брат моей погибшей мамы. Они меня воспитывают», — девочка произнесла это таким нудным голосом, что было понятно: фразу она заучивала долго и упорно. — Хорошо. И больше никаких «Доброе утро, пап!» — строго погрозил пальцем Вуд. — Мне не нравится всех обманывать, — надувшись, пробурчала девочка. Скрещивая руки на груди и хмуря веснушчатые щёки, она донельзя становилась похожа на Оливера. — Что такого в том, что у меня два папы? — Понимаешь, крошка, — тяжело начал Вуд, — дело ведь даже не в том, что у тебя два папы, просто мы ведь с Маркусом… Мы ведь не семья даже. — Это потому что вы не любите друг друга? — пристально уставившись искренними глазами, спросила гриффиндорка. — Что? Нет, конечно нет, — стараясь выглядеть естественно, засмеялся Оливер. — Конечно, мы любим друг друга, просто… Что сказать в оправдание, он не знал. И в этот момент в кабинете спасительным зелёным светом вспыхнул камин, и тут же послышался знакомый низкий бархатистый голос: — Вуд, надо поговорить. Впусти. — Отец! — радостно вскрикнула Оливия и тут же бросилась к камину. Простым заклинанием Вуд разблокировал проход, и оттуда резко выпрыгнул Флинт, сразу же оказавшийся в крепких объятиях детских ручонок. Хмурое лицо Маркуса тут же осветилось радостной улыбкой, он легко поднял девчушку на руки и радостно закружил её в объятиях. — Как хорошо, что я тебя встретил, дорогая, я уже так соскучился! — он зацеловывал веснушчатое лицо, а Оливия только довольно смеялась, подставляя поочередно щёки. — А мы только что читали твоё письмо! А тут ты сам пришёл! Так здорово! — Оливия заливалась радостным смехом, не желая отнимать ручки от крепкой отцовской шеи. — Читали вместе? Я же прислал его тебе, — улыбнулся Флинт, ласково дергая кончик носа смеющейся девочки. — Мы всегда вместе читаем твои письма! — Значит, все наши секреты папа уже давно знает? А я чуть не написал о том, какой сюрприз готовлю ему на день рождения, — тепло рассмеялся Флинт. —Ой! — вдруг воскликнула девочка и одним ловким движением выпрыгнула из отцовских рук. — Ты же к папе пришёл. Целуйтесь, я не смотрю, — захихикала девочка, отворачиваясь и закрывая глаза маленькими ладошками. Флинт подошёл ближе к Оливеру, посмотрел в напряженные глаза и … оба одновременно издали губами звуки поцелуя. Жест был идеально отточен еще много лет назад. Оливия тут же оказалась рядом и снова запрыгнула в подготовленные руки отца. Маркус ласково потёрся широким носом о её маленькую щёчку. — Разве маленькие первокурсницы не должны уже быть в своих гостиных и готовиться ко сну? Или в школе поменяли время отбоя? — Я сегодня буду спать с папой! — и глазом не повела маленькая выдумщица. — Оливия, мы уже об этом говорили, — тут же с жаром откликнулся Вуд. — Что подумают твои соседки по спальне? Что ты, нарушая правила, бродишь по школе? — Скажу, что осталась в спальне у папы. То есть, у «брата моей погибшей матери», — тут же исправляясь, она закатила глаза. — Все равно, нельзя, — отрезал Вуд. — Пойдём, я провожу тебя до портрета. Девочка тяжело выдохнула, но послушалась. Зацеловав Флинта в покрытые легкой щетиной щёки, Оливия последовала за папой. — Я быстро, — бросил Оливер, скрываясь за дверью. Маркус ещё какое-то время смотрел им вслед, то и дело расплываясь в довольной улыбке. Потом он вспомнил, зачем пришёл, и решил не тратить время зря. Вуду нужно было подписать несколько разрешений на Оливию для летней поездки во Францию, которую они запланировали. Флинт был в шоке, когда увидел список документов, требующихся для двух родителей вне магического брака, чтобы вывезти ребенка из страны на безобидные экскурсии. Только пергамента и пера Маркус не захватил, поэтому решил быстренько найти их в столе Вуда и написать проформу, чтобы Оливеру осталось только поставить подпись. В нижнем ящике обнаружилось множество листов, но все они были исписаны. Флинт уже хотел рыться дальше, но вдруг узнал свой почерк. Достав все листы со дна ящика, он невольно присвистнул: да это же были все письма, которые Маркус отправлял Оливии и Оливеру! Самое последнее, судя по уже шуршащей старой бумаге, было очень давнишнее. Флинт быстренько пробежался глазами по строчкам: «Вуд. Мне плевать, что ты там думаешь. Я сказал дома, что ребёнок мой. Отцовские «круцио» окончательно прочистили мне мозги. Так что завтра я найду для нас квартиру. Послезавтра съедемся. Я подключу камин к сети и зайду за тобой. P.s. В пятницу на обследование идём вместе. И когда врачи спросят, кто второй родитель, я назову себя. И попробуй только возразить — я разобью тебе нос». На уголке пергамента — бурые затёртые капли. Флинт хорошо помнил этот день — когда он сообщил за семейным ужином, что у него будет ребёнок от мужчины-полукровки. Отец проклял его, закидал мощными «круцио», от которых кровь из носа текла ещё два часа, не останавливаясь, и выставил из дома. Через неделю он должен был принять Метку как подарок к концу обучения, но вместо этого оказался отреченным от рода. И неожиданно свободным. — Что ты делаешь? — послышался вдруг ледяной голос возле двери. Флинт машинально хотел спрятать улики, скрыться, но Вуд ясно разглядел, что именно читал Маркус. — Прости, я искал пергамент… Нужно, чтобы ты написал разрешение для Оливии, и наткнулся вот… Оливер вдруг резкими шагами оказался рядом, аккуратно, чтобы не повредить, вырвал письма из рук Флинта и положил обратно в нижний ящик, предусмотрительно запирая его заклинаниями. Судя по нахмуренным бровям, Вуд не собирался ничего больше говорить. Поэтому Маркус, вдруг оробев, тихо спросил: — Ты хранишь все мои письма? Даже двенадцатилетней давности. — Для Оливии они важны, — тут же нашёлся Вуд. — Тем более, их не так уж и много. Он подошёл к одному из секретеров справа от стола и достал чистый свёрток пергамента, помахав им перед носом Флинта. — Нужно было просто спросить, — сердито буркнул он, усаживаясь за свой письменный стол. — Диктуй текст разрешения. Маркус зачитал стандартную проформу, краем глаза наблюдая, как легко скользит рука Оливера, быстро записывая. Когда он поставил свою подпись, чернила на секунду вспыхнули, закрепляя документ печатью подлинности. — Нужно два экземпляра, — торопливо добавил Флинт, видя, что Вуд собирается встать. Профессор быстро переписал разрешение снова и протянул оба экземпляра Маркусу. — Что-то ещё? — Пока нет, но скоро, наверное, снова что-то понадобится. Это только первый этап документов, чтобы ей дали разрешение. Потом придётся оформлять паспорт, свидетельство несовершеннолетнего волшебника, колдомедическую карту и прочее. В общем, будь готов, — привычным строгим голосом разъяснил Флинт. — Завтра подам то, что мы уже собрали. — Понятно, — бросил Вуд. — Если у тебя всё… Он жестом указал на камин, утыкаясь взглядом куда-то в окно. Флинт усмехнулся. Конечно, никакой другой любезности он и не ожидал. Надо было уходить, но Маркус решил рискнуть и завести разговор, который давно уже планировал. — Не всё, — начал Флинт. — Я вообще-то хотел ещё раз предложить то, о чём говорил когда-то давно. Чтобы мы могли беспрепятственно аппарировать с Оливией хоть на край света. Чтобы никто больше не задавал на границе вопросы. И чтобы не приходилось опять оформлять тысячи документов. Оливер вдруг зло вскинулся, ощерился и выкрикнул: — Ни за что! — Вуд, просто подумай… — примирительно подняв руки, начал Флинт, но профессора уже несло. — Нет, это ТЫ подумай! Подумай, что ты скажешь во время магической клятвы! «Я, Маркус Флинт, клянусь любить тебя, Оливер Вуд, ценить и уважать до последнего своего вздоха»? — профессор разъярённо жестикулировал, изображая суровую интонацию слизеринца. — Нам такое явно не подходит! Тогда, может, что-нибудь такое: «Я, Маркус Флинт, клянусь терпеть тебя, Оливер, ради своей дочери, которая, к сожалению, родилась от тебя»?! Какую клятву мы можем позволить себе, чтобы действительно исполнить её и не убить друг друга? Флинт многое мог бы ответить, но его заставила нахмуриться только одна фраза в яростных словах Вуда. Тихим, контрастирующим с громкими выкриками голосом Маркус отчеканил: — Я никогда не жалел, что моя дочь родилась от тебя. — Конечно, ты ведь даже не думал, что такое может произойти! Что оттрахав меня в раздевалке, получишь случайным сюрпризом ребенка! Тем более, ты был пьян… — Я не был пьян! — перебивая, выкрикнул Флинт, поймав