Осим хаим, Кривицкий

Как только дверца автомобиля захлопнулась, а Геннадий бросил свою последнюю фразу, Ирина обреченно взмахнула рукой, подобно королеве, оставшейся без трона… Она развернулась, поднимаясь вверх по узкой улочке. Наручные часы уверяли, что Анатолий вот-вот подъедет и заберёт её. Впереди многочасовой рабочий день. Взаимоотношения с чиновником складывались напряжёнными, что неизменно действовало на нервы. Переступая порог НИИ, Ирина чувствовала, как дрожат ноги. Чувствовала, как пустота в душе становится чертовски большой, всепоглощающей… Что оставил после себя Кривицкий? Раздрай, сумятицу, и всё ту же пустоту. Что осталось при Павловой? Сомнительная связь с Анатолием, который всё так же таил обиду, вымещал негатив на Ирине, не чувствуя никакой вины. Его боль об утрате единственного сына всё так же главенствовала, вымещая всё хорошее на задний план. В отчаянии созваниваясь с другими влиятельными людьми, предлагая взятки, снова ставя на кон всё, что есть, Ирина рисковала, стараясь выкарабкаться, выжить. Получив лишь синяки и ссадины от любимого мужчины, вместо столь желанной и ожидаемой поддержки, Ирина закрылась в собственном кабинете. Темнота. Чтобы не видеть ничего, напрасно пытаясь спрятать разруху в отделении, в собственной жизни. Тишина. Доверяясь потоку сознания, она не слышит даже суматошной беготни коллег за дверью. Пустота. Которая уютно устроилась в глубине души, едва только любимый человек навсегда уехал от неё в другую страну. Слёзы подступили комом к горлу, застревая, так и не вырываясь наружу. Павлова медленно встаёт с диванчика, усаживается за рабочий стол. Выдвигает ящичек, достаёт чистый лист. Гелевая ручка несмело касается белоснежного холста, на который предстоит выплеснуть всю свою боль… Надеюсь, что ты прекрасно долетел и уже вернулся на родину. Мне хочется верить, что во всём, что произошло с нами за последнее время, ты не винишь себя. Ты просто стал частью коварного плана этого никчемного урода из минздрава. И уж тем более тебе не стоит терзать себя тем, что ты не создан для руководства нашим отделением. Прости, что я так часто шпыняла тебя, во мне говорит обида. На самом деле… Кривицкий, я очень во многом перед тобой виновата. У нас было слишком мало времени, чтобы попытаться ещё раз полюбить… Видимо правильно говорят, в одну реку нельзя войти дважды. В конце концов, были ведь и хорошие моменты? Мы нашли сердце для трансплантации, выиграли это сражение со смертью. Надеюсь, что ты будешь беречь себя, но с вашей израильской чудо-медициной… Спасибо за то, что не бросил меня в сугробе. Можно было бесконечно храбриться, делать вид, что мне всё равно на твою заботу, но это не так. Мы оба это понимали. Теперь мы квиты, счёт сравнялся. Всё как-то глупо оборвалось, так толком и не начавшись. Теперь, когда ты за тысячи километров от Москвы, можно признаться… Я тебя полюбила, как ты и просил. Осим хаим, Кривицкий. Спасибо за всё. Твоя Егорова. Чернила кое-где расплылись, превращаясь в дымку. Слёзы окропляли лист. Ирина отложила ручку в сторону, согнула листок пополам. Вновь раскрыла пасть одного из ящиков стола, вынула конверт и уложила туда послание. Блондинка прекрасно понимала, что не сможет отправить письма любимому человеку, ведь адреса она не знает. Она просто не осмелится тревожить его зря своими переживаниями, которые отныне не нужны никому. Набрав привычный номер, Павлова прислушалась. Пару гудков сменились женским голосом, уверявшим, что абонент находится вне зоны действия сети. Отложив телефон в сторону, она всё так же сжимает конверт. Эмоции, так долго копившиеся, наконец-то вырываются наружу, захлёстывая, овладевая нутром. Пустота, образовавшаяся в душе после расставания с любимым человеком, сдавливает грудную клетку. И эта пустота теперь навсегда останется рядом, будет ходить тенью и вряд ли когда-нибудь покинет Ирину, в отличии от самого родного человека…