Шрамы Нила Джостена

      Шрамы Нила — рассказ его жизни. Каждый из множества имеет свою отдельную историю. Все они однотипные, но по-своему запечатлелись в его памяти. Каждый шрам имеет свое прошлое, имеет свое место. И каждый из них Эндрю изучил вдоль и поперёк. Изучил их происхождение, изучил местонахождение, размер, длину и форму. Он с лёгкостью мог воспроизвести в своем уме тело Нила, каждый сантиметр, каждую детальку и он не ошибется ни на один изгиб или шрамик.       За все время ощущать грубые полоски под своими пальцами стало так привычно. Так правильно. Так же по-родному, как играться с рыжей шевелюрой или класть ладонь, слегка надавливая, Нилу на затылок. Хотя, несмотря на все, каждый раз, снова и снова, он с былым интересом и трепетом скользил по ним своим цепким взглядом. Эндрю, естественно, никому и никогда не признался бы в этом. И естественно, Нил об этом, самодовольно ухмыляясь, знал.       Поэтому сейчас Миньярд стягивает с Нила свою толстовку, что великий мученик стащил у него, и кладёт свои руки тому на плечи, начиная детальное изучение. Подушечки его пальцев скользят от основания шеи, где начинается сетка суровых следов, подаренных жизнью, поглаживают рваный шрам от пули, что попала в самый край бронежилета, чуть ниже ключицы. Переходят к правому плечу, где красуется почти идеальный след от утюга. Нил говорил, что это — последствие злости Натана Веснински. Для Эндрю же это — повод ненавидеть Мясника еще больше. От левого плеча тянулось белое пятно. О нем Миньярд тоже знает. Рыжий придурок выпрыгнул из машины на полном ходу, стесав об асфальт весь свой бок. Далее идет сетка шрамов, маленьких и больших, глубоких и поверхностных, полученных как в бегах, так и в Балтиморе.       Ладонь располагается на животе Нила, ощущает вязь полосок на коже. Пальцы тянутся к кистям Джостена, стягивают чёрные повязки с его рук, открывая обзор на новые места своего очередного изучения. От кистей по предплечьям, к локтям. С одной стороны на другую, не упуская ни единой тоненькой светлой линии. Укладывая руки на плечи, он заканчивает свой путь по торсу рыжего, вернувшись к исходной точке. Тогда внимание переключается на лицо. К полосками на щеке. Он аккуратно проводит по ним под взглядом холодно-голубых глаз. После почти невесомо касается зажившего ожога от автомобильного прикуривателя, где раньше красовалась идиотская татуировка.       Все эти шрамы — неотъемлемая часть Нила Абрама Джостена. И, хотя он не сильно-то их боготворит, без них его образ неполный. Они и некоторые другие вещи разделяют Нила и фальшивые его двадцать две личности. Не Алекс, не Стефан и не Крис. И уж тем более не Натаниэль. Нил. Нил Абрам Джостен. Нападающий сборной государственного университета Пальметто. Рыжая язва, дерзко и нагло объявившаяся в жизни Эндрю Миньярда и не собирающаяся уходить. А кто его, беглеца-то, отпустит?       Изучая открытую ему картину руками, блондин внезапно понимает что ему этого катастрофически мало. Мало, мало, мало. И, прежде чем он успевает вернуть себе рассудок, делает единственное, что он мог придумать. Он касается шрамов губами.       Свыше раздаётся тихий, бархатный смех.        — И кто из нас еще фетишист, Дрю?       Раздражённо зыркнув, проклиная эту совершенную глупость, потешившую самолюбие Джостена, он больно щипает рыжего за бок, вызвав шипение в ответ.        — Ай, Эндрю, пощади!       Он поднимается, глядя прямо в по-идиотски прекрасные глаза рыжего, и выпаливает:        — Сто тридцать три процента.       Эндрю ненавидит хреновы шрамы Нила Джостена. Так же, как ненавидит это:        — «да или нет?»       …ведь он никогда не сможет ему отказать. Он может только прошептать неизменное «да» и впиться в потрясающие джостенские губы.