удивленные глаза Вуда, и тут же слегка покраснел. — Ну, может, немного. Я выпил всего стопку огневиски. Оливеру уже было неважно, сколько Маркус тогда выпил. Он тяжело потёр пальцами виски, пытаясь усмирить злость. Эти споры никогда не приводили к чему-то нормальному. Пора было заканчивать, и нервно дрожащим голосом Вуд вынес вердикт: — Никакого брака, Флинт. Мы не поженимся. Маркус кивнул, примирительно поднимая руки. Казалось, он был спокоен, но в горящих глазах сверкала непокоренная строптивость. — Как скажешь, Вуд, — едким голосом начал он. — Но однажды она узнает, что ничто и никогда не мешало нам стать обычной семьёй. И когда она спросит, почему мы не женаты, я всё ей скажу. — И что ты ей скажешь? Что вся наша жизнь — ложь? Что мы всё время её обманывали, делая вид, будто целуемся? Что когда она засыпает рядом с нами, мы расходимся по разным кроватям? Что мы обманывали её, когда говорили друг другу, будто любим? Давай, скажи. Ты разобьёшь ей сердце, и, надеюсь, она тоже возненавидит тебя, как я. Глаза всегда улыбающегося, солнечного Вуда заполонили слёзы. В дрожащем срывающемся голосе Флинт услышал отчаяние, боль и слишком громкую ненависть. Он знал, что если подойдет сейчас и попытается успокоить Оливера, будет убит «авадой» без всяких сантиментов. Он понял, что разговор окончен. И неспешно пошёл к камину. На автомате взял летучий порох, забрался за решётку. Почему-то решил последний раз посмотреть в глаза Вуду. Но в тусклом свете кабинета в них по-прежнему виднелась только ярость и злость. Флинт почти бросил порох под ноги, но всё-таки решил досказать: — Я, кстати, тоже храню одно твоё письмо. То, в котором ты велел мне не приближаться, никогда больше тебя не касаться, и в котором вместо подписи большими буквами написано, что ты ненавидишь меня. Мог бы не напоминать — я и так это прекрасно знаю. Яркие зелёные огни поглотили его нахмуренное лицо. А Вуд вдруг только что, как будто эхом от стен, услышал: «Я не был пьян!» — Что?.. — прохрипел сквозь слёзы Вуд. — Не может быть… Он быстро оказался возле второго секретера, запертого на два надёжных заклинания. Распахнув дверцу, он вытащил небольшую чашу, когда-то давно подаренную отцом, весело подтрунивающим над его забывчивостью. И вот в тихо светящемся Омуте памяти показались воспоминания. Вуд отгонял палочкой последние: полёты Оливии на метле, зачисление Оливии в Гриффиндор, семейный ужин накануне отправки в Хогвартс, на котором Оливия под аккомпанемент гитары Флинта исполнила папе песню собственного сочинения… Вуд раздражённо смахнул целый пласт воспоминаний, опускаясь глубже, пока не остановился на одном, пылающем ярче всех. Он нетерпеливо ткнул в него палочкой, поднимая на поверхность, и тут же опустился вниз, переносясь в далёкий год своего выпуска из Хогвартса… *** Тёплый летний ветер привычно скользил по обветренным щекам восемнадцатилетнего Вуда, на потресканных губах играла довольная улыбка. Он остановился посреди квиддичного поля, крепче перехватил бёдрами метлу и раскинул руки, наслаждаясь совершенной свободой и яркой полной луной, ясно освещающей весь стадион. Это был последний день в школе, завтра вручение диплома о выпуске, а уже послезавтра сборы в «Паддлмир Юнайтед», и Вуд хотел запомнить это счастье, переполняющее его грудную клетку, навсегда. — Последний полёт? — послышался вдруг знакомый голос снизу. Ну конечно, куда же без этого. У кромки поля стоял Флинт, опираясь плечом о трибуну. — Последний полёт победителя, — делая акцент на последнем слове, ответил Вуд. — Тебе этого уже не ощутить, ведь Кубок наконец-то стал нашим. — Чистая случайность, — огрызнулся слизеринец, приманивая из замка свою метлу. — Можешь говорить, что угодно, — беззлобно усмехнулся Вуд. — Но в этот прекрасный день даже ты не сможешь меня разозлить. — Вуд, да это вызов, — ухмыльнулся в ответ Маркус, на ходу седлая метлу и поднимаясь на высоту вратаря Гриффиндорской сборной. Он остановился совсем рядом, Оливер уже напрягся всем телом, ожидая какой-нибудь подлянки, но охотник просто остановился рядом, устремляя взгляд на полную луну. — В этом году тоже завалил все экзамены? — поддел Вуд, с улыбкой косясь на вечно хмурого Флинта. — Всё сдал. Еле набрал «удовлетворительно», по зельям даже «выше ожидаемого», но и это неплохой результат, — пожал плечами Маркус, бросая короткий взгляд на солнечную улыбку Вуда. — И какие планы на будущее? — не веря самому себе, спросил Оливер. Ну не могли же они с заклятым соперником общаться как хорошие знакомые! — В какую-нибудь команду пригласили? — Почему ты здесь один? — вдруг нахмурившись, перевёл тему Флинт. — Где вечно ошивающиеся рядом близнецы? —Допивают остатки огневиски. Как никак, завтра выпускной, а потом жизнь разведёт нас всех. Так что последний день надо отмечать с размахом, чем и занимаются сейчас все гриффиндорцы! — А ты почему не со всеми? Вуд хотел пошутить, что сегодня Марк задал ему больше вопросов, чем за все годы обучения, но вместо этого решил ответить просто: — Мне уже хватило, — по-доброму усмехнулся он. — Еле ноги доволок досюда. Решил проветриться, чтобы завтра быть похожим на хорошего студента, а не на пьяницу. А ты почему здесь? — Я тоже, — буркнул Флинт, впрочем, тут же быстро добавляя: — Тоже слишком много выпил. Подумал выйти, проветрить мозги. А тут ты. — Надеюсь, тебя не слишком огорчило моё пребывание здесь? — рассмеялся Вуд. — Нет, вообще-то, — плечи охотника неловко ссутулились, когда он предложил: — Может, наперегонки? Они играли в салочки около часа, летали друг за другом, весело хохоча, выкручивая финты и крены, опасно пролетая под трибунами. Казалось, ночь опьянила сильнее, чем вся выпитая огненная вода. Когда последние свечи в спальных башнях погасли, а полную луну заслонила длинная чёрная туча, Вуд, отряхивая повлажневшие от пота волосы, по-дружески предложил: — Заскочим в душевые? Я не смогу уснуть, пока не отмоюсь как следует. Флинт коротко кивнул, и они полетели в сторону раздевалок. Тёмные, отдающие эхом из пустых шкафчиков стены раздевалки они подсветили трансфигурированными из завалявшихся полотенец свечами (при этом свеча Флинта оказалась из махрового парафина и трещала, когда горела). Они устало уселись на скамейке при входе, отставив мётлы в угол. — Знаешь, Флинт, а ведь из тебя отличный капитан команды получился, — сказал Вуд и вдруг понял, что говорит действительно от чистого сердца. — Вы столько раз выигрывали Кубок, потому что твоя команда всегда действовала слаженно и подчинялась любым твоим приказам. — А ещё потому что вы, гриферы, вообще летать не умеете нормально, — усмехнулся Флинт, но в привычной шутке больше не было злобы. — Здорово иметь такой авторитет в команде. Ты мог бы построить отличную карьеру. Слизеринец что-то буркнул и принялся стягивать с себя прилипшую футболку и мантию. Вуд мимолётом взглянул на его лицо, увидел покрасневшие щёки и вдруг понял, что Маркус Флинт, тролль-восьмикурсник, не знающий поражения в кулачных боях, оказывается, умеет смущаться. — Я мыться, — пробормотал он, стягивая штаны вместе с бельём и топая в сторону душевых. Оливер никогда раньше не видел Флинта обнажённым, поэтому впервые обратил внимание на то, какая мощная, красивая, подкачанная фигура оказалась у охотника. На каменных ягодицах мелькали небольшие ямочки, когда Маркус неторопливо шагал босыми ногами по холодному полу. — Ого, а у тебя отличное тело! — присвистнул Вуд, еле сдерживая смех, когда у вздрогнувшего Маркуса сильно покраснели уши и шея. Оливер тоже быстро стянул с себя все вещи и встал в соседнюю кабинку под тёплые струи. — А тебя куда-то пригласили играть? — за шумом воды голос Флинта казался совсем далёким. — Да, в «Паддлмир Юнайтед». Второй состав, но тоже неплохо. Буду медленно, но верно продвигаться к национальной лиге, а там и до Чемпионата мира недалеко, — предаваясь мечтам, радостно отвечал гриффиндорец. — Следи за «Пророком» — я там обязательно скоро появлюсь на первой странице. — Я надеюсь, у тебя всё получится, — раздалось вдруг совсем рядом. Вуд испуганно обернулся — Маркус почему-то оказался в его кабинке. Льющиеся струи воды почти со звоном отбивались от его покрытой короткими тёмными волосами груди. Оливер только сейчас заметил, что слизеринец был выше его на полголовы, а в плечах шире раза в два. — Флинт, что ты… Наверное, у