Его хороший парень

      Этический кодекс категорически запрещает психологам и психотерапевтам переходить границы профессиональных отношений с клиентами и вступать с ними в романтическую связь. Вадим Шеянов повторял эти слова, как мантру. Пять месяцев повторял. Ежедневно. А накануне визитов Валентина Любавского — симпатичного молодого человека двадцати семи лет и постоянного посетителя частного кабинета психологической помощи «ВАШ шанс» — каждый час, если не чаще. Потому что нельзя влюбляться в клиента! Это грубейшее этическое нарушение, это мешает работе, это наказуемо, в конце концов — лишением членства в Ассоциации профессиональных психологов и психотерапевтов, исключением из реестра практикующих специалистов с обнародованием данной информации на всех ресурсах. Похерить любимое дело и налаженный бизнес ради призрачной надежды на личное счастье? Ни за что! Тем более, что у запавшего в душу клиента уже есть любимый парень.       На этой грустной ноте Вадим закончил сеанс аутотренинга и посмотрел на часы. Через пятнадцать минут придёт Валечка. Глупое сердце радостно толкнулось, предвкушая встречу с предметом мокрых снов влюблённого хозяина, но здравомыслящий мозг тут же нарисовал мрачную картину: господин Любавский подаёт жалобу в этический комитет, Шеянов В.А. исчезает из реестра практиков, профессиональное сообщество публично предаёт его анафеме, а бывший научный руководитель и личный супервизор Артемий Сергеевич Пак разочаровано смотрит в глаза и просит больше не обращаться. Мра-ак.       — Здравствуйте, — Вадим чуть не подпрыгнул в кресле от неожиданности, — а вот и я! — излишне жизнерадостный Валечка танцующей походкой проскользил к удобному диванчику для клиентов.       «И когда успел раздеться? Надо же, не слышал, как он вошёл. Пора к Артемию Сергеевичу, срочно!», — подумал Вадим, отвечая на приветствие. Не забывая доброжелательно улыбаться, оценил состояние любимого клиента, и оно Шеянову не понравилось. Излишне жизнерадостный и взбудораженный Валентин — это огорчённый или рассерженный Валентин. Чем на сей раз?       — Может, по чашечке зелёного чая? — предложил Вадим и, расценив пожатие плечами как согласие, отправился заваривать любимый клиентом молочный улун (специально из Китая заказывал, чтобы побаловать Валечку качественным напитком).       Кухонька была маленькая, но уютная. Несколько лет назад, когда желание открыть свой собственный кабинет психологической помощи и заниматься частной практикой совпало с финансовыми возможностями (спасибо любимой тётушке за наследство), Вадим выкупил однокомнатную квартиру на первом этаже своего дома. Сделал ремонт, приобрёл эргономичную мебель и оформил ИП. С названием не заморачивался. Заглавные буквы собственных инициалов плюс намёк получить то, зачем клиент идёт к психологу, удачно сложились в «ВАШ шанс». И хотя наработать клиентскую базу было не просто, через год кабинет функционировал с полной загрузкой почти без выходных — спасибо «сарафанному радио» и рекомендациям коллег.       Вадим вернулся в кабинет, вручил клиенту чашку с ароматным напитком (тот благодарно кивнул, потянув носом душистый пар) и устроился в кресле.       — Что вас беспокоит, Валентин?       — Да так… — махнул рукой тот, — ничего особенного. С Геркой опять разосрались-расцарапались. У меня такое ощущение, что он меня скоро выживет из моей же квартиры.       — Хм… — Вадим постарался скрыть лёгкое раздражение.       Валентин часто жаловался на своего бойфренда, но в последние месяцы Гера был темой едва ли не каждой беседы. Это вызывало неконтролируемую ревность, вгоняло Шеянова в депрессию и, что кривить душой, мешало работе. Дошло до того, что Вадиму приснился кошмар, в котором Гера (почему-то выглядевший, как манерный мармеладон, что, возможно, так и есть) с ненавистью брызгал слюной: «Пойди и застрелись, психолух, тебе ничего не обломится! Валюша только мой, и всегда моим будет!». А Валентин при этом стоял на коленях и послушно кивал, лобызая наманикюренные пальчики бойфренда. После такого кошмара, действительно, хотелось застрелиться. Хорошо, что в этот день сеанса с Любавским не было, иначе…       Вадим внутренне поёжился, отгоняя неприятные воспоминания.       — Вы так сильно его любите? — вырвалось совсем интимно и, увы, не нейтрально-сопереживательным тоном профессионала.       — Конечно, — удивлённо распахнул глаза Валентин, — Его невозможно не любить, хоть он и сволочь редкостная.       — Может, вы вместе на сеанс придёте? — как глубоко влюблённый человек Шеянов этого искренне не хотел. Но он ведь профессионал и думать должен не о себе.       — Зачем? — ещё больше удивился Любавский, пару секунд подумал и как отрезал: — Нет, исключено.       — А не думали немного пожить раздельно?       — Я вас умоляю! Кто его закидоны вытерпит? — тепло рассмеялся Валентин. — Да и любит он меня. Чувствует, когда мне плохо или больно. Или одиноко, — добавил тихо. Взгляд стал странным, словно изучающим и чего-то ждущим. — Вчера вот накатило ни с того ни с сего. Лежу в кровати, вперившись в потолок — тоска-а-а, всё тлен. Незаметно вырубился, и мне такой хороший сон приснился: как любимый человек меня страстно целует, ласкает до потери сознания, жадно и сладко отсасывает... Проснулся от того, что кончил, и не сразу понял, что это Герочка с урчанием мои яйца нализывает.       Вадим подавился вдохом. Жаркая волна ударила в пах, наполняя кровью крепнущий член. «Ох, как бы я тебе яйца вылизал! Твоему Герочке и не снилось, — со злостью подумал он, положив ногу на ногу, чтобы скрыть возбуждение. — Всего бы вылизал, от макушки до пяток». Интимные откровения любимого человека стали последней каплей. «Хватит, не могу!», — заистерило сердце. «Отпусти его!», — заблажила душа. И в этот миг Шеянов чётко понял, что сеансов больше не будет. Вот сейчас он продышится пару раз на «семь-одиннадцать» и решительно предложит Любавскому поискать другого психолога.       — Что случилось? Я шокировал вас, да? — Вадим с трепетным ужасом наблюдал, как Валентин опускается на колени у его ног («боже, за что?»), проводит ладонями по бёдрам («демоны ада, как же горячо!») и виновато заглядывает в глаза. — Вы не думайте, я не зоофил какой-нибудь, просто у меня кот... У него характер, как у человека, честно.       Кот? КОТ? Никогда за свою тридцатилетнюю жизнь Вадим не испытывал столько эмоций сразу — словно сунули в кипяток, окатили ледяной водой, завернули в душистое полотенце, смачно поцеловали — и всё это за пару секунд.       — А почему Гера? — только и смог выдавить он.        — Так Герка по родословной Герардион четырнадцатый и хрен знает, кто ещё — язык сломаешь. Вот и сократил. Здоровый лось — мейнкун.       И всё равно, что-то не укладывалось в голове Шеянова.       — А как же «он обожает оливки, душу за них продаст»? Или «мы матч смотрели под пиво и чипсы» и «любит в моей футболке рассекать»?       — Так обожает, смотрели и оба жрали чипсы, лакая пиво! — всплеснул руками Валентин, — Только кот из блюдца, а я из банки. Гера, действительно, любит просунуть свою башку через рукав в ворот футболки и рассекать в ней, волоча, как шлейф. И вредный, сука, кого хошь достанет. А не нравится что-нибудь, разбежится, подпрыгнет и лапой — по лицу ка-ак даст! Хочешь, я вас познакомлю? Эм-м... не в смысле, чтобы по морде получить.       Шеянов заржал, сгибаясь пополам, и поймал себя на мысли, что хочет завалить Валю на пол и зацеловать насмерть. Напряжение лопнуло, как мыльный пузырь, оставляя вместо себя восхитительную лёгкость. Оставалось одна проблема: что делать со своими чувствами? Это сейчас понимание, что у Любавского нет бойфренда (сам же сказал про одиночество) вызвало эйфорию, но как только она поутихнет, вопрос недопустимой влюблённости в клиента опять встанет ребром. «Да и фиг с ним, подумаю об этом завтра», — отмахнулся Вадим, не желая портить себе прекрасный момент. А через мгновенье момент стал ещё более прекрасным.       Валентин осторожно присел на колени Шеянову и медленно наклонился к его лицу.       — Дурак ты, господин психолог. Я же влюбился в тебя. Намекаю, намекаю, а ты как чурбан — не понима-аешь. Герка и то сообразительнее тебя.       