него в глазах всё плыло от выпитого огневиски или льющейся с волос воды, но Вуд почему-то видел серьёзное, уверенное лицо Маркуса слишком близко к своему. — Я слишком много выпил, — ответил шёпотом Флинт, касаясь разгорячённой влажной рукой покатого изгиба талии грифера. Вуд неосознанно вздрогнул: прикосновение вызвало странный тёплый отклик, пробежавшийся по всему телу. Побежавшие вверх по спине против льющейся воды пальцы оставляли горящие следы по влажной коже. — Флинт, мы же не… — Последний день «надо отмечать с размахом», — напомнил слизеринец, оказываясь совсем рядом, касаясь мокрым кончиком носа чужой щеки. Почему-то Вуд не смог отодвинуться, когда губы Маркуса приблизились настолько, что поцеловали влажную щеку, а потом обволокли дрожащие губы Оливера. Флинт притиснул его к холодной кафельной стене, отчего Вуд вздрогнул всем телом, теснее вжимаясь в горячие объятия охотника. Струи воды из верхней лейки отбивались от широких плеч Маркуса, попадая в глаза, и гриффиндорец зажмурился, отчего ласкающие руки Флинта показались горячее и вездесущее. Он целовал глубоко, с напором и каким-то трепетом изучая губами лицо, шею, выступающие ключицы Вуда. Вратарь, откинув голову, открывшись, обняв расслабленными руками широкую спину Флинта, принимал эти простые ласки, и слизеринца развело сильнее. Уверенные поцелуи-укусы заскользили вниз по груди, прошлись по набухшим соскам, плоскому животу и опустились на крепкие белые бёдра. Вуд с трудом разлепил веки, чтобы взглянуть на происходящее, но в этот момент Флинт взял в рот, и гриффиндорца выгнуло в пояснице с длинным, протяжным стоном — Оливер еле удержался на ногах. Во рту Маркуса было ещё жарче и влажнее, чем Вуд мог вообразить, его движения были быстрыми и ритмичными; обжигающие пальцы Флинта с силой схватили руку Оливера и прижали влажной ладонью к щеке, чтобы вратарь чувствовал движения своего члена в чужом напряжённом рту. Вуд, наверное, кончил бы в эту же секунду, но Маркус вдруг резко сжал его натужившиеся яйца и с громким хлюпаньем снялся с члена. Покрасневшая головка ударилась по животу, волной странного удовольствия пройдясь до подогнутых пальцев на ногах. — Олли, повернись, — донеслось снизу. Вуд каким-то шестым чувством понял, зачем его об этом просят, но сопротивляться этому низкому хриплому голосу не смог. Только он упёрся ладонями и лбом в нагревшуюся стену, как почувствовал грубый язык, яростно вылизывающий его анус, с силой толкающийся внутрь так, что ноги подгибались от удовольствия. За языком почти сразу последовали холодные, густо смазанные пальцы — похоже, Флинт неплохо владел одним невербальным заклинанием, — пока его разгорячённые губы исцеловывали крепкие веснушчатые ягодицы Вуда, ямочки на пояснице, родинки на талии.. Когда два пальца с хлюпаньем выскользнули из его ягодиц, и Вуд почувствовал спиной крепкий торс охотника, реальность вдруг навалилась на него всей тяжестью. Он не видел, какого размера был член Флинта, но абсолютно был уверен, что в девственную задницу он так просто не войдёт. Лёгкий поцелуй опустился на напрягшиеся лопатки, широкая ладонь вдруг медленно, ласково заскользила по возбуждённому члену Вуда. — Если будет больно, скажи — я остановлюсь, — хриплым шёпотом-поцелуем легло на ухо. И Оливер почему-то поверил. И когда крупная смазанная головка медленно протиснулась в него, вместо ожидаемого болевого шока Вуд вдруг ощутил надежность и уверенность в том, кто настойчиво ласкал его член и хаотично зацеловывал шею и спину, отвлекая от происходящего внизу. Он двигался вперёд медленно, позволяя привыкнуть, напирая, распирая Вуда изнутри, пока вдруг не остановился, тесно прижавшись всем крепким телом, полностью накрывая гриффиндорца собой. — Чёрт, Олли, так узко… От этого хрипа-стона перехватило дыхание, Вуд распахнул рот, пытаясь заглотнуть тяжёлый воздух, и вдруг два влажных пальца опустились на его язык, и грифер, не понимая, что творит, тут же принялся их прилежно посасывать, будто в этом было спасение. — Ооох, блять, — донёсся сзади сиплый стон, и Оливер тут же ощутил первое осторожное движение внутри себя, а потом Флинт за секунды разогнался так, будто спешил поймать главный квоффл своей жизни. Ритмичные шлепки, сдержанное низкое рычание слизеринца и неосторожно оброненные стоны Вуда заполнили всю душевую, отражаясь эхом от стен. Оливер утонул в этих звуках, ему даже не понадобилось долгих крепких движений руки на члене, чтобы с высоким протяжным стоном кончить, забрызгивая белый кафель. Флинт отпустил подрагивающий член, тут же разводя обеими ладонями ягодицы грифера, вдалбливаясь настолько глубоко и сильно, что Оливер уже видел чёрные точки в глазах, но вдруг, замерев, тесно прижавшись к Вуду, он так низко зарокотал, впиваясь зубами в холку, что вратарь покрылся мурашками по всему телу и… Почувствовал, как внутри его заполняет горячая густая сперма Флинта. Оливеру показалось, что только от одного этого ощущения он смог бы кончить ещё раз. Маркус тяжело дышал ему в ухо, не торопясь выходить. — Ты как? — …Нормально. Он не знал, что сказать ещё. Постепенно в разум влился и шум воды, и прохлада от ставших вдруг холодными струй воды, и осознание того, что только что произошло. И Вуду вдруг стало страшно обернуться и увидеть глаза Марка. Вода внезапно перестала литься. Оливера бросило в дрожь от контраста прохладного воздуха и жаркого тела слизеринца, всё ещё прижимающегося сзади. — Если хочешь, — раздался рядом с ухом бархатистый голос, добравшийся мурашками до всех синапсов мозга, — можем повторить… Крепкий, не опавший член внутри заинтересованно дёрнулся. Широкие ладони огладили белые бёдра грифера, ненавязчиво задевая головку члена. Вуд чувствовал, что огневиски давно выветрился, и он больше ничем не может оправдать эту ситуацию. Крепкие пальцы скользнули по губам, требуя ответа. И грифер, ласково прихватив их языком, ответил честно: — Хочу. Маркуса не надо было просить дважды. … Стоны снова заполнили душевую комнату. Совсем рядом с обезумевшей от страсти парочкой стоял наблюдавший за воспоминаниями Вуд, ошарашенно прижимая дрожащую ладонь к губам. Он не мог поверить, что не заметил этого раньше. В ясных глазах девятнадцатилетнего Флинта не было ни капли пьяного помутнения. *** Полёты не развеяли хмурые морщины на лице Вуда. Студенты беспрекословно выполняли все задания профессора, боясь рассердить его. Сам Оливер за весь день ни разу не сел на метлу. После занятий, минуя Большой зал, в который все тянулись к ужину, Вуд скрылся в кабинете, нацарапал на пергаменте: «Срочно приходи» и бросил письмо быстрой доставки в камин. Ответ вылетел из пламени спустя минуту. «Буду через час. Оливия в порядке?» — гласила короткая записка. Вуд раздражённо смял её и бросил обратно в камин — теперь уже чтобы сжечь. Флинт вышел из камина быстрым шагом уже через десять минут, наспех отряхивая мантию. В кабинете было темно, за окном сгущались сумерки, поэтому он не сразу заметил задумчиво скрестившего руки Оливера, сидящего за столом. — Вуд, что случилось? Где Оливия? — Не знаю, наверное, ужинает, — безразличным голосом бросил профессор. — Я её сегодня только мельком видел. — Тогда зачем такая срочность? — расслабленно выдохнув, слизеринец упёрся плечом о каминную полку. — Маркус Флинт… — Вуд задумчиво пощелкал пальцами по деревянному столу. — Скажи мне честно, какие слова ты бы мне сказал во время брачной магической клятвы? Флинт заметно напрягся, явно опешив. — Что за вопросы такие? — Может быть, что-нибудь типа: «Я Маркус Флинт, клянусь, что трахну Оливера Вуда в трезвом уме и ясном сознании просто для того, чтобы посмеяться над ним, унизить и оскорбить назойливого грифера»? — Что ты несёшь, Вуд?! Оливер уронил лицо в ладони и хрипло засмеялся: — Я всегда знал, что ты нахальный, лживый, ублюдочный… Но вдруг заскрипела дверь, тихонько отворяясь, и послышался осторожный голос: — Папа, почему ты сегодня не пришёл на ужин? В проёме показались тёмно-русые кудряшки, а потом широко распахнутые, светящиеся лаской глаза. Как только эти глаза распознали в темноте присутствующих, Оливия вся заскочила в кабинет и с весёлым криком «Отец!» бросилась в раскрытые руки Флинта, привычно закружившие её в крепких объятиях. — Как дела, дорогая? Никто не обижает? — ласково улыбнулся Маркус маленькой копии Вуда. — Всё отлично! Профессор Бут сказал, что у меня есть отличные способности готовить зелья! У меня одной из немногих сегодня не взорвался котёл, — отрапортовала девчушка, ютясь в крепких отцовских руках. — Как здорово, — улыбка так и не выправленных до конца зубов Маркуса распахнулась во все щёки. — Знаешь, у меня тоже в школе с зельями было хорошо, в отличие от папы. — Ну так, я взяла у вас двоих только лучшее, — Оливия горделиво вздёрнула носик. — От папы — факультет, от отца — талант к зельям, ну а страсть к полётам — от обоих, в двойном размере. Гриффиндорка рассмеялась, довольная своими умозаключениями, и с радостью подставила Флинту щёчки для ласковых поцелуев. — Пап, так ты чего не ужинал? — вспомнила девчушка, обращая внимание на Вуда. Тот мгновенно заставил себя улыбнуться и ответил вполне спокойно: — У меня что-то не было аппетита. Но Оливия сразу заметила неестественность улыбки и напряжённость в голосе. Она спрыгнула с отцовских рук и внимательно, снизу вверх уставилась на Флинта. Потом снова перевела взгляд на Вуда. — Вы тут ругались, да? — наконец, тихо сказала она. — Нет, мы… — тут же горячо начал Оливер Но Маркус его перебил: — Нам всего лишь надо поговорить. Мы просто не поняли друг друга. — Ааа, — расстроенно протянула девочка. — Тогда я не буду мешать. Вы лучше скорее помиритесь. — Ты не мешаешь, — ласково потрепал кудряшки Флинт. — Послезавтра воскресенье, я приду в обед, так что сделай все домашние задания до моего прихода, хорошо? Оливия усердно закивала: — Нам задали немного, так что всё успею. Приходи скорее! Девочка поцеловала отца на прощание и пошла к двери. — Оливия, я провожу, — тут же вскочил Вуд, торопясь за дочкой. Но когда гриффиндорка вышла, он на пару секунд остановился у двери и как бы невзначай бросил: — Знаешь, Флинт, я как-то видел у профессора Бута небольшие запасы сыворотки правды. Лучше уходи сейчас, потому что я вернусь с ней, чтобы кое о чём тебя расспросить. Вуд проводил дочурку до портрета Полной дамы, уверяя, что они с отцом обязательно сегодня же помирятся, заглянул в кладовую профессора Бута, захватив знакомую небольшую склянку и, не особо надеясь на откровенный разговор, вернулся к себе. В кабинете было темно, безмолвно и пусто. Оливер усмехнулся — ничего другого он и не ждал — но в кресле у камина тёмный, почти невидимый в полумраке силуэт Флинта уже протягивал руку. — Давай зелье. Вуд растеряно хлопал ресницами — он не думал, что всё обернётся так серьёзно, — но пузырёк нехотя отдал, ещё раз убедившись по отсутствию запаха, что это действительно веритасерум. Флинт выпил в один глоток, показал профессору пустую склянку, удобнее устроился в кресле и уверенно бросил: — Спрашивай. Оливер, не мигая, смотрел в по-прежнему нахмуренное и уверенное лицо Маркуса. Он медленно сел в кресло напротив, не сводя глаз со слизеринца. Окружающая обстановка почему-то показалась ему слишком откровенной. — Сколько действует зелье? — Двадцать-тридцать минут в зависимости от качества ингредиентов, — тут же ответил Флинт. — Откуда ты знаешь? — Я же сказал: у меня было хорошо с зельями. Я разбираюсь в них, — как будто даже не задумываясь, без всяких эмоций, ответил Маркус. — Хорошо… Ты любишь Оливию? — Люблю больше жизни. — Ты был рад, когда она родилась? — Я был счастлив настолько, что думал, что умру от счастья. — Ты помнишь, что ты сказал, когда впервые её увидел? — «Олли, это ангел, посланный нам на счастье». Вуд несколько смутился. Он сам дословно не помнил фразу Флинта, потому что был ещё в послеродовом шоке, но ощутил в тот момент, что его слова согрели душу. Коротко прочистив горло, Оливер продолжил: — Когда в каждом письме Оливии ты пишешь «Целую тебя во все веснушки на милых щёчках, Олли», кого ты имеешь в виду? — И Оливию, и тебя. У вас одинаковые начала имён, поэтому сокращение Олли подходит обоим. И щёки у вас в вечных веснушках. — Ты поэтому настаивал на том, чтобы назвать её Оливией? — внезапная догадка порезала мысли Вуда. — Да. Потому что ваши имена похожи. — Хорошо… Ладно, Оливию, а меня ты зачем в письме «целуешь во все веснушки на щёчках»? — Потому я хочу тебя целовать. Вуд явно был не готов к такому ответу. Веснушки на щеках спрятались в румянце. Флинт выглядел абсолютно невозмутимо. — Почему ты… почему ты занялся со мной сексом тогда, в душевых? — Потому что я безумно хотел тебя ещё с пятого курса. Оливер аж подскочил в кресле. Впрочем, быстро проморгав странную непрошенную горечь в глазах, он сурово спросил: — Просто хотел трахнуть меня? — Не только. Я мечтал позвать тебя на свидание и предложить встречаться, но не хватало смелости. Когда ты был на шестом курсе, а я должен был закончить Хогвартс, я нарочно провалил экзамены, чтобы остаться с тобой. Я надеялся признаться тебе в последний год, но боялся, что ты мне откажешь. Вуд растерянно спрятал лицо в ладонях. Он и подумать не мог… Вопрос сорвался с губ прежде, чем он успел подумать: — Марк… Ты любил меня тогда? — Тогда любил. И сейчас люблю. Вуд не смог остановить покатившиеся вдруг по щекам слезинки. — Почему ты… Почему ты ничего мне не сказал о том, что чувствуешь? — Ты ненавидишь меня, Олли. Постоянно твердишь мне об этом. Я не хочу тебя злить. И боюсь, что ты рассердишься и заберёшь Оливию. — Я понял… Ещё пару минут они сидели в полном молчании. Мутный взгляд Вуда рассматривал безмятежное, невозмутимое лицо Флинта. Он понятия не имел, что делать, когда Маркус придёт в себя. Всей гриффиндорской смелости не хватило бы не то, чтобы посмотреть ему в глаза — даже сказать что-либо. И впервые в жизни Вуд повёл себя трусливо. Он встал с кресла и скомандовал: — Возвращайся домой. Не приходи пока. Дай мне время… разобраться. Маркус послушно встал, как под империусом, зашёл за решётку камина и исчез за зелёными языками пламени. Вуд устало упал в кровать прямо так, в одежде. Но всю ночь так и не смог сомкнуть глаз. *** На следующий день он впервые наврал дочери. Отправил ей короткое сообщение о том, что простудился и просит не приходить, чтобы дочка не заразилась. Оливия прислала в ответ небольшую склянку с зельем (кажется, что-то от простуды, потому что сильно пахло перцем и мёдом) и записку: «От мадам Помфри. Выздоравливай! Люблю. О.» Он весь день пролежал в постели, уткнувшись взглядом в квиддичное поле за окном. Судя по гнущимся верхушкам деревьев Запретного леса, за окном дул сильный ветер, поэтому никто не рисковал сесть на метлу. А Оливеру сейчас, наверное, это помогло бы. Послышался робкий стук в кабинет — Вуд вскочил, лихорадочно соображая, что говорить, но это оказался всего лишь домовик. — Профессор Вуд, сэр, — пропищал домовик, — вы не появились на завтраке и обеде, поэтому директор просила передать вам это. На столе как из воздуха возникли небольшая тарелка с сандвичами, стакан тыквенного сока и кусок пирога с патокой. Эльф с лёгким поклоном тут же исчез. МакГонагалл, конечно, оказалась внимательна, как всегда. Но Вуд знал, что она обладала достаточным тактом не тревожить других без веской причины. К вечеру Оливер заставил себя немного поесть. Воскресным утром под дверь проскользнула записка от Оливии: «Отец написал, что приедет в полдень. Срочно поправляйся! Люблю. О.». Вуд подскочил на месте, проверил защитные чары на камине — слава Мерлину, заблокирован — и, наскоро умывшись и приняв душ, привёл себя в порядок. Удручённо поглядел в зеркало на вечные веснушки. Всё ещё не представлял, что говорить. В полдень, как на иголках, он с прямой спиной сидел в кресле у камина, в любую минуту ожидая привычного бархатистого голоса с просьбой впустить. Но время шло, черепашьим шагом прополз час, два, а Флинта не было. Вуд с облегчением подумал: наверное, опять работа, но тут вдруг… Далеко, где-то за стенами кабинета, послышался недовольный рёв, который Вуд узнал бы из тысячи. Он бросился к окну и вдруг увидел посреди поля свою дочурку — на метле, в небе, выше трибун — совсем одну. Оливер тут же выскочил из замка, на ходу запрыгивая на приманенную метлу, но, подлетая к полю, увидел ещё одного человека, вылетевшего из-за трибуны. Конечно, Флинт. Оливия возмущенно закричала: — Как ты так спрятался? Я там летала, тебя не было! — Ну, может, немного сжульничал, — усмехнулся Маркус, подлетая к дочери. — Я же все-таки бывший слизеринец. — Ты поступил нечестно, поэтому теперь водишь! — вдруг довольно