Голос Валентина сделался певучим, мурлыкающим, словно кот Баюн зубы заговаривал перед тем, как сожрать. Ловкие руки быстро пробежались по пуговицам рубашки и принялись изучать доступное тело, а губы — лицо.       Вадим был настолько ошарашен, что не сразу вышел из ступора. Только когда почувствовал, как о член трётся желанная задница и брюки в паху стали малы размера на три, испуганно дёрнулся назад.       — Нет! Нет. Нам нельзя. Ты — клиент. Меня накажут.       — Ну мы же в России, — по-кошачьи прокрадываясь рукой за пояс брюк, замурлыкал Валентин, — у нас в стране если нельзя, но очень хочется, то можно. А если будешь сопротивляться, то накажу тебя я. Прямо здесь, в кабинете. Раза два.       Ну и как такому сопротивляться? Вадим и не стал, решив: будь, что будет.       Через месяц он всё же напросился на внеочередную супервизию к Артемию Сергеевичу и выложил ему всё, как на духу. Профессор глубоко задумался, потом долго изучал своего ученика пронизывающим взглядом.       — Знаешь, Вадим, — наконец заговорил он, — я обязан тебе сказать, что эта связь с клиентом… то, что ты пошёл на поводу своих желаний и чувств, говорит о недостаточной личностной и профессиональной подготовке. Я обязан сказать: ты или уходишь из профессии, или передаешь клиента другому специалисту пока не разберёшься со своими внутренними конфликтами. Обязан сказать, понимаешь? Но не буду, — Артемий Сергеевич, тяжело вздохнул и чуть подался к Вадиму, с теплотой заглядывая в глаза. — Я просто хотел тебя попросить...       В душе совсем поникшего и разбитого Шеянова вспыхнула надежда.       — Вы никуда не сообщите и никому не расскажете?       — Мальчик мой, — добродушно засмеялся профессор, — психолог тоже человек и может влюбиться. И если это не блажь, а настоящее сильное чувство, то кто я такой, чтобы ломать тебе жизнь? Тем более, я прекрасно знаю, как непросто найти родственную душу. Особенно людям с твоей ориентацией. Но! — тон Артемия Сергеевича стал серьёзным, — очень тебя прошу быть максимально осторожным.       Шеянов вылетел из коттеджного домика профессора, как на крыльях. Как же хорошо! Словно камень с души свалился. К машине Валентина (который категорически отказался оставаться дома, привёз и пообещал ждать сколько угодно, как верная жена) скакал вприпрыжку. Не успел захлопнуть переднюю дверь, услышал взволнованный голос любимого:       — Ну как? Что теперь будет?       — Ни-че-го! Представляешь? — радостно накинулся на Валентина Вадим, а потом опомнился. — Ой! Профессор нам сказал быть предельно осторожными. Хотя бы год. Иначе…       — Понял, не дурак. Шифруемся по полной, — серьёзно кивнул Любавский, порылся в бардачке и нацепил на нос большие солнцезащитные очки. Посмотрев на себя в зеркало заднего вида, удовлетворённо кивнул и заговорил рубленными фразами, серьёзный, как солдат на воинской присяге. — Значит так. Пока вы там «бла-бла», я забронировал путёвки в Амстердам. Вечером выкуплю. Вылет тринадцатого февраля, обратно — восемнадцатого. Четырнадцатого женимся. За Геркой присмотрит подруга. Поживёт у меня пять дней. Она же для прикрытия — моя невеста. Приедем, познакомлю. Её подруга будет твоей невестой. Для прикрытия! — рявкнул, услышав сдавленный хмык Вадима.       А тот еле сдерживал смех. Ну разве можно не влюбиться в это чудо? Всё продумал-предусмотрел, даже фиктивных невест подыскал — конспиратор. «Да-а, о таком счастье я и мечтать не мог», — восторженно вздохнул Шеянов, пожирая любимого глазами. Зубы сводило, так хотелось его поцеловать — не целомудренно, а от души оттрахать языком. Впрочем, что мешает? Ничего. С удивлением осознав это, Вадим коршуном налетел на ошарашенного напором бойфренда.       — Эй! Ты чего? — стал уворачиваться тот, — Предельная осторожность! Забыл?       — Если очень хочется, то можно, — не сдавал позиции Вадим, — тем более, мне.       — Это ещё почему?       — Потому что я везунчик. Самого святого Валентина захомутал, — прошептал Шеянов в желанные губы и, наконец, впился в них яростным поцелуем.