рассмеялась Оливия — от недовольства не осталось и следа. И она тут же рванула, прижавшись к метле, в сторону. И сразу заметила притормозившего у кромки поля Вуда. — Папа! — радостно закричала она, направляя метлу в сторону профессора. — Ты поправился? Я так рада! Оливер как раз спустился на землю, встал поустойчивее, когда малышка Оливия, на лету соскочив с метлы, бросилась обнимать папу. Флинт, медленно подлетев, степенно сошёл с метлы рядом. — Я увидел тебя одну, испугался и сразу же выздоровел, — усмехнулся Вуд, сжимая малышку в объятиях. — Но я была не одна, а с отцом. Просто он очень хитро спрятался. — Привет, — осторожно улыбнулся Маркус. Вуд кивнул в ответ. — Ладно, — захихикала Оливия, отворачиваясь. — Целуйтесь, я не смотрю. Маркус привычным жестом подошёл ближе, но Вуд быстро остановил его ладонью, нервно бормоча: — Не здесь, Оливия, мы посреди поля как на ладони для любопытных глаз из замка. — Ну ладно, — пожала плечами девочка. — Отец сказал, что вы помирились — это главное. — Помирились, — эхом произнёс Вуд, скользя взглядом по умоляющим глазам Флинта. — В любом случае, мы уже пообедали, полетали почти два часа, а теперь ты с нами, так что можем придумать ещё что-нибудь интересное. — Давайте сначала вернёмся в замок, а то уже холодает, — предложил Вуд. И Оливия, уверенно седлая метлу на лету, грациозным зигзагом полетела параллельно тропинке. Профессор решил пойти пешком, Флинт — рядом. — Как ты добрался? — стараясь унять дрожь в голосе, начал Вуд. — Попросился в камин Терри Буту. Он согласился, тем более, когда узнал, куда делось пропавшее зелье. — Так ты… помнишь все, что говорил? — Конечно. Оливия, уже добравшаяся до восточных ворот, нетерпеливо махала рукой. Профессор собрался было ускорить шаг, но Флинт вдруг остановил его, схватив за запястье. — Олли, прости, если правда причинила тебе боль. Я прошу тебя об одном: только не отгораживай от меня Оливию. — Нет, я и не собирался. Я бы никогда так не поступил. Вуд, наконец, нашёл в себе силы, чтобы заглянуть в глаза Флинта — в них плескалась долгожданная умиротворенность и бесконечная благодарность. — Спасибо. Я постараюсь не тревожить тебя лишний раз, — строго кивнув, как бы обещая, Маркус двинулся дальше. Добравшись до Оливии, он подхватил её на руки и бодрым шагом двинулся в сторону класса Вуда. Раздвинув по бокам парты, Флинт наколдовал несколько колдомультфильмов, и довольная Оливия до ужина прыгала вместе с единорогами и гиппогрифами по тёмному лесу в поисках утраченного медальона одного несчастного старого волшебника, а Маркус то и дело подстраивал ей разные препятствия, которые девчушка преодолевала с радостным смехом. В шесть Флинт собрался уходить. Уставшая Оливия, расцеловав отца, пошла ужинать. Маркус тоже собирался уйти к Буту, но Вуд остановил его тихим: — Подожди. Он указал жестом на привычное кресло возле камина, и слизеринец покорно уселся, ожидая приговора. Судя по напряженному лицу Оливера, мысли его были тягостными и удручающими. — Марк… — и от одного этого редкого и нежного имени Флинт готов был упасть Вуду в ноги. — Я хочу, чтобы ты знал. Я тебя не ненавижу. Я просто… Все эти годы я ждал подвоха, искал ловушку — я не понимал, почему ты рядом. Почему ты принял меня и Оливию, пожертвовал ради нас своим домом, семьёй… Я и не догадывался — ты так хорошо скрывал, — что ты испытываешь… Я хочу только сказать, что… В общем, ты не должен извиняться за свои чувства. Маркус, казалось, был несколько ошарашен. Как будто не до конца разобрал смысл сказанного, он поднял руку, уточняя: — Я не очень понял… Олли, я могу пригласить тебя на свидание? Вуд на мгновение замер: в немигающих глазах Флинта плескалась лютая жажда и сама в себя не верящая надежда. — Да. Я думаю, да. — Ты свободен сейчас? — Маркус вскочил от нетерпения. — Ну… кажется, да. — Есть ли место, в которое ты бы хотел пойти? — Я… я даже не знаю толком, куда ходят на свидания. — Тогда… может, доверишься мне? Вуд согласно кивнул. Коротко, один раз, но Марку этого было более чем достаточно. *** Это был обычный маггловский ресторанчик, который Флинт присмотрел ещё на седьмом курсе, как оказалось. У него несколько раз менялось название, но шеф-повар оставался прежний, и кухня была на высоте. Флинт уверил, что здесь подают вкусную птицу и вино. Вуд молча согласился предложенным блюдам. От чего-нибудь крепкого он бы точно сейчас не отказался. Первый бокал оба осушили залпом, не чокаясь. Заводить разговор было почему-то неловко. — Я давно мечтал пригласить тебя сюда, — наконец, начал Флинт. — Хотя никогда не думал, что мечта сбудется. Но вот мы сидим здесь вместе, у нас свидание, и я ужасно боюсь сейчас проснуться в холодной кровати и понять, что всё происходящее — сон. Оливер осторожно коснулся его горячей руки — Флинт вздрогнул — и уверил: — Это не сон. Мне бы такое ни в жизнь не приснилось. Ещё минуту помолчали, пока Маркус разливал вино. — Может, тост? За тайное, которое всегда становится явным? — предложил Флинт. — Подойдёт, — согласно кивнул Вуд, и они звонко чокнулись бокалами. Приятная нега сладкого напитка уже разливалась по всему телу. — Я знаю, что не могу у тебя этого требовать… — несмело начал Флинт. — Но ты меня спросил обо всем, что хотел узнать — могу и я задать несколько вопросов? Ты, конечно, не обязан отвечать на все. — После того, что я сделал, я точно обязан. Я ведь думал, что ты струхнёшь, сбежишь. Даже представить не мог, что ты согласишься выпить веритасерум. Так что спрашивай, конечно. Я буду честным. — Это все об Оливии — вопросы, которые я боялся задать. Я знаю, ты всегда из-за этого злишься, поэтому прежде чем я спрошу, уясни, пожалуйста, раз и навсегда: я знаю, что Оливия — моя дочь. И я никогда не пытался от этого отречься. Вуд заметно напрягся. Ему уже не нравился этот разговор, но он кивнул, бросая: — Спрашивай давай. — Я так и не понял, и объяснять мне никто не стал… Но как вообще так получилось? Как ты смог забеременеть? — В Святом Мунго говорили что-то о древнем рецессивном гене, который мутировал и создал временную матку в моём организме. Но подобных случаев было слишком мало, чтобы объяснить подробнее. Можно сказать, на мне и изучали это необычное явление. — И… как прошли роды? Меня ведь не пустили к тебе. — Да, я помню, как за стеной ты ругался с заведующим, — легко усмехнулся Оливер, делая глоток вина. — Нормально прошли, старым маггловским способом прямого вынимания. У меня шрам на животе — это от разреза. — Тебя… резали? Чтобы вытащить Оливию? — ужаснулся Маркус. — Да, меня заранее об этом предупредили. Сказали, магглы так часто делают. Выпили по глотку одновременно, не чокаясь. — Можно встречный вопрос? — робко начал профессор. — Всегда можно, Вуд, — усмехнулся Маркус. — Просто спроси. — Как ты… почему ты всегда был уверен, что она — твоя дочь? В смысле, мы ведь не общались после школы… после того раза. Мало ли, кто у меня мог появиться. Флинт заметно стушевался, но ответил честно: — Я за тобой… приглядывал. — «Приглядывал»? Как фамильяр-хранитель? — Нет, скорее… следил как ревнивый дурак. Не хотел, чтобы у тебя кто-то появился. Даже приготовил несколько тёмных артефактов в подарок тому, кто посмеет на тебя позариться. Так что я знаю, что после меня у тебя никого не было. И ещё знаю, что я забрал твой первый раз с мужчиной. Никаких сомнений в отцовстве быть не могло. — Понятно, — замялся Вуд, снова прихлёбывая из бокала. Почему-то эти откровения заставляли смущаться. — Когда ты понял, что беременный? Как это выяснилось? — Эм, я сначала вообще ничего не соображал. Но из-за постоянного головокружения и тошноты не получалось нормально играть, поэтому тренер пригласил колдомедика. Меня обследовали на кучу болезней, прежде чем смогли определить причину. Все были в шоке. Тренер не верил, угрожал колдомедику слушанием в Министерстве и Азкабаном. Но оказалось, что это правда. Я тогда был на втором месяце. Отыграл ещё две игры и ушёл. Никто, кроме тренера, так и не узнал почему… А ты как узнал про это? — Я заметил, что ты зачастил в Мунго. А у меня там дальняя кузина работала, так что я пристал к ней с расспросами. Когда она рассказала, я вообще не понял, что произошло. Ну, если помнишь, я всегда не шибко быстро соображал, а тут вообще — застопорились винтики и колесики в мозгу. Она поржала надо мной, в подробностях рассказывала, прикалываясь, как делаются дети. Это я все понимал. Не понимал — откуда? Как и с кем ты… Когда до меня дошло, сразу рванул к тебе. — А, это было в тот день, когда я выходил с обследования, а ты бежал навстречу, крича: «Вуд, это мой ребёнок?!» Хорошо помню твою перекошенную от удивления рожу. — Я тоже хорошо помню, как ты по этой перекошенной роже врезал. Даже не знал, что у тебя такой сильный удар. Спасибо, что палочку не достал, — усмехнулся Флинт. Когда пустую бутылку унесли, Маркус попросил вторую. Вуд ждал, пока его визави наполнит бокалы, и предложил тост: — За случайности, которые соединили наши пути? Флинт кивнул, делая глоток, не отрывая взгляда от порозовевших щёк Вуда. — Олли… Что ты почувствовал, когда узнал, что у тебя будет ребёнок? — Мм, сложный вопрос, — томные глаза немножко вело, когда Вуд пытался сфокусировать взгляд на Флинте. — Сначала, конечно, испугался. И потому, что впервые узнал, что мужчина может забеременеть, и потому что я оказался этим мужчиной, и потому что не представлял, что говорить родителям. Пока репетировал слова, готовясь к приходу мамы, чуть в обморок не упал. Потом, когда до меня дошло, что ребёнок от тебя, я захотел из окна выпрыгнуть. Думал, если ты узнаешь или — не дай Мерлин! — кто-то из твоей семьи, ты меня по-настоящему убьёшь. Родители, наверное, поначалу подумали, что меня изнасиловали: я наотрез отказался говорить имя отца ребенка. Но потом, когда они уверили меня, что всё будет нормально, когда дома каждый старался поддержать меня и помочь, когда я начал прислушиваться к своим ощущениям и к растущему чуду внутри меня, я понял, что готов пожертвовать всем на свете ради этого маленького счастья. — Ты жалел, что ради неё тебе пришлось оставить карьеру? — Может, поначалу. Когда Оливия родилась, я уже знал, что всю жизнь хочу посвятить ей. Каждый день быть рядом, делать её счастливее. Отдать за это квиддич было не слишком большой платой. Вуд сделал большой глоток и уверенно спросил: — Ну а ты? Что чувствовал, когда узнал, что станешь папой? — Честно говоря, я не верил в это, пока твой живот не стал размером с три квоффла, — усмехнулся Флинт. — И, может помнишь, когда Оливия впервые начала пинаться, ты дал мне потрогать… Наверное, я только тогда понял, что всё происходит реально. Я никогда до этого не задумывался о семье, о детях, о том, как строить жизнь в будущем. Да и… вряд ли кто-то горел желанием создать семью с угрюмым троллем типа меня. В школе у меня не было поклонниц, если ты заметил. — Да, помню, — беззлобно рассмеялся Оливер. — В школе тебя многие старались обидеть, задеть, и я был в их числе… Стыдно признаться, но у нас на факультете даже конкурсы проводились на самые оскорбительные оскорбления для слизеринцев, — Вуд на секунду замолк, будто был не уверен, стоит ли продолжать, но всё-таки сказал: — Но теперь я знаю, что ты точно не «троллья рожа» и не «гадкий, вонючий слизняк». Ты чуткий. Заботливый. Надёжный. Любящий… — Олли, не надо, — прохрипел, перебивая, Флинт. — Не надо давать мне надежду. — Я… Прости. Наверное, надо идти. Уже поздно. Вторая бутылка была пуста. В ресторанчике, кроме персонала, остались только они. За окнами тускло в тёмной ночи светили дальние фонари. Флинт расплатился, и они вышли на свежий воздух. Улица перед глазами немного плыла. От прохладного ночного воздуха Вуд поёжился и плотнее закутался в куртку, пряча руки в карманах. Высоко в небе стояла яркая, полная луна. — Марк, ты помнишь: такая же луна была в ту ночь, когда мы… — Я провожу тебя, — жёстко перебил Флинт, подхватывая слегка накренившегося Оливера под локоть. Они молча дошли до «Дырявого котла», промелькнули мимо поздних гостей к камину и аппарировали в Хогвартс. Флинт убедился, что Вуд дошёл до кровати и собирался уже уходить, как услышал острожную просьбу: — Останься ещё немного. Время пробило за полночь, когда они уселись перед камином, откупоривая бутылку огневиски, вытащенную из секретеров Вуда. Оливер выпил с горлышка и протянул бутылку Флинту. Теперь можно было обойтись без церемоний. — Сколько писем ты успел прочесть, когда нашёл их в моём ящике? — устроив удобнее голову на спинке кресла, спросил вдруг Вуд. — Только одно, наверное, самое первое — когда я сказал о ребёнке дома, и отец меня выгнал. — Ты скучаешь по своей семье? Маркус вдруг улыбнулся и указал пальцем прямо в грудь Оливера. — Ты с Оливией — моя семья. А по Флинтам я никогда не скучал. Я был счастлив освободиться из родового змеиного гнезда. Я не говорил, но твоя беременность спасла меня от Чёрной метки. Это дорого стоит, Вуд. В тишине передал бутылку обратно. Профессор сделал большой глоток, прежде чем сказать: — Знаешь, какое твоё письмо — самое важное для меня? Которое ты отправил накануне родов. Ты писал, что тебя не пускают в палату и ты уже готов применять империус к колдомедикам. А в конце было следующее — я помню дословно: «Вуд, всё будет хорошо. Не смей умирать. Если вдруг ты умрёшь, я найду способ тебя оживить и убью своими руками. Мне сказали, что роды — это очень больно. Но я уверен, что не больнее бладжера в голову, который я в тебя отправлю, если что-то пойдёт не так. Ты справишься. Я буду рядом»… Никогда ничего откровеннее от тебя не слышал. В тот момент мне было так страшно, но между строк я увидел, что ты боишься ещё больше. Это придало мне сил, заставило держаться, когда начались схватки. И ещё твои угрозы меня рассмешили. Ты совсем не умел выражать свои чувства — ни тогда, ни сейчас. Флинт молча пожал плечами, мол, чего нет — того нет. — А ты действительно хранишь то моё письмо, о котором говорил? Маркус нехотя кивнул. — Где? Флинт неохотно полез во внутренний карман пиджака, доставая из портмоне измятый, несколько раз сложенный пергамент. — Дай мне его, — попросил Вуд. И, получив послание в руки, не раскрывая, тут же бросил его в тлеющий камин. Пергамент быстро вспыхнул, почернел и рассыпался пеплом. — Ну и зачем? — хмуро спросил Маркус. — Я никогда не мог по-настоящему тебя возненавидеть. Поэтому то письмо — сплошная ложь, истерика глупого подростка, каким я когда-то был. — Вуд. Флинт вдруг поднялся и встал над креслом, в котором ютился Оливер. Из-за того, что свет камина остался за его спиной, Вуд не мог увидеть его глаза. — Ты хоть понимаешь, что письмо, которое ты только что сжёг, было единственным барьером, мешающим мне коснуться тебя так, как я хочу? — …Что? — Попробуй только отказать мне теперь. Маркус рывком поднял еле стоящего на ногах Оливера, толкнул его к холодной каменной стене и налетел коршуном, тут же прижимаясь всем телом, лаская большими руками, обволакивая обжигающим поцелуем его губы. Вуд возмущенно застонал в чужой рот, но получилось как-то просяще, даже жаждуще, и Флинт только продолжил напирать, толкаясь коленом меж чужих бёдер. У Вуда уже стоял. Он бесстыдно потёрся пахом о крепкое бедро, вызывая ответное нетерпеливое рычание Маркуса. Дрожащие руки Флинта уже торопливо расстёгивали чужую ширинку, обнажая возбужденный член. — Не бойся, я не буду вставлять, — прохрипел Марк в ухо, и Вуду с трудом удалось сдержать себя, чтобы не кончить в ту же секунду. Флинт зашуршал своими брюками, вытаскивая большого, колом стоящего Флинта-младшего, и прижался им к Вуду, принимаясь надрачивать оба члена широкой ладонью. Его жаркие поцелуи обжигали щёки, губы, шею, грудь — всё, куда Марк мог дотянуться. Ему даже не пришлось долго продолжать эти простые ласки: Вуд тихо заскулил, поджимая пальцы на ногах, и кончил, пачкая своё бельё и чужую футболку. Флинт, с тихим рыком кусая покрасневшее ухо, кончил следом, утыкаясь носом в изгиб шеи грифера. — Я сейчас упаду, — прохрипел Оливер, не чувствуя силы в ногах. — Я никогда не дам тебе упасть, — ответил Флинт, обхватывая одной рукой тонкую талию профессора, поддерживая. Он быстро поправил на Вуде одежду, очищая следы спермы невербальным заклинанием, оделся сам и, подхватив Оливера на руки, перенёс его в кровать. — Спи. Слишком многое произошло сегодня, — тихо пробормотал Флинт, кутая сонного профессора в одеяла. Вуд согласно промычал, закрывая глаза. Он уже почти задремал. Маркус собрался уходить, но напоследок всё-таки спросил: — Можно последний вопрос? — Конечно, — зевнул в ответ Вуд. — Я могу тебя поцеловать? Боже. В его дрожащем голосе действительно слышались неуверенность и страх ожидания. — Не поздновато ли спрашивать? — усмехнулся Оливер. Наслаждаясь долгим, чувственным, обжигающим губы поцелуем, Вуд провалился в сон. *** На следующее утро во время завтрака сова прицельно бросила в его тарелку с овсянкой письмо. Невилл от смеха поперхнулся, Макгонагалл в директорском кресле удивленно выгнула бровь. — Извините, — пробормотал Вуд, спешно доедая и пулей вылетая из Большого зала. Развернул пергамент уже в дверях. «Сегодня вечером я могу прийти? Или “дать тебе время разобраться”? Флинт». Вуд быстро нацарапал на обратной стороне: «Жду. И потом верни письмо обратно. О.», завернул листок и привязал прилетевшей на свист сове. Выпустил птицу в ворота и поспешил к полю, чтобы начать первое занятие. Весь день профессор провел на метле, гоняя старшекурсников в перетасованных командах по полю в пробной игре. Учил тому, как важно умение сплотиться командой на поле, даже если вы все друг друга плохо знаете. Из смешанных команд лучшие результаты показали студенты Гриффиндора и Слизерина, что всех удивило, но вызвало искреннюю похвалу профессора. После ужина Вуд, мысленно называя себя последним лжецом, сказал дочке, что очень устал и ляжет спать пораньше. Оливия недоверчиво прищурила глаза, но, тряхнув кудряшками, пожелала спокойной ночи и ушла в общую гостиную. А Вуд как первокурсник побежал к себе. Флинт уже сидел в кресле, похлеще пламени в камине сверкая тёмными глазами. — Как ты? — кивнул он, отводя взгляд. — Нормально, — пожал плечами Вуд. — Письмо? Маркус вытащил из внутреннего кармана утреннюю записку и передал профессору. Оливер бережно разгладил мятый, немного липкий пергамент и спрятал его в нижний ящик стола. И сам уселся за стол, потому что сидеть напротив Флинта было как-то… тревожно. — Будешь делать вид, что вчера был слишком пьян? — Маркус откинулся на спинку кресла, кажется, ожидая такой реакции. — Нет, — просто ответил Вуд. — Мне было хорошо с тобой. Горящие жаждой глаза быстро скользнули по спокойному лицу профессора и, убедившись в искренности слов, удовлетворенно прищурились. — Мне тоже было хорошо, — низко проговорил Маркус. — Маловато, правда. Заниматься сексом раз в 12 лет — это немного жестоко даже для тебя, Вуд. — Я же не виноват, что все эти годы думал, будто ты на дух меня не переносишь. — Напоминаю, Вуд: «думать» — это вообще не про тебя, — добродушно поддел Флинт. Оливер, наконец, почувствовав себя расслабленно, бесстрашно уселся на подлокотник рядом с Марком и с усмешкой толкнул его плечом. — Поразмысли над своими словами, Флинт. Кто тут из нас профессор? Маркус закатил глаза и ткнул грифера локтём в выступающие рёбра; тот, со смехом дернувшись, скатился на бёдра слизеринца, тут же оказываясь в крепких объятиях. — Олли, — низкий шёпот ожёг ухо. — Можно тебя поцеловать? — Можно, если раз и навсегда перестанешь задавать этот глупый вопрос. Усмехнувшись, Флинт согласно кивнул, приблизился к веснушчатому лицу, но ещё долго и пристально смотрел в золотистые с шоколадными крапинами глаза напротив, что-то ища в их глубине, прежде чем оставить долгий, трепетный поцелуй на обветренных губах. — Я сказал Оливии, что лягу спать пораньше. Почему-то хотелось побыть с тобой наедине, — через какое-то время сказал Вуд, ютясь в крепких руках Маркуса. — Погуляем втроем на выходных, — Флинт поцеловал взъерошенную тёмно-русую макушку и добавил с ухмылкой: — Хотя она наверняка почувствовала, что ты брешешь. Ты же вообще не умеешь врать, Вуд. Оливер собрался поспорить, но вместо этого гордо улыбнулся: — Вообще-то честность — это моё главное достоинство. — Вуд, твоё главное достоинство — это твоё неуёмное эго. — А твоё, наверное, — постоянное «Вуд», «Вуд», «Вуд». Мне кажется, это самое частое слово в твоём лексиконе. Когда уже перестанешь меня так называть? — Когда ты возьмёшь мою фамилию, — усмехнулся в ответ Флинт. И тут же, осознав, что сказал, осёкся. Оливер смотрел как-то странно, не то строго, не то смущённо. — Я хотел сказать «если», — незамедлительно поправился Маркус. — «Если ты возьмёшь мою фамилию». Когда-нибудь. Если захочешь. — … — И Оливии было бы легче, будь она просто «Флинт» — перестали бы допытываться, почему у неё двойная фамилия. — Ну нет! Ты хочешь разом заполучить и меня, и Оливию под свою фамилию? Не слишком ли многого желаешь? — Я становлюсь очень жадным, когда дело касается тех, кого я люблю. Вуд прикусил губу, не зная, что ответить. Флинт вдруг, отводя взгляд, нарочито пристально поглядел на часы на стене. — Поздновато уже. Пора домой. Оливер должен был встать с тёплых коленей Марка, отпустить его. Должен был… Но вместе этого Вуд совсем тихо, куда-то в изгиб шеи Флинта прошептал: — Останься. Маркус, поставив профессора на ноги, всё-таки встал. Обнял ладонями жилистые плечи, строго посмотрел в золотисто-карие глаза (Вуд, молодец, взгляда не отвёл), оставил лёгкий поцелуй на пульсирующем виске и твёрдым, требовательным голосом предупредил: — Теперь я уже не смогу сдерживать себя, Олли. Вуд чувствовал, как горячеют от смущения щёки, но заставил себя ответить честно: — А я не против. *** Около четырех утра, когда солнце забрезжило в окне, Флинт всё-таки согласился его отпустить. Тяжело дыша, Вуд повалился в кровать спиной кверху. Марк осторожно залечивал палочкой укусы на сочных крепких ягодицах профессора и затягивал растраханную задницу, перемежая заклинания бесконечными поцелуями. — Я уже совсем не молод для таких ночных родео, — заворчал-забубнил Вуд, тяжело охая от манипуляций чужой палочки. — Тем не менее, ты отлично держался, — пошло ухмыльнулся Флинт. — Я и не догадывался, что ты такой энтузиаст-наездник. — Заткнись, — смущённо бросил Оливер, пряча красные щёки в подушку. Ложиться спать было бессмысленно, поэтому, тесно прижавшись друг к другу на тесной полуторной кровати, они говорили обо всём на свете. Когда зазвенел колокол, призывая завтракать в Большой зал, Вуд нехотя выбрался из жарких объятий и принялся одеваться. — Скажу Оливии, что на выходных гуляем вместе? — Конечно, — кивнул Флинт, натягивая бельё и штаны. — Постараюсь освободиться пораньше. И вдруг слизеринец вскочил так, будто увидел восставшего Тёмного Лорда. В его глазах всколыхнулись осознание и испуг, он схватил Вуда за руку — слишком сильно, даже не замечая этого — и почти закричал ему в лицо, пытаясь хоть как-то сформулировать мысль: — Олли! Ты… твой дурацкий рецессивный ген — он всё ещё работает? В смысле… Блять, Вуд! Ты можешь залететь снова?! Вуд вдруг с трепетом вспомнил, сколько раз Флинт кончил в него за эту ночь. Мантия выпала из его ослабевших рук. Как же он об этом не подумал… — Я… я не знаю, — сомневаясь, прошептал Оливер. — Никогда не спрашивал медиков. — Если ты забеременеешь, а потом мы опять 12 лет не будем трахаться — я точно тебя убью. Флинт поднял мантию Вуда, натянул её на любовника, туго завязывая воротник. Заставил разуться и надеть ещё одну пару тёплых носков. — Быстро отведёшь уроки, поужинаешь, а вечером пойдем в Мунго. — Угу, — кивнул Вуд, терпеливо ожидая, пока Маркус проверял, не поддувает ли в спину под мантией. — На всякий случай, не ешь жареное. Завяжи шарф перед занятиями. И не летай сегодня, ладно? — напутствовал Флинт. — Да я при всём желании бы не смог… Флинт провожал его взглядом, пока Вуд шёл в сторону Большого зала, внимательно (и немного с гордостью) наблюдая за заплетающимися ногами любовника. Весь день Оливер провел в какой-то прострации, не всегда слыша вопросы студентов. Почти не следил за ходом уроков, забыл дать домашние задания, а к вечеру вообще совсем раскис. Оливия еле сдержалась, чтобы не подойти к преподавательскому столу — всё-таки дождалась Вуда после ужина возле дверей в Большой зал. — Пап, что случилось? Ты чего такой хмурый? С отцом поругались? — Нет, совсем нет, — поспешил уверить Вуд. — Просто… всё ещё не очень хорошо себя чувствую. Пойду загляну в Мунго, заберу зелья от простуды. — У мадам Помфри ведь их полно, — недоверчивыми прищуренными глазами Оливия уставилась на папу. — Да, но мне нужны зелья посильнее. Здесь такие даже профессор Бут не готовит. Девчушка не верила ни слову, но раз папа пытался обмануть, дело было серьезное. Она обреченно выдохнула и сказала: — Ладно, иди. Но пусть отец тебя проводит! — Конечно, детка, мы пойдём вместе. А завтра после ужина обязательно попьем втроем чай с твоим любимым вишнёвым пирогом. —Ладно, пап, но это обещание, — девчушка погрозила пальцем и пошла в сторону общей гостиной. Флинт уже ждал в кабинете, нетерпеливыми шагами отмеряя время. — Как ты? Как себя чувствуешь? — Да всё хорошо. Никаких изменений, но я себя уже накрутил. — Я уже связался с колдомедиком, который тебя тогда принимал. Он ждёт. Они вышли из сверкающего чистотой камина в холле Мунго, и Флинт сразу повёл любовника в сторону знакомого кабинета. — А, Флинт-Вуды! Давно не виделись. Как малышка Оливия? — с улыбкой встретил их доктор Финеас. Его седая бородка всегда смешно расслаивалась на две, когда он улыбался, и Вуду от этой знакомой детали вдруг стало легко и смешно. — Признаться, мистер Флинт, ваш вопрос меня слегка огорошил. Спрашивать, может ли ваш партнёр забеременеть снова после одиннадцати лет отношений? Вы, голубчики, немного поздно спохватились. Раз всё это время не беременели, с чего бы вдруг сейчас снова случиться этому чуду? Любовники быстро переглянулись: всех подробностей их отношений мистеру Финеасу знать точно не надо было. — Мы предохранялись, — быстро нашёлся Флинт. — Но вчера были неосторожны. — А, ну тогда вопрос резонный. Ну, давайте мистер Вуд, наложим диагностические чары. Оливер покорно снял мантию и встал перед доктором в специально очерченный магический круг. Знакомое приятное тепло разлилось по всему телу. — Вряд ли, конечно, мы сегодня увидим результат, — как бы про себя бормотал доктор Финеас, с прищуром вглядываясь в колдомедические экраны, транслирующие диагностику, изредка увеличивая палочкой или моделируя в объёме тёмные и белые области. — Прошёл ведь всего день, так что… О! Поздравляю, мистер Вуд. Вот так чудо! Вы действительно беременны. Совершенно отчётливо вижу оплодотворенную яйцеклетку, прикрепленную к перестроенной матке. Кажется, их даже две, — сильнее прищурился доктор, почти утыкаясь носом в экраны. — Но пока рано говорить. Будем наблюдаться. О чём они говорили с доктором, как прощались с ним и уходили из Мунго, Вуд не помнил. Помнил только уверенную, крепкую руку, поддерживающую за талию. Оливер очнулся от прострации только в кресле у камина — Флинт протягивал ему стакан преступно захваченного с кухни чая с мёдом. — Вуд, ты как? Оливер обреченно кивнул, не понимая суть вопроса. — Не падать духом! — рявкнул вдруг Флинт, и Вуд аж подскочил в кресле, едва не проливая горячий чай. — Плавали, знаем. Прошли в первый раз — и сейчас справимся. Вуд быстро заморгал, возвращаясь в ясное сознание, и вдруг все переживания хлынули из него потоком слов: — Боже, опять говорить родителям! Они ж снова к нам каждый день приходить будут, разве что жить не переедут! — Оливия будет рада, — пожал плечами Флинт, не видя проблем. — Она всегда скучает по бабушке. — А что я скажу МакГонагалл? Я обещал ей быть на должности до того, как Оливия школу окончит. — Вуд, вот это вообще не проблема, полёты любой из выпускников может вести. — А Оливия! Что мы ей скажем? Что в пять лет, когда она требовала братика, мы соврали, сказав, что у нас больше не получится? Маркус закатил глаза, придвинул чашку с чаем прямо к губам Вуда, заставляя выпить — только бы замолчал. — Оливия обрадуется. Скажем, что чудо. Нужно ведь всегда оставлять надежду на чудо. — Я пообещал ей, что завтра мы все вместе попьём чай с вишневым пирогом после ужина. — Вот и будет отличный повод сказать ей радостную новость. Флинт обнял широкими ладонями веснушчатые щеки, заставляя потерянные глаза профессора смотреть прямо на него. — Вуд. Не придумывай проблем. Их нет. В этот раз ты знаешь точно: я люблю тебя, люблю Оливию, люблю нашего ещё не родившегося ребенка. Возможно, ты даже любишь меня. Если согласишься на магический брак, то мы станем обычной семьёй. Всё просто. Никаких сложностей. — Всё просто, — эхом повторил профессор, кажется, находясь мыслями совсем далеко от этого разговора. — И кстати… Я надеюсь, ты услышал самое главное из того, что сказал доктор? — А? — растерянно моргнул Оливер. Довольная усмешка Флинта обожгла ухо лукавым шёпотом: — Заниматься любовью не запрещено. *** Уже после того, как профессор Вуд поймал её утром до завтрака и велел после ужина сразу идти к нему в кабинет, Оливия поняла, что что-то неладно. Папа был спокоен и как-то по-особенному улыбался. Но, наблюдая на разных уроках из окон кабинета трансфигурации и из теплиц, она заметила, что он не садился на метлу. Хотя обычно летал при любой возможности, избегая полётов только тогда, когда был очень сильно удручен. К ужину Оливия уже готова была к дурным вестям. Почему-то ей казалось, что папа скажет, что они с отцом расходятся. В кабинете Вуда на сервированном ученическом столе уже стояли три золотые тарелки с большими порциями пышного вишневого пирога, кубки с соком, большой заварник с чаем и чашки. Когда Флинт поднялся ей навстречу, готовясь поймать дочурку в объятия, Оливия молча прошла мимо и села на свободный стул слева. — Крошка, что случилось? Из-за чего расстроена? — тут же принялся допытываться Маркус. — Пока не знаю. Вы мне скажите. Любовники недоумённо переглянулись и уставились на дочь, безмолвно прося ответа. — Папа не летает на метле, — как будто объясняя нечто простое, цокнула девочка. — Значит, он очень огорчён. Отца не видно и не слышно — значит, вы с папой опять в ссоре. И явно собрались здесь, чтобы сказать мне что-то. Неприятное. — Нет, детка, все не так, — улыбнулся Флинт. — Ну и выдумала же ты. Вся в папу. — Новости есть, — с такой же улыбкой кивнул Вуд. — Но мы надеялись, что они тебе понравятся. — Ну и что скажете? — недоверчиво пробубнила девочка. Оливер взглянул на Маркуса, прося поддержки, и тот ободряюще кивнул. — В общем… Через какое-то время у тебя появится братик или сестрёнка. Оливия было явно ошарашена: кусок пирога, который она отковыряла ложкой, улетел на пол. — Да врёте вы все! — вдруг скрестив руки на груди, возмущенно воскликнула она. — Я уже взрослая, я знаю, что для ребёнка нужно, чтобы взрослые…ну… это… — смешно надутые щёчки стремительно покраснели. — А вы даже целуетесь не по-настоящему! — Откуда ты… — начал было Вуд, но Флинт быстро закрыл ладонью его рот. — Мы целуемся по-настоящему, когда ты действительно не смотришь. Просто папа очень стесняется. — А ещё вы так и не поженились, — недоверчиво добавила девочка. — Вы просто не любите друг друга. — Ещё как любим! — с жаром воскликнул Флинт. — Вот как раз хотели у тебя спросить, на какую дату нам лучше назначить свадьбу? Чтобы ты могла пригласить друзей. Мы ведь очень хотим пожениться как можно скорее, правда, Вуд? — с нажимом спросил Маркус, толкая грифера в бок. Оливер стремительно закивал головой: казалось, он вообще не был готов к таким поворотам в разговоре с дочкой. — А раз вы так любите друг друга, почему ты все время зовёшь папу по фамилии? — хитро прищурившаяся девчушка пошла козырем. — Потому что когда он станет «Флинтом», я уже не смогу его так называть, — сразу же нашёлся Маркус. — Флинт! — возмущенно вставил профессор. — А папе, видишь, тоже не терпится взять мою фамилию, поэтому он постоянно её повторяет: примеряется, — довольно ухмыльнувшись Вуду, добил Флинт. Оливия еще раз пристально поглядела на отца, потом на папу, потом снова на отца… и, кажется, оттаяла. — Так вы точно не врете? — Точно не врём, Олли, — тепло улыбнулся Маркус, открывая объятия для дочери. — Мир? Оливия с радостным визгом кинулась обнимать отцов. Когда страсти поутихли, начали болтать о предстоящей свадьбе, как все устроить и кого позвать. Оливия говорила, что ни за что не поменяет свою двойную фамилию, из-за чего Флинт немного расстроился. Потом придумывали имя будущему члену семьи, куда пристроить вторую детскую, обсуждали планы на рождественские каникулы, а потом Оливия робко попросила доказательства, что они на самом деле умеют целоваться. Вуд краснел и отбрыкивался, но напористый Флинт всё-таки дочку убедил. Когда пришло время отбоя, довольная Флинт-Вуд ускакала в общую гостиную. А суровый Марк утащил увиливающего Вуда на ночь домой, в их двуспальную кровать, которая до этого никогда не использовалась по назначению. Оливеру пришлось долго и упорно отрабатывать за то, что Флинт вывез весь семейный ужин. И хотя Вуд продул по всем фронтам, согласившись на свадьбу и новую фамилию, он совсем не чувствовал себя проигравшим.